Сто сорок писем Василия Белова

– Может у Лебедя другие планы?

– Не знаю. Возможно, и другие?

По просьбе Белова я еще раз позвонил губернатору Пензенской области и попросил разобраться в причинах затягивания с изданием обещанной книги.

В конце письма Белов написал: «Из Москвы», обозначив факт написания письма в столице.

Письмо девятое

Толя! Книгу получил. И бумаги, они меня напугали. До чего же мы дожили, бедные!

На днях еду в Москву, там свяжусь либо с Глотовым, либо с Бабуриным. Пока. Белов. 28 июля 1998 г.

Два письма от Белова датированы одним числом – 28 июля. На первом в конце письма стоит приписка «Из Москвы». Значит, оно было написано и отправлено в Москве. На втором послании, на открытке, стоит печать с датой отправки из Вологды. Ее он отправил уже из дома. На открытке изображен интерьер двух комнат музея А.С. Пушкина на Арбате.

Частые поездки Белова в столицу вызваны были в то время двумя причинами. С одной стороны, они были связаны с поиском спонсора. Писатель вел переговоры с представителями «Газпрома» об издании его книги. Затея оказалась проигрышной. Как всегда, богатые, развращенные нечестно заработанными деньгами, жадны в трате средств, а главное, они не осознают того, что их деньги могут принести пользу другим людям. С другой стороны, Белова заинтересовало предложение Сергея Бабурина и Сергея Глотова вновь полететь в Сербию, а вернее, в само Косово. Наша командировка состоялась в декабре, но без писателя, а также без Бабурина. У обоих оказались неотложные деловые и творческие дела. Руководителем делегации был Сергей Глотов. Ему удалось в Косово попасть в логово албанских боевиков и переговорить с их лидерами. Однако договориться о прекращении террористических актов на сербской земле не удалось. Летали мы на самолете нефтяной компании «Лукойл».

В записной книжке у меня помечена реакция Белова на трудные переговоры с «газпромовцами». Предчувствуя получить отказ, он философски сказал: «Писатели являются сегодня свидетелями оскудевшего общественного сознания. Олигархи научились брать любой ценой, а отдавать не умеют… Они заполучили миллиардные состояния, в результате чего в их сознании произошел сдвиг в сторону чистого, неприкрытого, примитивного потребительства. Яхты и самолеты им нужны, а книги нет. К сожалению, я замечаю, что сдвиг общественного сознания в сторону примитивного потребительства происходит и у населения. Все строят общество потребления. И никто не хочет остановиться, разобраться, что это гибельный путь».

Документы, якобы напугавшие писателя, – это стенограмма обсуждения в Государственной Думе законопроекта о государственном регулировании услуг сексуального характера и мое выступление о коррумпированности правительства и депутатского корпуса. Для меня и моих коллег данная инициатива узаконивала порнографию и разврат. Со мной были согласны Белов и Распутин. Они прислали в Думу свой протест. Их заявления я размножил на ксероксе и раздал в зале заседаний.

Больше всего меня поразил тогда известный кинорежиссер, депутат Станислав Говорухин, так как именно он инициировал и докладывал данный законопроект. Я попытался его остановить, задал вопрос: «Из Вашего выступления следует, что нанесение вреда общественной нравственности и здоровью населения должно не пресекаться, а регулироваться. Не кажется ли Вам, что закон должен ограждать, защищать граждан от неправедных поступков, прелюбодеев, воров, убийц, а не регулировать их деятельность?». Говорухин ушел от прямого ответа. Тогда я внес в его законопроект поправки. Однако они были проигнорированы.

И тут мне опять пришлось задавать Говорухину вопрос:

– Станислав Сергеевич, вы сказали, что не понимаете оппонентов. А я, как оппонент, не понимаю вас. Объясните, пожалуйста, неужели вы действительно считаете, что все, кто против этого законопроекта, как вы сказали, юродивые? Неужели вам неизвестно открытое письмо, обращение к депутатам Думы, к Селезневу таких писателей, как Распутин, Белов, Крупин, Власов, академиков, заслуженных артистов России? Это совесть народа, и они обращаются к нам: мы призываем народных избранников вспомнить о долге перед детьми и Отечеством и пресечь наглую попытку порнодельцов узаконить свой грязный бизнес.

– Отвечу, – заявил мне Станислав Говорухин. – После этого письма (я об этом докладывал при рассмотрении проекта закона в первом чтении) я обзвонил многих из подписантов. Выяснилось, что законопроект они не читали. Убежден в этом и сегодня. Ни того проекта закона они не читали, ни этого, который разительным образом отличается от первого варианта.

