Под свист пуль

– Ты?.. Каким образом?.. – но тут же осекся. – Прости, совсем забыл. Мне же сегодня докладывали.

Увидев спешащего к машине Даймагулова, удивленно спросил:

– А как же ты тут очутился? Я же тебя вроде не вызывал… Впрочем, ты мне там как раз и понадобишься. Это по твоей части. – Агейченков распахнул заднюю дверцу. – Прошу сюда! И аллюр три креста!

Глава 3

Машина мчалась вниз по серпантину с бешеной скоростью. Так и казалось, что она вот-вот не впишется в один из крутых поворотов и с полуторатысячной высоты рухнет вниз, в Аргунское ущелье, – костей не соберешь. Но Агейченков не придерживал солдата, зная, что тот опытный водитель. Он ездил с ним почти два года и не раз попадал в отчаянные передряги, где только выдержка и мастерство шофера спасали их от бед. Да и машина была новенькая, всего три недели, как получили со склада; тормоза ее держали намертво.

Мысли Николая Ивановича были заняты двумя вопросами. И какой из них сейчас важнее для него, он и сам не знал; точнее, представлял слабо. Конечно, подрыв на мине пограничника – еще одно неприятное ЧП для отряда. Но все же это будни. Что бы там ни говорили, а идет война, суровая, беспощадная, и привыкнуть к ней нельзя.

«Зря некоторые бахвалятся, – рассуждал он – что ко всему, мол, притерпеться, привыкнуть можно, что им все нипочем и сам черт не брат».

Агейченков считал, что для настоящего человека, а не подонка, разрушения, кровь, потери – неизбежные спутники войны – никогда не станут обычным явлением. Для командира же, отвечающего за своих подчиненных не только перед начальством, родителями, а и перед Богом, – большой удар, тяжкая утрата, зарубка в сердце навсегда.

Однако и другой вопрос беспокоил его не меньше. Для чего приехала сюда Тамара? Ведь наверняка могла бы отказаться ехать в их отряд. Стоило только намекнуть начальству, что она бывшая жена командира, – тут же дали бы отбой. Но не сказала же! Почему?.. Только ли из упрямства? Есть такой у нее гонорок. Я, мол, как и другие медики, готова ехать хоть к черту на рога, несмотря ни на какие обстоятельства!.. И все-таки есть одна закавыка. Ежели бы она не хотела видеть его поганую рожу, сумела бы найти благовидный предлог для отказа. Мало ли других горячих точек сейчас на земле!

– А броник отстал, товарищ полковник, – вмешался в его мысли голос солдата-телохранителя, располагавшегося с автоматом в руках на заднем сиденье рядом с инженером и врачом.

– Надо бы охрану все-таки подождать, Николай Иванович, – осторожно сказал и Даймагулов. – А то вас же потом и обвинят, дескать, не думаете о безопасности, даже когда с вами женщина-врач.

Агейченков недовольно оглянулся. Уж не празднует ли труса его зам по вооружению? Но увидев напряженное лицо своей бывшей жены (а уж он-то знал, каким оно иногда бывает), понял, каково сейчас Тамаре на этих безумных виражах. У нее даже костяшки пальцев, которыми она вцепилась в рукоятку, торчащую позади его сиденья, побелели от напряжения. Значит, инженер был прав, и Николай Иванович приказал водителю умерить пыл.

Даймагулов одобрительно хмыкнул. Дошли его слова до Бога. Хотя, ему было, если честно сказать, очень хорошо от того, что на крутых поворотах машину мотало из стороны в сторону так, что они с Тамарой Федоровной поминутно соприкасались бедрами. Это было приятно и вызывало дрожь во всем теле. Дорого бы он дал, чтобы поездка продолжалась бесконечно. Но Даймагулов прекрасно понимал состояние человека, не привыкшего к езде с бешеной скоростью по сумасшедшим виражам. Поэтому он и подал свою реплику, заранее зная, что командиру она не понравится. Тот любил быструю езду. К тому же спешили они не на гулянку, и Агейченков мог резонно возразить: не суйся, мол, тише едешь – дальше будешь. Это была его любимая поговорка, к которой он непременно добавлял: «От того места, куда стремишься».

