ВЯТКА: золото и алмазы, подземные ходы и клады, предания и легенды

Нашедший клад человек проявил высокую гражданскую сознательность, сделав всё, что в его силах, чтобы найденный им клад полностью попал в руки государства. Фамилия его Угрюмов, звать Вячеслав Михайлович.

– В тот вечер я вышел во двор погулять со своим Димкой. Ему скоро четыре года. Он стал бегать около канавы, прокопанной у нас во дворе, – там собирались кабель прокладывать. Потом начал в отвал земли камешки бросать. Я проследил взглядом – чисто автоматически – вижу: что-то блеснуло. Заинтересовался, подошёл, глядь, золотая монета! Тогда я спрыгнул в канаву, а там глубина-то мне по пояс будет, ещё поглядел, покопал. И увидел все монеты. Они лежали комком, кое-как стянутые остатками проржавевшей жестянки. Прокричал жене, чтобы по телефону милицию вызвала. И пока не приехали, так и стоял с полными горстями золота. Ну, правда приехали моментально. Так что честь открытия со мной по праву сын делит.

Находку комментирует главный хранитель фондов областного краеведческого музея В.Ф. Пономарёв:

– Подобных ценностей на Вятской земле ещё не находили. Были, конечно, клады – серебряная посуда в речном берегу или 22 килограмма серебряных монет на улице Халтурина в областном центре. Однако такого… Как попал клад в землю? Трудно сказать. Но в том районе некогда купцы жили, район старинный, может, от них. А сколько же стоит клад? Пока точно невозможно сказать. В райотделе прикинули ориентировочно – выходит, около сорока тысяч рублей. (По тому времени – это 10 новых «Жигулей»). Сейчас клад перешёл в собственность законного владельца – Советского государства»[71 - «Кировская правда», № 119, 23 мая 1981 г. «Хранила старая жестянка». В. Шишкин.].

Вот что писала в очередной раз об этой же находке, но уже семь месяцев спустя местная пресса: «История эта стремительно облетела весь город. Факт сам по себе уникальный: найден клад золотых монет.

Соседи, друзья, родственники, знакомые поздравляли с находкой 36-летнего Вячеслава Угрюмова и его четырёхлетнего сына Диму, благодаря которому, собственно, и был обнаружен клад. Дима кидал камни. Отец наблюдал. Сверкнула монета. Подняв её, прочёл: золотник 10 рублей, а на ободке 39,5 грамма золота. Николаевская денежка 1904 года. Спустился в траншею, там жестяная банка. Попытался её взять в руки, и словно луч солнца брызнул на землю из старой жестянки, сверкая и звеня, посыпались золотые монеты. Они летели в подставленные пригоршни, которые, как стало ясно, способны были вместить лишь незначительную часть монет, остальные летели к ногам Угрюмова, раскатываясь по траншее. Клад! Надо звонить! Не уйдёшь!.. Сына послать – мал. Случайно в это время из дома вышла жена Угрюмова. Крикнул ей: звони в милицию, я клад нашёл.

В тот вечер первоклассник Рудик Пазинич пришёл домой поздно – заигрался с двоюродным братом Костей во дворе Костиного дома. Он был наказан родителями, и чтобы избежать более сурового наказания, у него созрел план оправдания.

Рудик рассказал про клад золотых монет, который ОН обнаружил во дворе Костиного дома и из-за которого он, дескать, опоздал домой.

– Ну а как же Угрюмов? – спросил отец Рудика спустя несколько дней, узнав из газет фамилию человека, нашедшего клад.– Как получилось, что монеты оказались у него, если клад нашёл ты?

– Он у меня их отобрал, – тут же очень уверенно ответил Рудик.

