Между миром тем и этим. Рассказы белорусского алкоголика

Степан гордился тем, что его выгнали из Академии за национализм. И хотя коммунисты пустили по белому свету его с друзьями по некой «притянутой за уши» статье, где ни слова не говорилось не то что о каком-то там «национализме», но и о любом другом «изме», – сам Степан с гордостью говорил, что он – настоящий белорусский патриот.

«Настоящий патриот – националист», – всегда подчеркивал Мильто. Это звание радовало его даже больше, чем другой его титул – «партизан». Некоторые скептики могут не поверить, сочтут невероятным, – но Степан Мильто действительно был партизаном! В 1943 году он малым мальчиком попал в партизанский отряд. И поскольку был очень сообразительным, помогал партизанам в различных делах, в частности, ходил в разведку и приносил ценные сведения о дислокации войск неприятеля.

Я полагаю, что после такого предварительного разъяснения будет понятным, почему в «Парусе» все участники застолья разом обернулись к Степану, и на мгновение воцарилась тишина, которую вскоре нарушил звон сдвинутых стаканов за соседним столиком.

И Степан рассказал нам следующую историю.

«Было это, наверное, в октябре… 43-го года. Наши наступали по всем фронтам. Немцы были вынуждены мобилизовать последние внутренние резервы из повзрослевшего за годы войны нового поколения «голубой крови», но все равно сил не хватало. Тогда они решили использовать уже не только свою молодежь, но и молодых людей из числа жителей оккупированных территорий. Вот там я впервые и узнал о СБМ – Союзе белорусской молодежи.

Как-то меня послали в разведку в село Большой Бор – нужно было узнать, есть ли там немцы и много ли полицаев. Когда я, собрав все сведения, уже хотел уходить, по дороге на Миньковичи показалась колонна людей, которые шли строевым шагом и несли несколько флагов никогда ранее не виденного мною сочетания цветов. Это были бело-красно-белые флаги.

Зайдя в деревню, около комендатуры они по команде разошлись, но на небольшое расстояние, очевидно, чтобы не растеряться и суметь быстро собраться по команде. Бросалось в глаза, что это были очень молодые люди, и вообще казалось, будто идет очередной призыв в армию или формируется некое «народное ополчение». И еще одно удивило меня: все «ополченцы» говорили на белорусском языке, который не часто можно было услышать в те военные годы.

Я подошел ближе к группе ребят, что присели на скамейку у колодца.

– Добрый день, паночки! – говорю.

– Добрый день, спадар! – отвечают.

– Я никакой не господин, а местный житель, из простых крестьян, – объясняю я и, подумав, добавляю: – А если разобраться, то я – действительно господин. Господин сам себе, сирота. А почему вы по-белорусски разговариваете, а не по-немецки? Вы же к немцам пришли?

– Разговариваем по-белорусски по простой причине – мы белорусы. Большинство из нас – такие же, как ты, деревенские парни. Но мы – сознательные белорусы и собрались в отдельную организацию – Союз белорусской молодежи, чтобы бороться вместе за независимую Беларусь, без коммунистов. А немцы на нашей земле – явление временное. Им скоро уже конец, они убегут – и вот тогда понадобится наше национальное войско. Мы готовимся к этой почетной задаче. А к тебе мы обратились в уважительной форме, принятой у белорусов: «спадар». А не «гаспадар» или «господин», как услышал ты, – объяснил мне один из сидящих на скамейке, высокий крепкий парень – явно лидер, так как его слушали все, а не только я.

Знаете, – хотя мне было только 12 лет, я понял этих молодых людей. От них исходила какая-то таинственная сила, казалось, она излучала особую магию, неизъяснимую притягательность… Не знаю… но я, как зачарованный, слушал их и верил им. И мне очень понравился национальный бело-красно-белый белорусский флаг.

Друзья СБМ называли себя националистами, и это слово я запомнил на всю жизнь. Потом я сам стал националистом… Но это произошло намного позже.

