Совесть русского народа. Василий Белов и Валентин Распутин

– У нас по программе весь день рассчитан на встречи в Пале, – прервал наш разговор в микроавтобусе Бабурин. – Вечер свободен. Какие предложения будут?

– Сегодня праздник, – четко изложил свое предложение Белов. – Рождество. Сам Бог велел нам вместе с православными братьями-сербами встретить его здесь вместе.

– Согласен, – одобрил неожиданное предложение писателя Бабурин.

– Договоритесь, Сергей Николаевич, с Караджичем, – добавил Белов. – Он наверняка пойдет в церковь, пусть возьмет и нас. Мы вместе с ним и отстоим литургию. Уверен, он не откажет.

Бабурину не привыкать выступать в роли просителя. Он соглашается. Обрадовались этому предложению и мы. Я в Рождество обычно езжу под Ростов Великий – либо в монастырь на родине преподобного Сергия Радонежского, либо в Спасо-Яковлевский монастырь на берегу озера Неро. А тут выпадает возможность встретить его вместе с сербами на их древней православной земле, да еще и вместе с Радованом Караджичем!

Подъезд к Пале нам знаком. И Белов, и я уже приезжали сюда. Незабываемый городок, очаровывающий всех тишиной и свежестью природы. Мохнатые еловые склоны, спускающиеся к домам с малиновой черепицей и ухоженными садами. Печальные, пустынные предгорья, подбирающиеся к небу.

Мы понимающе переглядываемся с Беловым. Ему вспомнилась Тимониха со своими оврагами, полями и низинами. Мне – Редкошово, та деревня, над которой всегда бесшумно ползли бархатные копны облаков. Но здешние места так привораживают, очаровывают, что вновь пробуждается желание пожить здесь. На каждом зеленом лесистом склоне дремлет маленькая добротная хижина. Она манит к себе, и хочется пройти все перелески, истоптать все сугробы, но добраться до сказочного, уютного дома. Сербские дома почти не похожи один на другой. Их броская красота говорит о том, что хозяева знают толк не только в строительстве, но и в архитектуре, искусстве, дизайне. Каждый дом притягивает взор, искушает… Ни тесноты, ни мрачных, замкнутых в пространстве, улиц. Кругом простор, воля. И в то же время сгрудившиеся хвойные леса, гористые переходы, отсутствие больших открытых пространств. Непривычная гармония. Ощущение того, что человек вжился в природу, растворился в ней. И крошечные, разбросанные по хвойному пейзажу чудо-дома, выглядят будто грибы. Природа не замечает человека, он – всего лишь муравей или зверушка. Но вдруг в этот дивный край вторгся чужой зверь, стая зверей, похожих на мутантов и вампиров. Они стали пожирать дома и лес, овраги и ручьи. И теперь все чаще дома стоят с разбитыми окнами, а тишина настораживающе пугает каждого приезжего…

Машина останавливается у резиденции Караджича.

Просторный, широкий дом.

Вдоль него отлогая, быстро спускающаяся вниз, поляна. Рядом – поднимающаяся в гору другая, мутно зеленеющая под солнцем, поляна. Теплый ветер несет запах далеких смолистых деревьев.

Мы постояли несколько секунд на продуваемом пятачке возле дома, вслушиваясь в природу. В открывающихся нашему взору далях лес был широк и подобен крепости, но он не был тесен ни вблизи, ни вдали. Деревья громоздились на склонах гор и на отлогих выступах просторно, поштучно, живописно.

К нам пришло ощущения рая.

Растущие рядом высокие сосны зеленели, отсвечивая серебром.

Из высоких светлых лесных полян утром разбегались по низинам солнечные зайцы. И город с четырнадцатитысячным населением уже светился в зареве начавшегося дня.

У дома на карауле двое удалых, подтянутых воинов.