Беспокоило Даймагулова и другое. Он был крайне удивлен, что командир с его богиней на «ты». Значит, они близко знакомы и, конечно, не родственники. А это уже не только настораживало, но и наводило на дурные мысли. Какие могут быть отношения между мужчиной и женщиной, если они по-свойски общаются. Может, любовниками были?.. Так ему бы, наверное, кто-нибудь уже шепнул на ухо… Хотя он и не допытывался. Поэтому и не предполагал, что Тамара Федоровна была в свое время женой Агейченкова. Иначе он бы все это по-другому воспринял, и бросившееся в глаза их близкое знакомство не вызвало бы отрицательных эмоций. Поскольку Даймагулов был в неведении, то и отношение его к происходящему на его глазах общению командира с врачом вызывало даже недоумение и яростную ревность.

На заставу к капитану Найденышу, где произошло ЧП, они добрались после обеда. Причем последние триста метров пришлось идти пешком, да еще по крутизне. Ночью прошел дождь со снегом, дорогу расквасило, и машина никак не могла подняться по скользкому склону. Хотя водитель и пытался пробиться поближе к заставе, ничего не получилось. Колеса буксовали, прокручивались, вздымая фонтаны воды и грязи.

– Отставить бесплодные попытки! – приказал шоферу Агейченков и обернулся к своим спутникам: – Ну что, други мои, дальше придется топать ножками. Извините за такой дискомфорт.

– Мы люди привычные, – усмехнулась Тамара Федоровна, весело, с прищуром глядя на командира отряда. Тот даже, как показалось Даймагулову, смутился под ее насмешливым взглядом.

«Нет, они определенно хорошо знакомы», – подумал ревниво инженер, первым выскакивая из машины.

– Прошу вас, дорогой доктор! – галантно протянул он руку, чтобы помочь выйти из уазика своей спутнице. Вокруг машины стояла липкая жижа, неприятно хлюпавшая под ногами.

Они шли медленно, тяжело. Тамара Федоровна с трудом вытягивала ноги из вязкой грязи, несмотря на то, что на ней были легкие хромовые сапожки. От предложения взяться за руку она отказалась, чем Даймагулов был очень раздосадован. Если бы можно было, он ее на руки подхватил и понес. И тяжести наверняка б не почувствовал, а уж блаженство такое ощутить… Только она вряд ли бы согласилась, тем более под пристальным взглядом солдат охраны.

Капитан Найденыш встретил их возле ворот заставы, у вышки, торчавшей на склоне горы. Пограничникам оттуда хорошо видно даже грузинскую заставу на той стороне. Это было единственное сооружение такого рода в отряде. Со временем, мечтал Агейченков, они сумеют установить вышки на всех заставах. И почти все тропы и ущелья будут перекрыты наблюдением в приборы. Вот тогда граница примет надлежащий вид. Но до этого было, как понимал Николай Николаевич, ой, как далеко!

Выслушав доклад офицера, Агейченков приказал немедленно провести доктора к раненому солдату – начальник заставы уступил тому свое место в крохотной землянке, где ютился вдвоем с женой. Кстати, тоже носившей погоны пограничника. Она была радисткой.

Майор Гокошвили был уже здесь: застава входила в подчинение его комендатуры.

– Ничего бы не случилось, понимаешь, – как всегда запальчиво сказал Гокошвили, хмуря свои широкие, черные, будто вымазанные сажей, брови. – Ходи там, где надо ходить! Зачем не там ходил!

– Хорошо, хоть жив остался, – осторожно вставил реплику Найденыш в горячий монолог коменданта. Был он высокий, сухопарый и плоский, как доска. Когда нагибался, казалось, что складывается пополам. Ноги у него были длиннющие.

– Да, это главное, – поддержал его Агейченков. – Куда его зацепило?

– Лицо пострадало и грудь, товарищ полковник.

– А плечо? – воскликнул Гокошвили. – Оно же совсем раздроблено. И крови много потерял, понимаешь!

Тамара Федоровна, между тем, в сопровождении жены начальника заставы скрылась в палатке. Теперь от ее слова все зависело.

Агейченков так и сказал:

– Дождемся выводов медицины. Не будем строить никаких прогнозов. А ты, прапорщик, – повернулся он к старшине заставы, стоящему тут же, – покажи-ка инженеру место, где все это произошло. Разберись там, что к чему, Николай Николаевич, – кивнул он Даймагулову.

– Сей момент, – козырнул тот. – Посмотрим, что за пакость установили эти сволочи. Веди, прапорщик.