– Ребята, – обратился я к СБМовцам, – возьмите и меня в свой отряд. Хочу также строить независимую Беларусь, без коммунистов, у меня отец в сталинском ГУЛАГе.

– Мал еще ты, – сказал старший, – вот подрастешь, тогда обязательно тебя возьмем.

И громко крикнул:

– Стройся!

Все бойцы мгновенно выстроились вдоль улицы. Колонна двинулась.

– Позже, после войны, все эти молоденькие юноши, эти романтики, будут расстреляны коммунистами. А я навсегда стану белорусским националистом», – закончил речь Степан.

– Вот какие сведения о бело-красно-белом флаге и национализме можно было получить, сидя в самом шикарном месте Минска, на веранде «Под парусами» в те советские, еще не застойные, времена, – сказал Антон Кулон, доедая последний кусок шашлыка. – Но самое интересное произошло потом, – продолжал он, – через два дня звонит Сергей Алябьев.

– Старик, есть интересное дело. Помнишь разговор в «Парусе» о белорусском национальном флаге?.. Да, Степан Мильто рассказывал. А о поездке в Вильнюс не забыл? Нам надо встретиться, потому что, как говорится, это нетелефонный разговор.

Мы встретились. Разговор наш касался экскурсии в столицу Литвы – Вильнюс, которую мы, начитавшись книг Владимира Короткевича и Вацлава Ластовского, давно называли Вильно. Вильно – это исторически белорусский город, столица Великого Княжества Литовского, а значит и нашей Родины, так как пять шестых населения ВКЛ составляли белорусы.

– …Мы приедем в Вильно не просто так, – говорил Сергей, – мы въедем на коне! Вывесим наш бело-красно-белый флаг на башне Гедимина, и весь Вильно увидит наш национальный флаг. А мы будем стоять рядом со своим флагом и объяснять необразованным литовцам, что за флаг мы им привезли. Они послушают – не знали же правды – и после нашего отъезда флаг будет постоянно развеваться над Вильно-Вильнюсом.

Это был бы, разумеется, идеальный вариант. Мы не совсем были уверены, что литовцы нас послушают и тут же побегут вывешивать бело-красно-белые флаги.

Десант в Вильнюс назначили на вторник. А к понедельнику нам надо было подготовиться: Сергей должен был приобрести два отреза из шелка – красного и белого цветов, а я удилище, чтобы прикрепить флаг.

Мы встретились «Под парусами» утром, где-то около 9 часов. Сергей принес обещанные отрезы. Красный материал он добыл довольно просто – выманил у матери, директрисы школы, БССРовский государственный флаг. Для приобретения же белого пошел на «преступление» – незаметно от жены унес семейные шелковые простыни, оставшиеся еще от свадебных подарков.

Осталось выкроить куски ткани в необходимых пропорциях и сшить. Но здесь у нас возник спор. Сергей говорил, что надо делать размер, в ширину равный половине длины флага. Я же держался иного мнения, базировался, так говоря, на научном подходе:

– Ты, Сергей, человек гуманитарного склада и не знаешь ничего о золотом сечении.

Тут я ему нарисовал на салфетке с нашего стола, несмотря на ранний час, уже плотно заставленного пивными бутылками, круг Леонардо да Винчи и в нем человека и прочитал небольшую лекцию о пропорциях красоты.

– Вот посмотри: длина этой стороны, разделенная на длину прилегающей стороны, должна давать отношения не один к двум, то есть не 0,5, а 0,68! Это и есть число красоты. Именно таким и должен быть сделан наш флаг, – объяснял я другу.

– Ну, раз это открыл Леонардо да Винчи, то согласен. Но только потому, что он был не только математиком и изобретателем, но и поэтом и художником, – согласился Сергей.

Придя к такому мудрому компромиссу, мы зашли в ателье «Аленка», оно было недалеко – на улице Кирова. В ателье работала моя знакомая, Вероника, и этот факт должен был облегчить процесс пошива флага.