Вот отрывки письма, полученного редакцией в начале лета: «…многие утверждают, что нашёл монеты мальчик, который живёт не на этой улице, даже не в этом доме. Эти монеты нашёл мой сын Пазинич Рудик… Когда он их нашёл, побегал по двору с горстями монет и стрелял ими по мишеням, не зная, что это за монеты. Да он рассказывал, что потом подошёл дядя (по-видимому, тов. Угрюмов) и забрал у него монеты… Мне интересно знать, спрашивала ли милиция жильцов этого дома, как были найдены монеты, или всё записано только со слов тов. Угрюмова? А сын у меня до сих пор утверждает, что это он нашёл монеты».

Мы посоветовали матери Рудика, если она не согласна с действиями милиции, обратиться в вышестоящие административные органы. Так родилось заявление в суд, а вслед за ним и гражданское дело № 2-1442 в Ленинском райсуде.

Вот некоторые выдержки по этому делу в суде:

Судья: Скажи, кто у тебя отобрал монеты?

Рудик: Мальчики, одного знаю, другого нет.

Судья: А дядя? Какой-нибудь дядя отбирал у тебя монеты?

Рудик: Нет, дядя не отбирал.

– Аля, звони в милицию. Я клад нашёл. Эти громко прозвучавшие слова Угрюмова с интересом были восприняты играющей детворой. Первым из любопытствующих возле траншеи оказался светловолосый вихрастый паренёк, его Угрюмов раньше во дворе никогда не встречал. Паренёк спрыгнул в траншею, усыпанную монетами, схватил несколько штук и пустился бежать.

– Мальчик, вернись! Вернись, говорю, – крикнул ему в след Угрюмов, скованный своим необычным положением, но тот всё бежал и через секунду скрылся в подъезде.

– Что это за мальчик? Где он живёт? – спросил Угрюмов у ребят.

– Это Рудик, Кости Старикова брат, – ответил кто-то из них.

– Сбегайте, позовите его – пусть вернёт деньги. Скоро приедут из милиции…

Сейчас трудно в точности восстановить, отбирали мальчики у Рудика монеты или сам он вынес их (показания в суде были противоречивыми), но когда во дворе появились люди в милицейской форме, деньги уже были возвращены.

На суде:

Вагин: Я дежурил в РОВД. Звонок, жена Угрюмова. Во дворе по ул. К. Либкнехта, 153 найден клад! Мы с капитаном О.Я. Чернышёвым решили идти пешком – это было недалеко. Во дворе увидели столпотворение. В центре толпы стоял мужчина с полными пригоршнями монет. Мы спросили: «Кто нашёл клад?» Все сказали, что нашёл его Угрюмов. Мы переспросили несколько раз: «Товарищи! Никто из стоящих здесь не претендует на право открытия клада?» –

«Нет, никто!» – слышали в ответ, и тогда, собрав деньги, мы пошли вместе с понятыми в квартиру Угрюмова и составили акт о находке.

Суд отказал Л.Г. Пазиничу признать его сына Рудика лицом, нашедшим клад. В Ленинский райотдел милиции с заявлениями признать право на открытие клада обратились ещё 18 человек. Даже экскаваторщик, который прокладывал когда-то во дворе траншею, доказывал: «Не прокопай я канаву…». Все они, даже косвенно участвовавшие в открытии клада, рассчитывали на денежное вознаграждение. Но меньше всего думал о вознаграждении человек, до единой монеты сдавший клад государству»[72 - «Кировская правда», № 233, 22 декабря 1981 г. «Подарок ли судьбы». В. Смирнов.].

Этот клад в реестре найденных кладов на территории СССР, по оценке 1981 года, находился на первом месте. Абсолютно точно доказано, что право первооткрывателя клада принадлежит Угрюмову, это подтверждено и народным судом – самым гуманным судом в мире. Получил ли Угрюмов хоть какое-нибудь, пусть даже мизерное, вознаграждение?

Ответ я знаю, но не скажу – не хочется вас расстраивать.

