Жизнь прожить – не поле перейти. Книга 3. Семья

широкому лбу потекла струйка крови, широким слёзным путём окрашивая щеку и прилипшие к ней льняные волосы.

Глаза тухли, губы искривила нелепая улыбка, словно

красивая женщина удивилась случившемуся. Вторым выстрелом атаман направил заряд себе в висок и рухнул на

землю. Бандиты, побросав оружие, нестройно, с поднятыми руками двинулись сдаваться.

– Что с этими делать, – спросил подошедший к командиру милиционер, кивком головы указывая на трупы.

– Пускай в лесу остаются, нечего сани загружать, волкам

пожива будет. Волками жили, по волчьи выли, пусть волки о них заботу имеют, а нам они и для отчёта не сгодятся.

Сторожку сжечь, усадьбу кулацкую сжечь, а добро и скот

вывезти.

Отряд с пленёнными двинулся восвояси. За спиной пылал

лагерь лесных отшельников. Бойцы вели весёлый разговор

об удачном походе обошедшемся без потерь. Пленённые хмуро шагали опустив головы где бродили невесёлые мысли. «Вот и кончились мои шатания, – спокойно оценил своё новое положение Пётр. – Хоть какая-то определённость

наступит. Не расстреляют, так дальше Сибири не сошлют, и там люди живут. А жить, ох как, ещё хочется! Хотя бы

разок на родителей глянуть. Это даже хорошо, что жены с ребятишками нет. Тогда бы совсем тоска была. Быстрее бы

всё забыть – да как такое позабудешь? Как Вилму забудешь?

Одиноко, холодно ей в лесу, – подумал Пётр о Вилме как о

живой. И отчего такая судьба у человека и где она так

неосторожно споткнулась? Кто о ней всплакнёт- ни детей,

ни родных! Эх, ма! До чего ж судьба- к ней зла! А моя

голова бесшабашная до чего довела? Некого винить- сам

дорогу выбирал и не знал где соломки подстелить».

– Живей, бандюганы, шевелите копытами, а то плёткой

подгоню, – крикнул «чёрный» командир.– Я вам новый светлый путь укажу и, если бог ваш вас простит, то я, ежели

во второй раз попадётесь, уже не смилуюсь.

Новая, пока не ведомая, дорога ждала Петра не суля радостей, но и не убивая надежд.

************************

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Степан шёл своим путём каждую свободную минуту устремлялся домой где только и отходил душой, радуясь как быстро сын рос, как всходы на поле; делал первые шаги и лепетал первые слова, а под сердцем Мария уже носила второго ребёнка. Осенью, как только был собран небогатый из за засухи урожай, в деревню двинулись опять

продотряды с винтовками, выгребая по разнорядке

подчистую, всё кроме семенного фонда и на минимальный прокорм. Торговля умерла снова. Мужики снова взялись за вилы и снова тысячи лесных братьев истребляли продотряды, громили ссыпные пункты, уничтожали активистов. В деревню дошли слухи, что Петра после разгрома банды судили и сослали в Сибирь освобождённую от колчаковцев. Степану неожиданно удалось свидеться с ним

в уфимской тюрьме. Его заместитель- хлипкий молодой

человек, направленный комсомолом на ответственную работу, пронырливый, всезнающий и идейно подкованный,

как- то подошёл к Степану и вопросительно ехидно спросил:

– Дружка своего Астахова Петра повидать хочешь?

– Не прочь, только не знаю где он,

– Поблизости, как враг трудового народа за бандитизм

задержан; могу о свидании похлопотать.

– Без таких хлопотунов обойдусь, – с раздражением бросил

Степан. Через неделю он добился свидания с другом в

кабинете следователя присутствующего при встрече.

Когда Петра ввели, то он не выразил ни удивления, ни

радости увидев друга так как был предупреждён. Следователь с безразличным видом сидел за столом, а

Степан устроился на табурете поодаль от стола, сбоку и

предложил Петру сесть на табурет стоящий напротив. Тот

тяжело опустился на него, положил руки на колени, опустил голову и глухо спросил:

– О чём разговор? Не думал я, что придётся свидеться.

– Допытываться я у тебя ничего не буду и помочь ничем не могу, а вот родителям, если что передать хочешь, то до

них донесу- им свидания не дадут, – ровным голосом произнёс Степан.

– Передай, что винюсь я перед ними, а за грехи свои

перед пред властями ответ держать готов. Разошлись наши пути-дороги и ничего дурного против тебя я не имел. Что было -то прошло, но в памяти останется всё, что было меж