Прапор и его группа

– А я и не говорил, что они обязательно должны побеждать. Даже, наверное, лучше, если проиграют. По крайней мере, это заставит задуматься некоторых из наиболее ретивых командиров.

– А кто станет определять победителей? – уточнил Ефимов, хотя уже частично догадывался, какой будет ответ.

– В поиск вместе с группами пойдут посредники, они и будут делать выводы, сколь успешными или неуспешными были их действия. К тому же и ты тоже составишь отчет. – Майор Борисов улыбнулся. – Получится как бы взгляд с другой стороны.

Ефимов снова кивнул.

– Начало движения завтра в шесть часов утра. У вас четыре часа форы. Так что времени выбрать подходящее местечко для базы вполне достаточно.

Замкомбата задумчиво уставился в одну точку, словно что-то припоминая, затем, смирившись с упущенной мыслью, быстро сложил лежавшую на столе карту и запихнул ее в офицерскую сумку. С постановкой задач было покончено. Ефимов молча козырнул, вышел из комнаты, носившей гордое название штаб батальона, и быстрой походкой направился к помещению столовой. Ему еще предстояло найти начальника столовой – он же командир ВМО – и забрать у него предназначенные для взвода сухие пайки.

– Алексей, – махнул рукой Сергей, увидев прохаживающегося у дверей казармы Кислицына, – бери одного бойца и дуй сюда.

Для переноски трех коробок с пайками большего и не требовалось.

– Есть, – донеслось кислицынское, и Ефимов зашагал дальше.

Место, которое выбрал Сергей, по всем признакам подходило для организации долговременной базы как нельзя лучше. Небольшой взгорок, изрытый непонятными ямами, окруженный поваленными деревьями, создававшими естественную маскировку, с текущим у подножия ручьем, оказался для этого идеальным. Выставив охранение, ориентированное по сторонам света, так чтобы просматривались все подходы, Ефимов приказал разжечь костер и сел завтракать. Впрочем, костер был из сухих веток и давал много тепла при минимальном количестве дыма (Сергей не собирался облегчать жизнь ведущим поиск разведчикам).

До появления первых групп по расчетам Ефимова оставалось еще часа три. Веселое потрескивание веток, жар, исходящий от раскаленных углей, ленивая неспешность ожидания как нельзя лучше способствовали задушевной беседе. Начавшись с достоинств и недостатков выданного им пайка, разговор как бы сам собой скатился на вопрос о выживании в экстремальных условиях, а точнее, об «экзотических» продуктах питания.

– В принципе, – говорил Ефимов, откладывая в сторону пустую банку из-под тушенки, – вы должны быть готовы съесть все, что угодно, но это не значит, что нужно тут же бросаться есть собак или гусениц. И необязательно чересчур сильно себя на это настраивать. Поверьте мне, когда человек голодает действительно долго, он уже готов съесть все. Меняется порог его восприимчивости, он даже начинает по-другому думать. И основная задача состоит не в том, чтобы заставить себя съесть что-либо, ранее казавшееся противным, а найти это противное, ставшее съестным.

– Товарищ старший прапорщик, – обратился к нему один из бойцов комендантского взвода, – сколько дней вам самое большее приходилось не есть?

– Немного, трое суток, – усмехнулся Ефимов.

Кто-то присвистнул.

– В Афгане?

– Не совсем, – усмешка Ефимова стала шире. – Там вообще все получилось оригинально…

Сергей задумчиво поводил по снегу только что вытащенным из костра прутиком и начал рассказывать…

Родина встречала своих героев. Кумачовые флаги развевались на февральском ветру, приветствуя возвращающихся интернационалистов.