4. Предания, легенды и летописи

4.1. Если б наши предки не были так свободолюбивы, то Вятки бы им не основать

Народные сказания, рассказы очевидцев и даже погодные записи жития легли в основу первых летописей. Первый вопрос, который задавал себе летописец, был вопрос о начале Руси, о возникновении Русского государства. Только древние летописи могут рассказать нам об истории освоения земли Вятской. «Новгородская колония, поселившаяся на берегах Вятки, осталась забытая в своих дремучих лесах и образовала свой быт – смесь быта древнего с влиянием местности. Наречие вятских крестьян удивительным образом напоминало язык старинных рукописей»[73 - «Вятские губернские ведомости», № 1, 1838 г.].

В кратком очерке истории Вятского края, в котором за основу взята статья Костомарова «Северно-русские народоправства», а также использованы и другие исторические материалы, показаны важные вехи основания земли нашей:

«Начало этой колонии летописец Вятской земли относит к 1174 году, говорит, что жители новгородские отправились в путь самовольно – отделились от Великого Новгорода. Потому эта колония и не признавала Новгорода, несколько раз являлась враждебною Новгороду, никогда не бывала с ним во взаимодействии и испытывала против себя, по сказанию той же местной летописи, злобу своей митрополии. Говорили, будто новгородцы отправлялись на войну и оставляли дома своих жён с рабами. Во время их семилетнего отсутствия рабы воспользовались правами мужей и прижили с новгородскими жёнами детей. Опасаясь мщения мужей, жёны бежали из Новгорода со своими любовниками и незаконными детьми; эти-то беглецы будто бы основали Вятку.

По известию упомянутого летописца, колонисты поплыли на судах по Волге, дошли до Камы, там поставили городок и намеревались здесь остановиться. Но тут услышали они, что далее на востоке живут вотяки в земле привольной, богатой и укрытой лесами. На Каме жить было небезопасно, поэтому часть колонистов осталась в новопостроенном городке, другая отправилась далее по Каме. Они вошли в реку Чепцу и начали жечь и разорять вотяцкие жилища, укреплённые земляными валами. По реке Чепце новгородцы вошли в реку Вятку и, проплыв по ней пять вёрст, увидели на высокой горе Болванский городок. Взять его было трудно. После нескольких напрасных усилий новгородцы положили себе зарок: не пить, не есть, пока не завоюют городка. Случился день Бориса и Глеба, новгородцы стали призывать на помощь этих святых. Святые помогли им. Они взяли Болванский городок, множество вотяков было побито, остальные разбежались. Русские построили здесь церковь Бориса и Глеба и назвали городок Никулицын (ныне село Никульчино).

Те, которые остались прежде на Каме, узнали, что их братья нашли себе лучше приют, поплыли по Каме, а потом по реке Вятке. Они напали на черемисский городок Кокшаров. Услышав, что святые Борис и Глеб помогли их соотечественникам при взятии Болванского городка, стали и они призывать этих святых. Им также помогли святые Борис и Глеб. В угоду русским напустили они на черемис видение. Тем представилось, будто на них нападает многочисленное войско; тогда одни из них пустились в рассыпную, а другие без боя отворили победителям ворота. Завоевав Кокшаров, новгородцы переименовали его в Котельнич и послали партии разведывать: нельзя ли чего ещё завоевать. Между тем и те, что утвердились в Болванском городке, послали партии на разведку: какие есть подале земли; хотелось им найти удобное место, где бы построить ещё город. При устье реки Хлыновицы, на высокой горе, место им понравилось, и они заложили город, и назвали его Хлынов – это нынешняя Вятка. В предании говорится, будто река Хлыновица названа так новгородцами оттого, что они на этом месте услышали крик диких птиц: хлы! хлы!

