Оценить:
 Рейтинг: 0

Под свист пуль

Жанр
Год написания книги
2020
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
7 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Остановись, – буркнул Агейченков и открыл дверцу, намереваясь выпрыгнуть.

Взвизгнули тормоза, и машина встала как вкопанная. Покинув ее, Николай Иванович размашисто зашагал по дороге. На душе стало тоскливо. Он подумал, что шофер его, вероятно, не ошибся: что-то произошло. Из кузова полуторки выпрыгнула Тамара Федоровна. Агейченков узнал бы ее статную изящную фигуру из тысячи других. Сердце екнуло.

– Товарищ полковник… – вскинула руку к головному убору и осеклась.

В свете фар он увидел ее искаженное болью лицо и все понял. Не довезли…

– Не надо слов, Тамара, – тихо сказал он и рывком привлек ее к себе. Она уткнулась ему в плечо и заплакала.

Глава 4

На плацу еще шла физзарядка. Только что вставший с постели Агейченков слышал, как дробно стучат по утрамбованному гравию солдатские ботинки. Жизнь шла своим чередом, точно выполнялся распорядок, что радовало командира.

По вкрадчивому стуку в дверь и мягкой в голосе просьбе: «Разрешите войти, товарищ полковник?» – Николай Иванович узнал полковника Метельского. Тот был нынче оперативным дежурным по отряду. Получив разрешение, в палатку ввалился его новый зам с красной повязкой на рукаве, сразу заполнивший собой чуть ли не половину импровизированного кабинета Агейченкова, где обычно свободно умещалось пять-шесть человек. Габаритами Максима Юрьевича природа не обидела. Он был полным, широкоплечим, высоченным мужиком. При входе ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой за притолоку. Да и в узкие двери Метельский просунулся как-то боком. Лицо у него было крупное, мясистое, с пухлыми щеками и двойным подбородком, на вид вроде очень добродушное, если бы не маленькие хитрющие глазки. Они суетливо бегали из стороны в сторону, и в них не угасал какой-то настороженный льдистый огонек.

Агейченков почему-то недолюбливал своего зама, хотя претензий к нему не имел. Максим Юрьевич никогда с ним не спорил, не ругался и был довольно исполнителен. Но именно в этой его послушности сквозило какое-то подобострастие. Так, по крайней мере, Николаю Ивановичу казалось. Метельский никогда не возражал ему, со всем соглашался, но и никаких революционных идей не высказывал, новшеств не предлагал, что, несомненно, кое-кому из начальства нравилось. Агейченков знал это по опыту работы в штабе округа и считал, что подобное качество как раз и способствовало взлету Метельского по служебной лестнице. Тем более что кадров на выдвижение на старшие командирские должности в войсках сейчас не хватало. Молодежь после окончания пограничных вузов не очень-то рвалась на заставы. Маленькая зарплата, бесквартирье, оторванность от цивилизации, невозможность найти женам офицеров работу в комендатурах, затерянных в глухомани, не способствовали тому, чтобы лейтенанты продлевали контракты. Многие уходили на гражданку. И вверх двигались далеко не самые способные и толковые молодые офицеры.

Метельский доложил, что за ночь в отряде никаких происшествий не произошло. Все идет по распорядку дня. Через полчаса с небольшим – время развода.

– Да, чуть не забыл, – добавил он после паузы, – из Ставрополя звонили. К нам собирается прилететь начальство.

– Когда? – спросил Агейченков. – И кто?

– Сообщат позднее. Вопрос решается.

Этого следовало ожидать. После ЧП кто-то из командования непременно прибывал в отряд, чтобы разобраться в случившемся. Такая установилась традиция. Начальству необходимо демонстрировать, что оно принимает меры и не зря ест хлеб.