Перед тем, как приступить к голосованию, я попросил слово для выступления. У меня была полная уверенность, что Белов и Распутин не поменяли свою позицию, не отказались от прежнего протестного заявления. Председательствующий на сессии Геннадий Селезнев включил мне микрофон. Я экспромтом выступил, призвал депутатов не поддерживать законопроект:

– Уважаемые коллеги, во имя спасения духовного, нравственного здоровья нации прошу вас прислушаться все-таки к таким русским классикам литературы, классикам современности, как Белов, Распутин, Крупин, к нашим академикам во главе с Шафаревичем, к нашим деятелям культуры, к народному волеизъявлению, которое выражено сегодня возле Государственной Думы, и не принимать этот аморальный закон. Нельзя узаконивать безнравственность, нельзя противостоять устоям, тем государственным и духовным традициям, которые испокон веков существуют в стране. Я вас прошу от имени Союза писателей России, от себя лично, от нашей депутатской группы… Общество больно. Давайте не будем ему предлагать то, что предлагает этот закон. Прошу вас: не голосуйте за этот закон.

Закон, к сожалению, был принят. За него проголосовало 226 депутатов «за» и 104 депутата – «против». После сессии, вечером, я позвонил Василию Белову и Валентину Распутину, а потом нашел и Юрия Власова. Их ответ меня обескуражил: никому из них Говорухин не звонил. Видимо, он спрашивал мнение о законопроекте лишь у хорошо ему знакомых деятелей кино.

– Давай я напишу Говорухину письмо, что мне он не звонил, – предложил возмущенный Белов.

– Не надо никому писать, без толку, закон-то принят, – возразил я. – Будем надеяться, что вреда от закона будет мало.

Другой документ, полученный Беловым от меня и якобы его «напугавший», касался моего выступления на сессии парламента о коррумпированности власти. В стенограмме зафиксирована была и эта моя речь. Приведу ее в сокращении: «Уважаемый Геннадий Николаевич (Селезнев), уважаемые коллеги! В последнее время часто звучат заявления, в которых Государственную Думу обвиняют в причастности к коррупции. Вчера по телевидению передали информацию о причастности брата Шохина и самого Шохина к коррупции. Я прошу раздать газету «Совершенно секретно» с этой статьей, изучить и тоже ответить, как будет Дума реагировать на такие заявления, соответствует это действительности или нет. Бывшие члены КПРФ тоже очень часто обвиняют депутатский корпус в причастности к коррупции. Это депутат Семаго и особенно депутат Кобылкин, который сказал, что депутаты здесь, в Госдуме, получали по 10 тысяч долларов при голосовании за Черномырдина, по 5 тысяч долларов за голосование и по 5 тысяч долларов после голосования за Кириенко. Это было очень неприятно читать в «Комсомольской правде» Я тоже просил бы сообщить, как Государственная Дума будет реагировать на такие заявления».

На документы о коррупции и покупке голосов в парламенте Белов не откликнулся. Зато его задело мое выступление против немцовской затеи лишить финансирования военные санатории и госпитали.

Голос Белова хрипел в трубке от злости:

– Молодец ты, что даешь отпор Немцову… У таких, как он, ни чести, ни совести. Я, помнится, кричал во весь голос, да и тебе писал, что мальчишек в Чечне калечат, похоронить не могут по-человечески, а эти сволочи закрывают санатории…

Белов затронул третий документ, который я ему послал.

В стенограмме от 15 мая 1998 года обозначена была тема защиты военных санаториев, где лечились наши военнослужащие, в том числе, в период военных событий в Чечне. Данные лечебницы закрывались по указанию Немцова. Так как генералы из Министерства обороны России боялись открыто возражать против данного решения, то закулисно просили нас, депутатов, дать по рукам Немцову. Конечно, я выступил на сессии: «Мы здесь недавно обсуждали проект постановления с целью помочь Министерству обороны защитить санатории. То есть, Министерство обороны, генералы наши не могут защитить от Немцова санатории и прячутся за спины депутатов».

В конце нашего телефонного разговора я спросил Белова, читает ли мою книгу «Зеленый посох», он ответил: «Отрывками». Я не обижался, слишком много в то время Белов читал, и слишком большая у него была почта.

Письмо десятое

Толя, по-моему, можно лучше общаться с грибами, чем с Черномырдиным.