Вид кремля г. Хлынова, изображённого на фресках Успенского собора Трифонова монастыря

Основание Хлынова не обошлось без чудес. Когда новгородцы стали строить город, то увидали деревья, чудодейственно приготовленные невидимою силою и приплывшие к месту построения города. Состроив детинец, новопоселенцы поставили в нём церковь Воздвижения Честного Креста. Этот городок с северо-запада и юга опоясан был глубоким рвом, а с востока защищался крутым берегом и рекою Вяткою; вместо городской стены служили жилища, плотно поставленные одно близ другого задними стенами на внешнюю сторону. Место было удобное; такой крепости было на первый раз достаточно против туземцев. В середине городка вырыли колодец, поставили земскую избу для управления и винокурню. Так основался Хлынов. Жители его прозвались вятчане, по имени реки, носившей туземное название Вятки, и вся земля, занятая новопоселенцами, названа была Вятской землёю.

Черемисы препятствовали расселению русских. Однажды толпа поселенцев, хотевших основаться на землях нынешнего Яранского уезда, подверглась их нападению. Русские бежали от них и в бегстве покинули образ Николая Чудотворца. Много времени спустя после этого события, в 1383 году, какой-то поселянин зачинал поселение близ той горы, где покинут был образ и выбрал себе место для усадьбы на берегу ручья. Однажды отправился он в лес за деревом и увидел свет: он окружал образ, по этому признаку поселянин нашёл образ и поставил у себя в новоотстроенной избе. Около него стали селиться другие; заводилось и умножалось поселение. Тогда образ оказался целебным и чудотворным, и в избу поселянина стали стекаться богомольцы. Весть об этом дошла до хлыновского духовенства: оно стало помышлять, как бы приобрести такое сокровище для города. Жители деревни долго ни за что не уступали образа; едва городские жители упросили их уладить дело так, чтобы из Хлынова каждогодно совершать крестный ход в эту деревню и приносить туда образ. Таким образом установлен был каждогодный ход в эту деревню, построенную на берегу реки Великой (ныне село Великорецкое)»[74 - «Столетие Вятской губернии», 1880 г., том 1, с. 51, А. Андриевский.].

Список иконы святителю Николаю Чудотворцу (XVII в.), хранится в Серафимовском храме г. Вятка

Хотелось бы отвлечься от летописного повествования и немного рассказать о дальнейшей судьбе самой главной реликвии края Вятского. Икона Николая Великорецкого всегда помогала и спасала как саму Вятскую землю, так и её жителей. После множества чудотворных явлений и исцелений святою иконою молва о чудесах божественных в лике Николы пошла по всему Русскому государству и дошла до Москвы. Нельзя было ослушаться воли царя Ивана Грозного, пожелавшего увидеть святой образ. Поэтому в 1555 году образ Спасителя Николая Великорецкого был доставлен в Москву, где ему была устроена пышная, воистину царская и всенародная встреча. С вятской святыни была списана точная копия митрополитом Макарием, а подлинный образ по царской милости был украшен золотом и серебром с позолотою и осыпан драгоценными камнями из казны государевой и через год отправлен из Москвы обратно в Вятскую землю. В 1555–1560 годах в Москве на Красной площади был построен Покровский собор. Храм был возведён как памятник победы над Казанским ханством, в честь освобождения Руси от иноземного порабощения. Собор был самым высоким зданием в Москве до начала ХVII века и был окрещён народом собором Василия Блаженного. Главный храм собора, по замыслу зодчих Барма и Посника, был окружён восьмью храмами. Семь из них были посвящены святым, на чьи даты приходились победы русского войска в походе на Казань. Лишь единственный, восьмой храм собора, был возведён индивидуально в честь единственного образа святого Николы «от вятских сёл Великоречья», где и была установлена точная копия вятской иконы. Было и второе посещение священной иконой города Москвы – в 1614 году, уже по велению императора Михаила Фёдоровича. После чего святой чудотворный образ был дополнительно украшен жемчугами и препровождён обратно в Хлынов, где должен был храниться вечно в Кафедральном соборе вместе с большим списком исцелённых и «Повестью о явлении чудотворного образа». Но в советский период исчез с вятской земли как сам Кафедральный собор, так и главная наша святыня.