Наверняка примчится опять Улагай, подумал Агейченков, отчетливо представляя, как тот будет его отчитывать. Пронзит недовольным взглядом, сдвинув свои лохматые брови-щетки, и начнет скрипеть: «Я же только недавно вас предупреждал, что надо повысить бдительность. А вы опять допустили ротозейство. Меры надо принимать! Было же сказано, что в данном районе усиливается приток контрабанды и идет через ваш ответственный участок. Где каналы ее проникновения? Не знаете! А вы обязаны это ведать, милейший полковник…»

Ну что ты на это скажешь? Контрразведчик оперирует проверенными данными, наверняка подкрепленными и МВД, и ФСК. Их не оспоришь. А отряд действительно в неведении. Никто ничего не знает. Ну хоть бы одна конструктивная мысль в голову пришла. И не только у него, командира, а и у всех его замов и помов. Они тогда, после отлета Улагая, собирались и головы ломали. Ерков и Вощагин руками развели. Даймагулов с Метельским молчали, как в рот воды набрали. Рундуков тоже витийствовал не по делу. Неплохой он мужик, но комиссар из него, как дуга из оглобли. Ему бы батальоном командовать, а не разбираться в психологических нюансах поведения бойцов. Отряду сейчас необходим тонкий психолог, который смог бы не только с личным составом поработать, а и с местным населением.

Далеко за полночь они, конечно, пришли тогда кое к каким выводам. Прежде всего Вощагин обещал потрясти свою местную клиентуру. У него она хоть и крохотная: населения тут, в горной Чечне, кот наплакал, но есть, и он может кое-что узнать. Во всяком случае, попробует. Простым чеченцам до чертиков надоели война и разбой. Вот они и начали потихоньку помогать пограничникам… Не шибко, конечно. Но все же… Им все известно, только бы язык развязали.

Начштаба тоже не отстал от разведки. Он старой закалки человек, и голова у него работает. Ерков предложил немедленно усилить наблюдение за всеми, пусть даже полуразрушенными, мостами. Через эту бешеную Аргунь сейчас, в пору бурного таяния снегов, брода не найдешь, да и вплавь не всегда переправишься: не всякий решится. А за любые опоры, вбитые в дно поперек реки, даже без настила, можно зацепиться – и вперед!

В этом был определенный резон, и Агейченков приказал Даймагулову взять все переправы под свой контроль.

В то злополучное «сидение», когда совещались, даже тугодумный Рундуков не отстал на сей раз от остальных. Давайте-ка, сказал он, проверим всех, кто живет в нашем районе. Их не так уж много. Наверняка найдутся лояльные люди, с которыми можно поработать. При согласии на честное сотрудничество выделить им кое-что из спецпайка, в крайнем случае заплатить за ценные сведения. Они, может, и не помогут так активно, как агентура разведки, но кое-что подскажут, да и пакостить не станут. Людям же надо детишек кормить, стариков, а то у них боевики порой все под чистую выгребают для своих нужд. Бедолаги сводят еле-еле концы с концами.

Со всеми этими предложениями трудно, конечно, не согласиться. Кое-что они могли дать. Но по-прежнему не было решения главных вопросов: где каналы переброски контрабанды и почему она активизировалась в последнее время?

Еще одну дельную мысль уже наутро подсказал Даймагулов. За завтраком он как бы невзначай изрек:

– Есть, по-моему, еще одна, профилактическая мера, которая поможет уберечь нас от ЧП подобного рода.

– И какая? – заинтересованно спросил Агейченков.

– Давайте-ка назначим на каждой заставе группу дежурных саперов из трех-четырех человек. Специалистов не хватит – обучим тех, кто посмышленее.

– А что это даст?

– Группа каждое утро будет проверять маршруты движения пограничников. К реке, скажем, за водой, к залежам валежника для топки печей, даже к пастбищам для свиней и коров на некоторых заставах.

– Кропотливая работа, – поморщился Агейченков. – Ты представляешь, Николай Николаевич, сколько сил и времени будет она у нас отбирать? На путях движения отрядов ведь тоже вперед надо пускать саперов, чтобы люди, не дай бог, на растяжки не наткнулись.