Что касается моей книги, то она готовилась и уже была набрана. Не знаю где… Но издавать предложила сама администрация в лице предыдущего пензенского губернатора и зав. департамента культуры Евгения Семеновича Попова. Адрес департамента: 440026, Пенза, ул. Красная, 71 (т. 292-43-37). Евгений Семенович молчит многозначительно, до этого жаловался на безденежье…

Так что, не знаю, что и как.

Что ты решил с выборами?

Белов.

Я в Москве тоже буду не скоро.

Белов. 26 августа 1998 г.

Белов пишет на открытке с изображением на обратной стороне портрета Лермонтова. Это прекрасная картина К.А. Горбунова, написанная акварелью в 1841 году.

Разговор о Викторе Черномырдине, бывшем председателе правительства, зашел у нас с Беловым накануне утверждения в Государственной Думе России нового премьер-министра. Тогда в центре внимания депутатов был скандал, порожденный Ельциным, и касающийся судьбы Черномырдина. Причиной его стала «двойная рокировка» на посту главы правительства (Черномырдин-Кириенко-Черномырдин). Вначале мы понимали комбинацию Ельцина: он назначает Кириенко председателем, чтобы развязать руки Черномырдину и снять с него груз грядущих непопулярных решений. И как только Кириенко устроил дефолт, он вылетел из премьерского кресла. В Думе начались дискуссии о возможном возвращении в Кремль Виктора Черномырдина.

В думских фракциях шли тяжелые консультации… Сам Черномырдин нигде не светился. Вместо него переговоры с депутатами вел лидер фракции «Наш дом Россия» Владимир Рыжков.

Ему я и предложил передать Черномырдину наше пожелание прийти в парламент. У меня к нему была масса вопросов, но хотелось спросить о главном – рвется Виктор Степанович в президенты или нет?! Еще во времена первого утверждения в Государственной Думе России я предложил Черномырдину уйти в отставку.

В стенограмме зафиксировано мое выступление: «Уважаемый Виктор Степанович! Мне привычно слышать от Вас многообещающие заявления о борьбе с преступностью, о консолидированном законодательстве по налогам, о социальной политике, региональной политике. Привычно, потому что мне, как и другим недавним членам Верховного Совета, пришлось голосовать за Вас, за то, чтобы Вы были премьер-министром. Вы нам обещали вместо бардака и базара наладить рыночные отношения. Вместо выполнения этих обещаний Вы расстреляли наш парламент. Я не знаю, что Вам по ночам снится, но расстреляли-то на глазах детей, избирателей. И вместо того, чтобы действительно выполнить обещания, много пустых слов.

Не кажется ли Вам, что реальное Правительство – это не Вы, а президентская команда? У меня не поднимается рука голосовать за Вашу отставку. Потому что я прекрасно понимаю: уйдет Черномырдин-1, придет Черномырдин-2, а Президент останется. Не легче и не лучше ли было бы Вам набраться смелости, облегчить нашу судьбу, Вашу судьбу, судьбу страны, и самому уйти в отставку? Это первый вопрос. Второй вопрос более короткий: сколько у Вас акций в «Газпроме»?».

Белов читал то мое выступление, наделавшее много шума в парламенте. Поведал я ему и о сути теперешнего вопроса. Но он лишь повторил мои прежние слова: мол, от Черномырдина мало что зависит, решает все в политике сам Ельцин. Василий Иванович в письме продублировал свою позицию, только в иной форме: «Лучше общаться с грибами, чем с Черномырдиным».

Мучать в этот раз своими вопросами Черномырдина мне не довелось, так как Ельцин внес в Думу кандидатуру Примакова, а не Черномырдина, и пост председателя правительства при поддержке нас, депутатов, занял Евгений Примаков.

– Почему Ельцин во второй раз сдал Черномырдина? – спросил меня Белов по телефону.

– И он, и особо его окружение были напуганы нагнетанием напряженности в стране.

Так как по настоянию Василия Ивановича мы перешли в общении на «ты», то я в свою очередь задал ему другой вопрос:

– А почему ты советовал мне: вместо общения с Черномырдиным «лучше общаться с грибами»?

– Ты забыл… Я ведь тебе говорил, что я люблю собирать грибы, люблю думать в лесу. Но дело не в процессе собирания… Среди деревьев и грибов думается совсем по-другому…

Мне в грибном лесу тоже думалось иначе. Тут единомышленникам и говорить больше не о чем.

Письмо одиннадцатое