Они ушли, а трое офицеров присели в курилке, оборудованной сбоку от недостроенного еще помещения заставы. Строилось оно трудно, с перебоями – материалов не хватало. Тем более, что многие камни, валявшиеся вокруг, Найденыш по-хозяйски пустил на баню, выстроенную почему-то в первоочередном порядке.

Дело в том, что поначалу, когда отряд только начал обстраиваться, у Агейченкова не хватало ни сил, ни времени уследить за всеми сооружаемыми объектами, разбросанными на высокогорном участке более чем на восемьдесят километров. На заставе Найденыша, расположенной на самом левом фланге, он бывал крайне редко. Добраться туда было нелегко: тогда дороги, проложенной к вышке, еще не существовало. Руководством строительства здесь занимался сам капитан Найденыш. И прежде всего он задумал соорудить баню. А люди еще жили в палатках.

Когда Агейченков позже спросил, почему именно такое решение принял начальник заставы, тот сказал:

– Эх, товарищ полковник, не понимаете, как нужна солдату баня. Не только для тела – это само собой: грязь, пот, холод в горах, – а и для души. Когда попаришься как следует, и хвори от тебя отскакивают, и на сердце светло.

И он рассказал, что в детдоме у них ванной не было, где-то раз в месяц их, завшивевших, водили в городскую парилку. И это был праздник.

– Вы и представить себе не можете, товарищ полковник, – воскликнул капитан, – как ждали мы этого дня. Ведь чесались же все, коросты обдирали.

Найденыш сызмальства воспитывался в детдоме. Родители его погибли в автокатастрофе, когда он был еще совсем кроха. Года полтора со стайкой таких же беспризорников скитался по стране. Фамилию, конечно, если и знал, то позабыл. Вот ему и дали новую в детдоме.

Баня уже достраивалась, когда Агейченков выбрался наконец на заставу Найденыша. Изменять что-либо было глупо. Сооружение получилось на славу: из природного крепкого камня, намертво схваченного высококачественным цементом. Оно даже имело подводку воды из близлежащего в горах ручья. Первое время воду из него таскали даже в столовую. Здание же самой заставы, особенно спальное помещение, стояло до сих пор в лесах. Не хватало бревен, досок, кровельного железа, гвоздей и, естественно, камня. Его теперь приходилось везти издалека.

– Ну, докладывай, Григорий Данилович, – нетерпеливо сказал Агейченков капитану, когда они удобно устроились в курилке, сделанной тоже на совесть. – Как же все это произошло?

– Неясно, как все вышло, товарищ полковник, – словно оправдываясь, сказал Найденыш и нахмурился. – Ну, убейте, не пойму, кто и когда умудрился поставить растяжку. Ведь часовой все время на вышке. У него приборы ночного видения есть. Несут службу слухачи хорошие. И ведь рядом с заставой!

– Давайте-ка подробнее, – попросил Агейченков.

– Тропа у нас тут боковая есть. Мы ею почти не пользуемся. Так, иногда кто за дровами в ту сторону сходит. После сильных ветров там много бурелома. Вот солдат из наряда на кухне и решил прогулться в то место. Он этот путь хорошо знал. Никак не ожидал, что на «сюрприз» наткнется. И совсем светло было.

– О бдительности забыли. Совсем забыли, понимаешь! – поморщился Гокошвили.

– А когда по этой тропке кто-нибудь ходил? – спросил Агейченков, не обратив внимание на гневную реплику коменданта. Тот был, конечно, прав. Растяжку, правда, нелегко в траве заметить, но если ты настороже…

– Даже не знаю, товарищ полковник, – признался капитан. – Могу уточнить у солдат. Обычно-то мы за дровами к реке спускаемся. Там тоже и бурелом есть, и в заводи можно топляк выловить.

– Ну а все же, может, припомнишь? – вмешался снова Гокошвили. – Два, пять дней, неделю? Тут, понимаешь, каждый час важен! Кто-то же побывал недавно возле заставы, установил эту пакость, значит, знал, собака, что кто-нибудь тут пойти должен, понимаешь. Не иначе кто из местных. Они же тут каждый клочок земли знают!

– А где они, эти местные? – уныло качнул головой Найденыш. – В поселке за рекой всего несколько человек живет. В основном старики, женщины, дети. И все в один голос говорят, что эта война им осточертела. Кончать ее надо.

– На словах-то они все овечки, понимаешь! – возмущенно всплеснул руками Гокошвили. – А на деле… С двенадцати лет уже стрелять умеют, подлецы. А с наступлением темноты отрыл оружие – и на дело!