Даймагулов рассмеялся, обнажив свои белоснежные, крепкие зубы, которыми он мог запросто перекусить проволоку.

– Не забывай хорошую русскую пословицу, командир: без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Так я распоряжусь?

Агейченков не стал возражать. Мероприятие действительно хоть и хлопотное, трудоемкое, но результаты дать вполне может.

Оперативный давно ушел, а командир, задумавшись, все сидел за столом. Да, дела у них идут далеко не блестяще: ЧП за ЧП и конца им не видно… Насколько они отстали от своих зарубежных коллег! Особенно в оснащении границы техникой. До середины девяностых их еще кое-как снабжали по полной мерке. А потом пошло-поехало… Старые запасы кончились, а новые покупать не на что. Государство разворовали, и стали мы беднее библейского Иакова. У них-то в отряде техника еще поновей – опасный участок, и то ломаться стала частенько. Ведь поставляют ее по крутым каменистым склонам, по бездорожью.

Не так давно директор ФСП на сборах командиров отрядов сказал им, не делая из этого секрета, что войска должны приобретать в год тысячу двести единиц автомобильной техники, а за последние двенадцать месяцев получили лишь семьдесят. Еще хуже у моряков. Вместо необходимых двухсот кораблей и полутысячи катеров они в лучшем случае получат значительно меньше. Куда же это годится? В американской береговой охране тысяча четыреста современных плавсредств, при том, что экономическая зона в три раза меньше. А ведь у нас длина морской границы равна почти полутора земным экваторам… Это шестьдесят одна тысяча километров.

Агейченков вздохнул. Тяжело признавать, что обеднели… оскудели погранвойска. Снабжаются из рук вон плохо. А уж про приборное оснащение и говорить нечего. Года полтора назад в составе делегации ездил Николай Иванович к своим коллегам в Финляндию и был буквально поражен. У них на заставах внедрили телекоммуникационные системы. Сидят пограничники в микроавтобусах – тепло, светло, и мухи не кусают. А по телевизору, установленному в машине, в одну сторону могут обозревать часть километров своих рубежей, и в другую столько же. Красота! Мышь не проскочит. Маленькая Эстония и та в пять раз больше наших технически обеспечивает своих погранцов.

Горестные размышления Агейченкова прервал осторожный стук в дверь, и голос, который он узнал бы из тысячи – звонкий, глубокий, волнующий – спросил негромко: можно ли войти.

– Разумеется! – обрадованно крикнул он, и сердце екнуло. Сейчас перед ним будет та единственная, неповторимая, которую, как ни пытался, забыть не смог. Разве что пару-тройку месяцев после развода еще злился, а потом наступило отрезвление, и он горько пожалел о случившемся. Все эти годы она часто снилась ему по ночам, желанная и обворожительная. Он ругал себя последними словами. Как все дурацки вышло! Они расстались практически из-за пустяка. Нет, причины кое-какие были, и упреков было предостаточно. Он и службу свою любит больше всего на свете, и внимания должного семье не уделяет, и на других женщин засматривается. А ты, мол, тоже хороша: не прочь вильнуть в сторону и флиртовать с любым смазливым мужиком – кровь-то горячая, бунтует. Тамара по матери была грузинкой, особой страстной, как считал Агейченков. Ему, мужику, достойного почтения не оказывает и покорности маловато: он для нее лишь предмет домашнего обихода, не более.

Такие абсурдные взаимные упреки! Ужас!

Позже-то Николай Иванович понял, что просто ревновал жену. Потому что любили оба – и здорово. По большому счету, жить друг без друга не могли, и радости близости коротких мгновений им было мало. Хотелось чего-то большего, всеобъемлющего, чтобы захватывало до конца и не отпускало до старости.