Собор Василия Блаженного. На переднем плане придел Николы Великорецкого

«Вятка – одна из всех русских земель управлялась без князей; одна сохранила чистое народоправство и не нуждалась в княжеской власти. Природа помогала ей защищаться и от митрополии, и от князей; трудно было провести к ней войско сквозь непроходимые леса; одним вятчанам были известны пути в своём отечестве. Зато и вятчане не сидели в покое. Там больше, чем где-нибудь, было распространено ушкуйничество. В Вятке был гостеприимный приют удальцам; там происходили сборы на удалые выправы. Плавая на судах по Каме и Волге, вятчане грабили гостей бесерменских[75 - Потомки волжско-камских болгар.] и нападали на татарские жилища. За это-то в отмщение в 1391 году по повелению хана Тохтамыша татарский царевич Бекбут напал с ордою на Вятку; много было побитых, много в плен захвачено. Вечные враги Новгорода вятчане помогали великим князьям против него: так, в 1417 году вместе с новгородскими беглецами и изменниками они опустошали Двинскую землю. С Устюгом они жили во вражде; в 1436 и 1438 годах они разорили Устюг, сожгли город Гледень, разогнали жителей по лесам. Когда уже московское самовластие начало и до них добираться, они упрямо оборонялись против него. Василий[76 - Василий II – великий князь московский. Ограничил самостоятельность Новгорода. Ослеплен князем Дмитрием Шемякой в 1446 году, получив прозвище Темный.] отправил войско на Вятку в 1456 году под предводительством князей Ряполовского и Горбатого; но они, дошедши до самого Хлынова, ничего не сделали: вятчане подкупили их посулами. На следующий год отправлено снова войско под главным начальством князя Патрикеева. На этот раз москвичи взяли два вятских города: Орлов и Котельнич. Вятка покорилась и признала над собой власть великого князя. Но это признание было только на словах. Она продолжала управлять сама собою»[77 - «Столетие Вятской губернии», 1880 г., том 1, с. 51, А. Андриевский.].

«Вятка не хотела повиноваться Москве»[78 - «Великие и удельные князья Северной Руси», С.-Петербург, 1889 г., с. 242.]. «В 1468 году вятчане заключили союз с казанским царём Ибрагимом и не хотели помогать москвичам идти против татар. Они то отговаривались, что царь казанский обязал их не стоять ни за кого, то не отвечали на приглашения. Видно было, что Москва внушала им такую ненависть, что они не поддавались искушению воевать против своих непримиримых врагов – татар, которые издавна грабили и разоряли их, где только могли.

В 1471 году они пошли за великого князя против других своих врагов и братьев новгородцев, их ополчение воевало против двинян. В том же году другое ополчение совершило блистательный ушкуйский набег на понизовья Волги, оно напало врасплох на Сарай, взяло и ограбило его. Татары спохватились, пустились по Волге вперёд, чтобы загородить им путь: вся Волга была перенята их судами, но вятчане пробились сквозь них. Хотели было перенять их под Казанью, но и там пробились они и благополучно ушли в свою землю с добычею.

Участвуя в поражении Новгорода, Вятка приготовила гибель и себе. Новгород пал, а Вятка напрасно думала остаться со своей независимостью, со своим народоправством и со своей вольницею. По давнишней вражде своей к Устюгу вятчане в 1486 году пошли воевать в этот город; ограбили три Устюжские волости, а потом поплыли под городок устюжский Осиновец; но тут ушли от них воеводы, и они обратились назад. Эти самовольные походы дали право московскому государю укорять их в разбойничестве. Когда потом войска великого князя отправились в поход против казанцев, вятчане решительно объявили себя независимыми и прогнали великого наместника, к ним посланного. Иван Васильевич[79 - Иван III Васильевич – великий князь московский. Он укрепил ядро Российского государства, присоединил Ярославль, Новгород, Тверь, Вятку, Пермь и др. При нем было свергнуто монголо-татарское иго.], верный своей политике – казаться правым – приказал митрополиту Геронтию написать к ним увещательные послания. Таких посланий дошло до нас два: одно – к вятчанам всем вообще, другое – к Вятскому духовенству. Митрополит укорял, что их духовные дети, вятчане, не соблюдают церковных правил о браках, женятся, будучи в родстве и сватовстве, иные совокупляются четвёртым, пятым, шестым, седьмым браком.