Они приветствуют нас, улыбаются, дружески жмут руки. Мы поднимаемся внутрь дома. Белов нервничает, переживает, ибо весь в ожидании долгожданной встречи. Я знаю, у него накопилось столько мыслей и чувств, что он боится, вдруг не доедет до Пале, не передаст их особо уважаемому им Караджичу.

Он быстрым шагом идет вслед за Бабуриным. Решительно. Не оглядываясь по сторонам. Глаза ищут впереди знакомую высокую фигуру с буйной копной серебристых волос. Но по дороге встречаются лишь крепкие молодые парни в зеленых куртках, с отвисающими тяжелыми пистолетами на ремнях. Отыскать знакомое лицо не удается. Белов отходит в сторону, ждет.

Караджич – символ несгибаемости сербов.

И сербы, и враги сербов признают в нем безусловного лидера. В условиях натовских бомбардировок, снабжения мусульманским миром своих единоверцев в Боснии и Герцеговине вооружением и продовольствием, экономических санкций, наброшенных, как удавка, соплеменниками из Белграда, он фанатично дерется за каждую пядь родной земли. Он – борец за освобождение своего народа.

В небольшой белостенной комнате нас попросили подождать. Посреди пустоты стоял длинный стол со стульями. На стене висел старый герб Сербии. С потолка спускалась обычная лампочка.

Ждать нам не пришлось. В комнату быстро вошел крепко сложенный мужчина. Он был в темном костюме и белой рубашке с галстуком. Раньше я встречал Караджича в военной форме. Сегодня время более трагичное и опасное, а он в гражданской одежде. Весь его вид подчеркивал уверенность и хладнокровие.

Караджич встретил нас улыбкой. Первым он заметил Сергея Бабурина и стиснул его в своих объятьях. Они обменялись добрыми приветствиями и шутками. Конечно, у них это не первая встреча. Бабурин представил нас. При этом каждому дал лестную характеристику. Особенно белорусским коллегам. Караджич внимательно слушал, осторожно кивал головой, вознося вверх густые черные брови. Лишь при появлении перед ним Белова Караджич не стал дожидаться бабуринских характеристик, а сразу кинулся обнимать писателя: «Рад видеть Вас, господин Белов, у себя в Пале!». Весьма польщенный особым вниманием, Белов тут же напомнил Караджичу о недавних встречах с ним в Москве на вручении сербскому поэту премии имени М.А. Шолохова и в Сербии после посещения Сараевского кладбища.

Премия вручалась Караджичу в здании Союза писателей России. О церемонии награждения я узнал от Бабурина, он меня и привез на нее. Там я видел и Белова, стоящего рядом с Караджичем, он был на редкость веселым, обходительным и расположенным к дружелюбной беседе. Пока Бабурин не начал задавать высокому гостю вопросы о том, как он намерен бороться с установкой Запада – задушить сербов Краины блокадой и сделать их изгоями международного сообщества, Василий Белов рассказывал Караджичу о памятной встрече с Михаилом Шолоховым. Комиссия по присуждению премии вручила диплом лауреата Радовану Караджичу за его выдающиеся поэтические произведения и его мужественную борьбу во благо своего народа. В меня будто занозой впились тогда слова Караджича, сказанные им Бабурину, что сербы не допустят, чтобы натовцы в Сербии вели себя и судьями, и судебными исполнителями.

Сегодня я снова вижу сербского героя смелым, оптимистичным и крепким духом.

Караджич с сиюминутным восторгом вспомнил про теплый писательский прием в Москве, про дорогую для него награду, и тут же перевел разговор в нужное русло.

– Как перенесла русская делегация дорогу? – поинтересовался Караджич и пригласил всех к беседе за общий стол.

– Дорога была спокойной, – признался Бабурин.