Прапорщик Ефимов должен был выводиться из Афганистана, сидя на броне бээрэмки, и по этому случаю нацепил на карман бушлата орден Красной Звезды. Но вопреки ожиданиям в последний момент был назначен старшим машины и пересажен на бортовой «Урал». Так что все его мучения, связанные со сверлением дырки в твердой ткани, пошли прахом. Впрочем, это нисколько не убавило радостного настроения. В душе царила легкость, подобная же легкость ощущалась и в желудке. Сборы были быстрыми: ночью, поднятые по тревоге (вывод планировался двумя днями позже), собирались в спешке. В суете никто и не подумал озаботиться завтраком. Да и из продуктов с собой ничего не взяли. А зачем, если Родина встретит и накормит сытным, праздничным обедом?! Увы и ах, ожиданиям было не суждено сбыться. После пересечения государственной границы вместо подготовленных военных городков колонну направили в «отстойник» – небольшую окруженную валом площадку посреди пустоши. Естественно, что ни о каком питании не шло и речи. Напряженка получилась даже с водой. Уже поздней ночью батальонные разведчики невесть каким образом раздобыли пару буханок хлеба и по-братски поделились с «товарищем прапорщиком». Сто пятьдесят «блокадных грамм» пришлись как нельзя кстати. Но настроение продолжало катиться вниз. В надежде на сытное утро Ефимов поудобнее угнездился на сидушке в кабине «Урала» и под чавканье доедающего свою пайку водителя уснул.

Утро оказалось не более радостным, чем вечер. Вышедший «освежиться» Ефимов окинул молодецким взглядом периметр отстойника. Чувствовалось, что всю ночь в колонне кипела работа: вокруг в изобилии были разбросаны впопыхах забытые в чревах боевых машин боеприпасы. Чего тут только не было: от «АК» 5,45-миллиметровых патронов до минометных мин и танковых снарядов! Прапорщик некоторое время постоял, глядя на расстилающуюся за бруствером бесплодную пустыню, тяжело вздохнул и со словами: «Вот она, Родина, мать твоя!» – вернулся в сутолоку просыпающейся колонны.

– Товарищ прапорщик, – вынырнул из-за корпуса эмтээлбэшки запыхавшийся Степашин, боец батальонного разведывательного взвода, – вас к заместителю командира полка!

– Понял, – лениво процедил Ефимов и неторопливо зашагал вслед за убежавшим посыльным. Всю дорогу он гадал, зачем мог понадобиться вездесущему подполковнику Михееву. Но так и не пришел к приемлемому решению. И действительно, зачем? Разноса он не ждал. Их пути пару раз пересекались в боевой обстановке, и замкомандира относился к Ефимову поистине с отеческой добротой и подлинным уважением. Тем более было непонятно, зачем он ему понадобился, да еще в такую рань…

– Товарищ подполковник, прапорщик…

Михеев нетерпеливо махнул рукой, прерывая браво рапортующего Ефимова.

– Колесная техника пойдет своим ходом, а мы – по железке. Берешь бээрэмку, к ней на прицеп – БТР. И поторопись, через полчаса выезд колонны. Вперед!

– Есть, – козырнул Ефимов и, развернувшись, двинулся в направлении машин своего батальона.

Через несколько часов техника добралась на станцию.

– Когда-нибудь на эшелон технику грузил? – спросил замкомандира полка спрыгнувшего с брони Ефимова.

– Нет, товарищ полковник. – Теоретически прапорщик знал, как это делается, и мог бы обойтись без подсказок, но врать не собирался.

– Короче, смотришь на броню, делаешь так, так… – Полковник показал руками, как следует командовать водителям въезжающей на платформу техники.

– Понял, – Ефимов встал перед развернувшейся бээрэмкой и, жестикулируя руками, начал пятиться по платформам железнодорожного эшелона.

Наконец погрузка была закончена, техника закреплена и состав тронулся.

В вагоне, предназначенном для бывших интернационалистов, царил холод. О пище не было и речи. Родина-мать в лице больших-больших командиров-начальников на радостях забыла о такой мелочи, как тепло и питание для личного состава.

К вечеру третьих суток эшелон прибыл к конечному пункту. Разгрузка прошла на удивление быстро. Проголодавшиеся воины торопились добраться на базу. К сожалению, у Ефимова появилось подозрение, что там их тоже не ждут.

Уже ночью колонна выбралась к душанбинским окраинам. Не раздумывая, подполковник решил двигаться через город, и, громыхающая траками, завывающая моторами «ниточка» рванула через центр города.