И действительно, буквально через час мы держали в руках красивый бело-красно-белый флаг. Прикрепили его к удилищу, купленному мною вчера в магазине «Рыболов», и, подняв его вверх, двинулись в сторону проспекта Ленина. Милиционеры не обращали на нас никакого внимания, прохожие тоже. Еще не настало время митингов и шествий 90-х, когда этот флаг будет узнаваем, и еще не угрожал нам привод в участок за его использование. Ведь еще не существовало уголовной статьи, придуманной в еще не известной нам стране «Республика Беларусь», статье под названием «За использование недозволенной символики»…

Нет, это время еще не настало…

Часть II. Тернистый путь к исторической столице

Мы решили сэкономить на билетах и поехать до Вильнюса «перекладными», то есть электричками: Минск – Молодечно, Молодечно – Гудогай, Гудогай – Вильнюс.

Такое важное решение было обусловлено финансовыми трудностями, которые перед нами возникли совсем не запланированно.

Дело в том, что уже на подходе к вокзалу, на улице Кирова, возле «Рыболова», мы встретились с Лехой – знакомым Сергея еще по работе в «Физкультурник Белоруссии». Леха тогда еще не пил, он был известным спортсменом – борцом по классической борьбе в тяжелом весе Алексеем Бортником. Сергей Алябьев брал у него тогда интервью – как раз после чемпионата мира, который проходил в Минске.

Теперь же Леха стоял у магазина «Рыболов» и продавал мотыля. От прежнего Алексея осталась только мощная фигура – широкие плечи, жирный затылок и широко расставленные руки, которые, казалось, вот-вот вас схватят и бросят на землю. Но грязная рубашка без двух пуговиц и давно не мытые порванные штаны свидетельствовали о том, что перед нами человек, который давно оказался «за бортом», и в его жизни осталась одна ценность – бутылка.

Мотыль был в небольшом мешочке. И, когда находился покупатель, Леха открывал мешочек и набивал полную спичечную коробочку мотылем. Коробочка стоила 50 копеек и обеспечивала рыбаку прекрасную рыбалку, так как мотыль у Лехи был отборный. После продажи трех коробочек Леха посылал гонца в «Подкову»[2 - «Подкова» – гастроном в подковообразном строении на перекрестке улиц Кирова и Свердлова.] за «чернилами» и временно покидал свой пост у рыболовного магазина, чтобы «заправиться».

Но на этот раз что-то у Лехи складывалось не так. Еще за 50 метров до «Рыболова» мы услышали звуки сильной ссоры, и было видно, как в центре людского круга, возможно, покупателей, или друзей борца, болтается сам «бизнесмен» Леха и что-то объясняет.

– Какой запах? Нормальный запах, специфика водоема, где ловили мотыля, – отбивался Леха.

– Он ведь уже не шевелится! Что это за мотыль! Двое или трое суток ему уже. Засмердел уже! – кричал какой-то очкарик, очевидно, из интеллигентов.

– Послушайте, мотыль спит сейчас, поэтому и не шевелится. В том водоеме расписание жизни такое, что ночью мотыль размножается, откармливается, а утром ложится спать.

– Но от него несет тухлятиной! Он плохо пахнет! – вставила свои пять копеек крепкая женщина, видимо, жена интеллигента, которая неизвестно откуда взялась.

– Мадам, а вы если спите, за себя ручаетесь? Вы действительно уверены, что от вас не будет неприятного запаха? – вбил, как сваю в стройку века, последний непробиваемый аргумент Леха, вовремя вспомнив старый одесский анекдот.

От такой постановки вопроса у дородной тетки даже язык отняло.

Но тут уже подошли мы и бросились на помощь Лехе. Отвлечь разъяренную женщину от Лехи было не просто, но узнав, что мы милицейские журналисты и давно собираем факты против этого субъекта, она сразу успокоилась.

Успокоение это, конечно, было условным. Здесь сработал психологический момент – войну с Лехой дамочка вела на равных, и еще неизвестно было, кто выйдет в ней победителем: она – ведь правда на ее стороне, либо Леха, который есть тип подозрительный, похоже, что жулик, а жулик поэтому и выбрал себе такую профессию, чтобы дурачить людей.