В короткой откровенной речи Караджич поведал нам о кризисной ситуации в Боснии. Вроде как провозглашено перемирие, а, оказывается, буквально за десять минут до нашего приезда стреляли пушки. Так как окопы рядом, приходилось усиливать контроль… Караджич посетовал, что этого беспредела не видит экс-президент США Джимми Картер, который недавно был в Пале. Визит позволил избежать приближение тотальной войны, остановить кровопролитные бои. На четыре месяца было заключено перемирие. Наша делегация как раз попала в этот промежуток. За это время международная «контактная группа» должна была выработать план мирного урегулирования боснийской трагедии. Прежний план был сорван мусульманами несмотря на то, что им отходил 51 процент территории республики, а они занимали тогда лишь 13 процентов её. Еще 15 процентов принадлежало хорватом. Несмотря на то, что они, объединившись в мусульмано-хорватскую федерацию, незаслуженно получали все промышленные центры, недавно найденный единственный источник нефти, все транспортные артерии, заводы по производству оружия, самые плодородные земли. Сербы лишались и выхода к морю, и экономической, и продовольственной безопасности. Но мусульманам и этого было мало. Они пошли в наступление ради того, чтобы сорвать намеченный план, – напали исподтишка, как воры и убийцы, из зоны безопасности ООН в Тузле. Им не хотелось помнить, как генерал Младич недавно разбил их отборные войска под Бихачем. Они вновь возжелали поставить Караджича и его сторонников на колени, стали наступать, оттеснять сербов. Но через несколько дней Ратко Младич вновь продемонстрировал свой могучий «жуковский» талант полководца, и отбил атаку мусульман, уничтожив танки и, покосив живую силу, вернул утраченные территории. В те дни в Москве мы читали жесткое заявление Караджича с предупреждением мусульманам, чтобы они прекратили боевые вылазки, иначе сербы выдвинутся вперед, возьмут с боем и весь город Сараево. А если миротворческие силы ООН не прекратят подогревать и поддерживать наступление мусульман, то сербы будут относиться к ним, как к противнику.

Удивление Бабурина планом «контактной группы» и предложениями Картера оживило дискуссию. Вначале Сергей Николаевич выразил восхищение действиями Младича, нанесшего сокрушительное поражение мусульманской армии Алия Изетбеговича, а затем раскритиковал план «контактной группы», написанный под диктовку США и отнимающий у сербов более двадцати городов, их главную реку Дрину, электростанции, рудники, выход к морю. Сербы контролируют семьдесят процентов земель, ровно столько, сколько испокон веков они населяли Боснию и Герцеговину. Почему же нужно уступать хищникам?!

– Мы знаем, что ради мира и добра Вы приглашали американских журналистов с телеканала Си-Эн-Эн, освободили всех солдат ООН, взятых сербами в заложники, пригласили Картера для переговоров, – деликатно вел разговор Бабурин. – Но что мы видим? Вы-то хотите положить конец войне, идете на беспрецедентные уступки: полгорода Сараево – мусульманам, полгорода – сербам. Вы называете причины для мира – передел территории, соглашаетесь с преступным американским разделом. А чего хотят мусульмано-хорватские лидеры? Они называют свои пути разрешения конфликта: снять эмбарго на поставки в Боснию вооружения и обеспечить натовские бомбардировки и иную военную поддержку мусульманской армии. И при этом Вы и весь мир слушает призыв Картера: «Сегодня у нас есть уникальный шанс познакомить весь мир с вашими устремлениями к миру…». Где же этот мир?! Американцы не могут и не принесут сербам мира. Надо искать другие пути урегулирования конфликта.

Лицо Караджича напрягалось от переведенных переводчиком слов собеседника.

Возникла пауза, позволившая вступить в беседу и нам. Тяжело дышавший Белов не преминул поделиться своими мыслями. Его лицо вспыхнуло, он раздвинул душный ворот рубахи. Говорил медленно, но горячо. Как и Бабурин, Белов не верил в желание американцев установить мир на Балканах. Припомнил налет американцев на авиабазу Удбина в Краине, применение бомбардировщиками запрещенных кассетных бомб против мирных жителей.