Но это он потом осознал, несколько лет спустя, пробыв сотни ночей в одиночестве, когда кровь бунтовала в жилах, а любимая женщина, единственная на свете, притягивала сильнее магнита. Ее никто не мог заменить. Он пробовал. Встречался с некоторыми, был близок с ними, даже значительно моложе Тамары приходили к нему. Все было вроде как надо: хорошо, приятно, тешило мужское самолюбие. И все же чего-то не хватало. Нежности, что ли? Или той доверительной чувственности, когда забываешь о себе и растворяешься в женщине, составляя как бы единое целое. Она становится для тебя действительно самой-самой, неповторимой, другой такой нет и не будет…

Она вошла в палатку немного смущенная, видимо, не зная, как себя вести, оставшись наедине с бывшим мужем. Он нашел ее такой же прекрасной, как и шесть, и десять лет назад. Тамара ничуть не изменилась… Это он рассмотрел особенно хорошо. Те же волшебные, без единой сединки блестящие волосы, черным, как смоль, ореолом обрамляющие ее прекрасное смуглое лицо с шальными ямочками на щеках; те же соколиные брови вразлет и глаза, бьющие наповал. Она ни капельки не постарела, только стала чуть посолидней. Изящество и красота остались при ней, только стали какими-то основательными – это приходит только с возрастом и сильнее всего действуют на мужчин, если те, конечно, понимают эту метаморфозу зрелости. А Николай Иванович был как раз из таких, видел не броскую, а акварельную красоту. Вероятно, потому, что сам слишком много испытал, прочувствовал, знал, что такое холод одиночества и тоска по духовно близкому человеку. С годами он, наверно, просто стал мудрее…

– Ну, здравствуй, Николай Иванович! – тихо слетело с ее полных, четко очерченных губ цвета распустившейся розы. Когда-то он так любил целовать этот алый букет, каждый раз испытывая его живительную свежесть.

Хорошо, что хоть не на вы, подумал Агейченков с горечью. Но почему обязательно Иванович? Ведь всегда звала Колюшей, Колюнчиком, и это так здорово звучало! Неужели так и не простила? А что, собственно, следовало прощать? Он никогда не хамил ей. Они никогда вдрызг не ругались. Если и спорили, то культурно, вежливо. Колкие, обжигающие взгляды, которыми иногда обменивались, не в счет. Их, как говорится, к делу не пришьешь. Вот разве зарубки на сердце остаются… Да и не так просто их загладить, всю жизнь о себе частенько напоминают. А это похуже любой физической травмы. Та может зарубцеваться, а душевная рана незрима: хочешь того или нет, остается в душе навсегда и напоминает о себе всякий раз, когда соприкасаешься с прошлым. На кой черт и кому нужен был тот разрыв, что между ними произошел?

Они встретились глазами, будто заглянули в душу друг другу. Агейченкову вдруг показалось, что взгляд ее обласкал его, как в былые времена. Он даже внутренне вздрогнул. Неужели?.. Но черные большие родные глаза сверкнули былым блеском и погасли. Тамара быстро опустила их.

– Я подготовила для отправки все бумаги, тебе остается только их подписать.

У него чуть не вырвалось: о чем ты? Но он вовремя прикусил язык. За своими горькими переживаниями забыл о тяжелейшем ЧП в отряде. Хорош командир! Без сопровождающих документов «груз-200» не отправишь.

– Давай сюда, – нахмурился он, тоже переходя на деловой тон. Внутри осталось острое сожаление, что нужного разговора, который мог состояться – он его так ждал! – не получилось. Ему надо было многое, очень многое ей сказать… Жаль!

В палатку заглянул посыльный из штаба.

– Товарищ полковник, вас на завтрак ждут, – торопливо выпалил он. – Все стынет, сказал завстоловой. Третий раз подогревают. Очень просили побыстрее прибыть.

Агейченков покосился на Тамару.

– Ты тоже наверняка ничего не ела?

<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
7 из 8

Другие электронные книги автора Анатолий Филиппович Полянский