Дуняшка негромко вскрикнула и зажала себе рот ладонью:
– Что ты мелешь? Что ты мелешь, опомнись!..
– А тебя – скажи слово – на руках носить буду, – продолжал он, подходя к Дуняшке. – Одену тебя, как картинку… Вот, тебе принес…
Гришка быстро развернул сверток. Лучи солнца, падавшие сквозь щелястую крышу сенок, заиграли на добротном розоватом сатине, который Григорий протягивал Дуняшке.
– Возьми, на платье… Андрей – тот не подарит…
Дуняшка стояла, не трогаясь с места, смотрела на материю. Потом подняла глаза на Григория, усмехнулась:
– Вижу – богатый стал… Нищенке целый рубль подать хотел, мне сатину на платье…
– А что? Ты не смотри, что я… такой… сейчас. Мы еще заживем, Дуняшка, я тебе правду говорю… Не хуже лавочника Лопатина заживем или там Гордея Зеркалова… Только ты скажи… одно слово…
– Скажу, – промолвила она. – Уходи отсюда!.. Сейчас же…
– Дуняшка!..
Григорий еще хотел сказать что-то, но не успел. Дверь в сенцы отворилась, на пороге стоял Веселов.
Увидев Дуняшку и Григория, Андрей в первую секунду опешил.
– Так…
Дуняшка хотела выйти, но Веселов загородил собой двери…
– Нет уж, погоди… Тут разобраться надо…
– Чего разбираться? Видишь – человек на платье дарит мне…
Дуняшка оттолкнула Андрея, выскочила из сенок, перекинула коромысло через плечо и пошла к озеру. Андрей посмотрел ей вслед и повернулся к Григорию. Тот торопливо комкал шуршащий сатин, стараясь завернуть его снова в бумагу.
– Что уставился? – буркнул он.
– А вот что… Она говорила тебе, чтобы ты забыл сюда дорогу?
– Не помню что-то… А вот как приглашала в гости – помню…
– Приглашала? – переспросил тяжело Андрей. – В гости?
– Был такой случай…
– Врешь! Врешь все, рак клешнятый!.. – загремел вдруг Веселов, надвигаясь на Гришку.
Бородин попятился. Не успев завернуть сатин, он уронил его на пол и угрожающе выставил вперед свои огромные руки:
– Н-но, ты… Попробуй тронь!.. Зажму в кулак – только хрустнешь…
Андрей и без того знал, что если Григорий удачно схватит его, то уж намертво. Знал также он, что трусости у Григория не меньше, чем силы в руках.
– Ах ты! – воскликнул Андрей и неожиданно кинулся на Григория. Григорий отскочил и очутился на крыльце. Пятясь задом, он оступился и упал, но тотчас поднялся с земли. Веселов бросил ему сверток из сеней прямо в лицо:
– Забирай!.. И увижу еще раз тебя здесь – пеняй на себя…
Григорий повернулся и торопливо пошел прочь.
* * *
А ночью, когда над озером, над деревней, над лесом разлилась черная глухая темнота, возле маленькой саманной избушки, на куче хвороста, приготовленного для растопки, сидели Дуняшка и Андрей Веселов. Дуняшка, в стареньком платке, тихо всхлипывала, прижимаясь лицом к широкой, теплой груди любимого. Одной рукой Андрей обнимал девушку, другой поглаживал ее вздрагивающее плечо.
– Ты не плачь, – тихо утешал он, всматриваясь в темноту над озером. – Не всех же убивают на войне. Вернусь…
– Боюсь я – не дождаться мне тебя… – промолвила Дуняшка.
– Ну, ничего, дождешься, если… будешь ждать.
– Господи, о чем ты? – с горечью, с тяжелым упреком воскликнула Дуняшка.
– Гришка Бородин ведь не отстанет, я знаю…
– Да на черта мне он, такой… – Больше Дуняшка не нашла слов.
– Ну, ну… верю. Да и ему гулять недолго. Он ведь чуть помоложе меня.
Потом они долго молчали. Дуняшка всхлипывала все реже.
Андрей прижался губами к ее голове, вдыхал теплый запах волос. Сегодня они пахли почему-то сухим душистым сеном.
Андрей долго думал, чем же это она вымыла голову, пока не рассмеялся.
– Ты что?
– Да так. Лопатины сенокос начали. Ты не у них работаешь?
– Два дня уже.
– Вот-вот.
– Чудной ты.
Тяжело пропели спросонья вторые петухи, а Дуняшка и Андрей все сидели обнявшись, все молчали. Наконец Андрей проговорил:
– По земле хоть поезжу, посмотрю, где какая жизнь. Федька Семенов рассказывал…
– Да нету, Андрюшенька, нету такой жизни на земле! – воскликнула Дуняшка, уже не раз слышавшая от Андрея о чудесной неведомой стране. – Ты только приезжай живой-здоровый. Уж как-нибудь в моей или твоей избушке проживем. Руки-ноги, слава богу, есть у обоих… были бы у обоих, – поправилась она на ходу, вспомнив, куда уезжает Андрей.
– В избушке… Да я знаешь какой домище отгрохал бы тебе, кабы лес был…