Только въехав на ее улицы, Ефимов окончательно осознал, что он дома: со всех сторон, из всех домов, на всех улицах радостно шумели приветствующие их люди. Они размахивали руками, бросали непонятно откуда взятые посреди февральской ночи цветы, просто приветливо улыбались. Ощущение дома, счастья, переполняли ликующую душу боевого прапора.

Они уже проехали большую часть города, когда крепкий глаз Ефимова выделил из толпы двух спешивших к дороге молодых таджиков. В руках они держали большой картонный ящик. Ехавший впереди БТР, несмотря на красноречивые жесты бегущих, не стал сбавлять скорости и гордо прокатил мимо.

– Стой, – скомандовал Ефимов, и водитель бээрэмки, привыкший выполнять его приказы, вдавил педаль тормоза. Тянувшаяся на тросу «семидесятка» едва не въехала в зад боевой машины, но вожделенный ящик уже приземлился на броню, и бээрэмка покатила дальше.

– Спасибо! – еще не зная за что, поблагодарил прапорщик и приветливо помахал рукой. А два радостно улыбающихся парня уже скрывались за поворотом дороги. В этот момент встречный ветерок принес запах съестного. Боясь спугнуть удачу, Ефимов осторожно приподнял один край коробки, и его ноздрей коснулся умопомрачительный запах жареной курятины. Он раскрыл коробку и не разочаровался – она была доверху набита вкуснятиной. Цыплята табака чередовались с пирожками, а пирожки с цыплятами…

– Вот тогда мы оторвались. – Ефимов улыбался своим воспоминаниям. – Я помню это так, как будто все было только вчера. Но дело не в еде, не в этих пирожках и курицах. Дело в другом. Прошло уже сколько лет, а я до сих чувствую радость и гордость, что наполняла меня в ту далекую февральскую ночь. В тот момент мы и те парни, да и, наверное, все жители Душанбе чувствовали себя единым народом! – Он с сожалением вздохнул, словно досадуя о невозможности что-либо вернуть, и продолжил: – А если говорить о еде, то в принципе человек может обходиться без пищи до двух месяцев. Но только при условии наличия воды. Так что не спешите есть собак и кошек, нужда заставит – съедите. Изучайте лучше флору и фауну районов предстоящего забазирования, способы бесшумной ловли птиц и животных.

– Да мы изучали. – Кислицын палочкой закатил высыпавшийся из кострища и зашипевший на мокрой от стаявшего снега земле уголек.

Сергей хотел добавить что-то еще, но затем взглянул на часы и улыбнулся:

– Все, заканчиваем болтать. С этого момента отдыхающие отдыхают, охранение бдит. Костер жжем, но лясы не точим. Одним словом, война…

Первая группа появилась к пятнадцати часам. Когда ее заметили наблюдатели Ефимова, она как раз начала пересекать ручей. Шла неспешно, настороженно. Головной дозор – на удалении ста пятидесяти метров от ядра, мелькающего белыми маскхалатами на фоне темных стволов деревьев. Сергей мысленно прикинул расстояние: по всему получалось, что от головняка его отделяет не больше четырехсот метров. Открыть огонь можно, но его эффективность оказалась бы низкой. К тому же в задачу комендантского взвода это не входило, цель была скорее противоположной: скрывать свое присутствие. Пока он так размышлял, группа (а это, похоже, двигалась группа старшего лейтенанта Смирнова) благополучно перешла ручей и «параллельным курсом» протопала мимо.

– Чь, командир. – Из-за сучковатого бревна выглянуло сосредоточенно-серьезное лицо Кислицына.

– Что там? – Вопросительно вскинув подбородок, Ефимов поднялся и, осторожно ступая, направился в сторону сержанта.

– Прямо на нас. – Алексей вытянул руку. Палец руки, одетой в белую перчатку, ткнул в северо-западном направлении.

– Понял. Вижу. – Одного быстро брошенного взгляда прапорщику хватило, чтобы заметить среди деревьев бредущую в их направлении группу.

– Прямо на нас. – Кислицын потянулся к предохранителю.