Террористы

Вслушиваясь в рев двигателей, один из немецких пилотов прокричал на ухо другому:

– Unm?glich, Kurt! Er hat es geschaffen, den Motor mit nur einnem Klick anzulassen! Невероятно, Курт! Ему удалось запустить моторы с первого раза!

Другой, придерживая фуражку, ответил:

– Was willst du denn, Adolf? Diese Russen sind das r?tselhafteste Volk auf der Welt! Что ты хочешь, Адольф? Эти русские – самая загадочная нация в мире!

Ландо отпустил тормоза, и «Татьяна» начала разбег.

Через сотню метров она плавно поднялась в воздух, удаляясь.

Но потом биплан вернулся, и на бреющем полете лихо пронесся над головами. При этом некоторые закуски со столов попадали на траву. Также опрокинулась бутыль с вином.

Гретхен выпустила поводья, Кайзер заржал и поскакал по аэродрому, волоча за собой телегу с продовольствием. Фридрих бросился вдогонку, крича неприятные слова. Гости завопили от восторга, а Савинков, размахивая шляпой, закричал «Ура!»

Ландо зашел на посадку и безупречно приземлился недалеко от ангара. Навстречу бежали люди.

Первым подскочил Савинков с криком «Качать его! Качать!».

Ему пожимали руки, хлопали по спине.

Девушки-летчицы бросились целовать пилота по очереди, из-за чего лицо его покрылось пятнами помады.

Фридрих поймал коня. Перепуганный Кайзер, недружелюбно оглядывался на аэроплан.

Фрау Гретхен, одетая по случаю торжества в баварскую национальную одежду, пошла навстречу Ландо, неся роскошный бюст, будто для кормления гигантских младенцев, а впереди бюста – серебряный поднос, уставленный шампанским.

Все выпили и расцеловались. Девушки украсили аэроплан гирляндами из цветов, отчего он стал напоминать свадебного божка.

Ландо принес граммофон, грянули отрывки из модных австрийских оперетт. Повеселевшие мастера пустились прыгать по траве.

Быстрее всех опьянели пилоты «Альбатросов».

Они сидели в обнимку с американскими летчицами, подливали друг другу вина и, раскачиваясь, пели героические песни.

Баронесса Раймонда де ла Рош ни с кем не обнималась и поглядывала на подруг снисходительно.

Савинков выглядел задумчивым, мало ел, отчего-то хмурился, прислушиваясь к сальным анекдотцам немцев. Он не поддержал рассуждения Фридриха об автомобилях, но, забыв о приличиях, поглядывал на округлости фрау Гретхен. А один раз, подойдя взять салату, не выдержал, и ущипнул повариху за ягодицу.

В конце концов, Савинков ухватил Ландо за локоть и увел.

Они пошли по летному полю в сторону заката.

– Мне кажется, – сказал, наконец, Савинков Максиму, – что лететь в Царское Село должны вы.

– Я?!

– Именно вы.

Мысль, которая точила его в Париже, и теперь не дает покоя. Он перебрал все возможные кандидатуры. В Европе, конечно, полно безработных летчиков, и он бы нанял хоть дюжину, используя связи баронессы де ля Рош с кругами авиаторов. Он советовался с Черновым и даже со стариком Кропоткиным. Решили, что лучше лететь Ландо. Нет?! Неужели Максиму не хочется разделаться с царем и войти в историю?

– При всем уважении к вам, я не полечу, – твердо возразил Максим.

Слава ему не нужна. К своим изобретениям он быстро теряет интерес, когда оно уже воплощено в материале. Для него достижение – не бомбежка Царского Села, не революция.

– Вы читали Циолковского? – спросил Максим.

– Этого чудака из Калуги? – уныло уточнил Савинков. – Не имел чести. Ходят слухи, что он не в своем уме.

– А я думаю, Циолковский гениален.

– Для террора его идеи пока бесполезны. Я Луну бомбить не собираюсь. Так вы не летите?

– Я не стану менять решение.

Савинков сжал зубы, по лицу его заиграли желваки. Он даже оглянулся, как бы ища предмет, по которому можно было бы треснуть, но вокруг была одна трава, поэтому эсер топнул ногой.