– И как только Вам, господин Караджич, удается после натовских бомбежек и чинимого ими беспредела сдерживать гневные акции протеста и возмездия сербского населения по отношению к «миротворцам»? – риторически и сурово вопрошал голос писателя.

Тут Белов решил сопроводить свои слова газетной цитатой. Из внутреннего кармана пиджака он как-то неловко вытащил сложенную газету «Завтра», развернул её и сказал:

– Мне понравилась Ваша оценка натовским налетам. Слова Ваши лаконичны и по-писательски точны.

Белов прочитал высказывание Караджича: «Это был криминальный акт криминальной региональной организации, известной под именем НАТО».

Я слушал и видел, как волнуется дорогой и близкий мне по духу и мыслям вологодский писатель.

Многое пережито Василием Беловым в его шестьдесят лет – голод в детские годы, потеря отца, послевоенная разруха, исход крестьян из деревни, развал страны, ельцинская вакханалия… Все прошло через его душу и сердце. И вот теперь ему предлагают смириться с еще одной несправедливостью на земле… Он должен согласиться с американцами, с их остервенелым желанием заставить сербов уйти с родных земель.

Известный в России и Сербии писатель отказывается пойти на предательство. В юности его самобытное и яркое дарование развивалось под благотворным влиянием славянофильских книг Пушкина, Достоевского, Толстого, Тютчева. А теперь он восхищается славянскими подвигами сербского поэта Караджича.

Благодаря Белову нам всем стало ясно, в какое грозное и бессовестное время мы оказались рядом с Караджичем.

Он с непередаваемым чувством гордости и уверенности говорил главному сербскому защитнику славянства:

– Будь у нас в России сегодня президентом настоящий русский политик, дали бы мы вам ракеты СС-300, и никакого НАТО здесь не было бы, и ничьи глупые советы вам не пришлось бы слушать.

– Из югославского тупика, в который нас загнал Запад, можно выйти мирным путем только при содействии России, – отозвался собеседник.

– Слышали мы вашу пословицу: «Нас с русскими 300 миллионов, а без русских нет и полгрузовика!», – добавил Белов.

– Да-да, – заулыбался сербский лидер. – Добрая, известная пословица. Но она не современная, ей много-много лет. Как и той пословице: «На небе – Бог, на земле – Россия!».

– А у нас всё известней становится пословица: «Не в силе Бог, а в правде!».

Осветившееся радостной улыбкой лицо Караджича расположило нас к разговору.

Я поинтересовался у президента его мнением о судьбе плана «контактной группы», о значении для сербов той территории, которую хотят отсоединить от них. На какие мирные предложения после разгрома мусульманской армии готовы сербы? Если эти предложения нереализуемы, то каков вообще план выхода из кризиса? Сколько времени они готовы воевать?

Ответы были ожидаемыми: «Сербы готовы воевать столько, сколько будет необходимо. Воевать ради мира. Мы согласны на уступки, согласны пострадать при нарезке земель. Только пусть оставят нас в покое, дадут спокойно жить и работать, дадут воссоединиться. Мы не против ислама, мы против того, чтобы мусульмане уничтожали нашу веру – православие».

Кто-то из делегации спросил про неполитическую жизнь Караджича и тот с интересом поведал про свою прежнюю работу врачом, про диссидентство в молодости и нахождении в тюрьме, про увлечение поэзией и футболом. Жена у него тоже врач. Более того, и дочка, и сын решили продолжить дело родителей. Сын сейчас служит в резервной полиции, находится здесь, в Пале. Политика пришла в его жизнь тогда, когда он не испытывал к ней никакого интереса. В Боснии вдруг стала возрождаться старая чудовищная идеология исламского фундаментализма… Всюду запахло геноцидом. Молодой Караджич встрепенулся… Его живая, стремительная душа не усидела в доме – пошел он с друзьями создавать демократическую сербскую партию. И на первых же парламентских выборах они победили.