Эти послания, как и следовало ожидать, не имели успеха. Великий князь послал на Вятку рать под предводительством Шестакова-Кутузова. Но этот воевода поладил с вятчанами. Они как-то оправдали себя, и он воротился, не сделав им зла. Иван Васильевич двинул на них в 1489 году другое сильное войско под главным предводительством князя Данилы Щени и Григория Морозова; с ними пошли тверичи, вологжане, устюжане, двиняне, вожане, каргопольцы, белозёрцы, жители берегов Выми и Сысолы. Иван умышленно составил это ополчение преимущественно из северных соседей вятчан, которые были их давними врагами, терпели от них много раз набеги и разорения и теперь с охотою шли отмщать своим извечным недругам. Даже татар казанских послал Московский государь на Вятскую землю – мстить за свою старую злобу. Войско было, по сказанию архангельского летописца, шестьдесят четыре тысячи; эта страшная сила прошла опустошительной грозою по Вятской земле и 16 августа явилась под Хлыновым. Вятчане, так смело презиравшие могущество Московского государя, решаясь не покоряться тому, кто уже подчинил себе Новгород, конечно, не ожидали, чтобы столько гостей явилось у них под стенами. Сопротивляться было невозможно. Они выслали воеводам подарки с Исупом Глазатым, это средство раньше удавалось, но теперь воеводы подарки приняли, а вятчанам дали отсрочку только до другого дня. На другой день вышли из города большие люди, поклонились воеводам и сказали: «Покоряемся на всей воле великого князя и дань даём и службу». Воеводы отвечали: «Целуйте крест за великого князя и выдайте ваших изменников и крамольников: Ивана Оникиева, Пахомия Лазорева да Палку Богодайщикова». Вятчане сказали на это: «Дайте нам сроку до завтра». – «Даём», – отвечали воеводы и отпустили их. Вятчане поняли, что от них не удовольствуются ни данью, ни службою; задаться за великого князя, целовать крест за него – значило лишиться своей воли, своего народоправления, своих вековых обычаев. Вместо того, чтобы явиться на второй день и дать ответ, прошло два дня, воеводы терпели, наконец, на третий день вятчане дали отказ. Тогда воеводы приказали каждому пятидесятку ратников тащить две сажени плетня и приставить к стенам, а другим приказали нести солому и бересту. Вскарабкавшись на плетни, они бросали через стены огненные приметы. Тогда вятчане отворили ворота, ударили челом и выдали троих требуемых защитников»[80 - «Столетие Вятской губернии», 1880 г., А. Андриевский.].

Когда Вятка покорилась Москве, то наиболее непокорных, воинственно настроенных вятчан увезли в Москву, чтобы всё время держать под надзором. В одной старинной рукописи сохранились любопытные сведения о поселении их в Московской слободе.

«Вятку покорили, и вскоре после того заселили под Москвою слободу из вятчан; их с памятных времён называли хлыновцами, барышниками и, следовательно, по предубеждению о всяком торгаше-барышнике, обманщиками, людьми нехорошими. Строгий начальник их был князь Ухтомский Волк. Дочери князя Ухтомского иногда заглядывались на проказы хлыновцев и князь, как волк, не спускал этой заглядке; жену и дочерей он ласкал по-своему. Хлыновцев учил, и всё было смирно! Такова речь предания.

Да ещё и с самого начала покорения Вятки этот же князь Ухтомский повелением княжим бил кнутом именитых вятичей Аникиева, Пахомия и Палку. После их повесил, и вот хлыновцы начали повиноваться Волку Ухтомскому со страхом и трепетом. Кнутом он уморил душевную волю новгородскую.