На линии огня

– Надеешься, власти нас не вычислят?

Фарт насупился:

– Да пошли они… Разве не власть выкинула тебя, меня и тысячи таких же на помойку? За верную службу и преданность Родине сделали нас нищими, бомжами. Прости, шеф, не знаю, как ты, а я лично ничего этой власти не должен.

– Так ведь лицензию отберут.

– Не отдадим! Пусть попробуют!.. Сейчас все воруют, набивают мошну, строят особняки. Я всего-то предлагаю ворюгам с нами поделиться…

– Кончай петь Лазаря, Семен, – прервал его Костя. – Вернемся в имеющиеся обстоятельства. Твое предложение обдумаем, все тщательно взвесим, разведаем и уж потом…

– Но в принципе, шеф, положа руку на сердце, ты согласен со мной? – спросил Фартышный. Он умел быть настойчивым и не любил неопределенности.

Костя встал, вышел из кухни, увлекая за собой хозяина. Потом, задумчиво глядя в окно, сказал:

– Пока что одни словеса… Но курс менять будем!

4. НЕРАЗРЕШИМОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ

Едва Бардин переступил порог штаба, как к нему, шумно распахнув дверь, ввалился Постовский. В небольшом кабинете начальника отряда сразу стало тесно. Постовский был не так уж высок, почти вровень с шефом, зато широк и тучен. Большая с редкими волосенками голова на короткой шее венчала массивный торс. Начальник штаба усиленно играл в волейбол, бегал десятикилометровые кроссы вместе с солдатами, но сбросить лишний вес не удавалось. И он, оправдываясь, неизменно повторял: «У нас в Криницях уся порода такая. Полсела Постовских, и усе дюже габаритны…»

Родом начальник штаба был из Западной Украины и впервые уехал из дома, когда по разнарядке военкомата отправился поступать в Алма-Атинское погранучилище. Там сельский парень увидел диво-дивное – живого верблюда, узнал, что такое арык.

– Извини, Михаил Иванович, – загудел начштаба с порога, – не хотел с утра пораньше тревожить, но нужда погнала.

Постовский сокрушенно развел руками. Он знал, что в железном распорядке начальника отряда первые утренние тридцать минут отданы работе с документами, поступившими накануне.

– Что-нибудь срочное? – спросил Бардин недовольно.

– Да как тебе сказать… – Начштаба тяжело опустился на стул и достал пачку сигарет. Он был еще более заядлым курильщиком, чем шеф. – Ситуация, понимаешь, не требует отлагательства…

– Изложи внятно. Я слушаю.

– Вчера вечером навестил меня начальник райотдела милиции подполковник Шпонка.

– Зачем прибыл, пояснил?

– Говорит, соскучился. Ехал мимо, решил поприветствовать. Ты его знаешь?

– Встречались. Скользкий тип.

– Вот и у меня такое же ощущение. Я его спрашиваю, как в районе с контрабандой? Слыхал, приток увеличился? А подполковник делает круглые глаза. Ничего подобного, говорит, следим строго… Может, и следят, но ты помнишь, что нам недавно Пэ Пэ говорил? Прет товарец из-за рубежа вовсю.

– Помню и знаю: разведчик наш зря таких вещей сообщать не станет, – сказал Михаил, прикуривая сигарету. – И генерал Гончарук, когда я был в округе, о том же самом толковал… Короче, надо выяснить, как действительно обстоят дела с контрабандой в нашем районе. Ты вот что, Зиновий, вызови Смолистого и поставь перед ним задачку. Срок даю четыре дня. Пусть все тщательно проверит. После его доклада решим, нужно ли принимать меры. Что-нибудь еще?

– Тут, понимаешь, один сигнальчик настораживает. Утром звонил начальник Кирсановки.

– Хмель? – спросил Бардин. – Я с ним вчера разговаривал, все было в порядке.

Он очень симпатизировал начальнику заставы Кирсановки. Тот напоминал ему собственную офицерскую молодость, когда двадцатидвухлетним старлеем Михаил стал самостоятельным командиром подразделения. Олег Хмель, как и Бардин в свое время, понюхал пороха и был награжден новым, только что введенным орденом Мужества.

– Вчера, может, порядок был, – сказал Постовский, – а сегодня с утра пораньше Хмель сказки мне начал рассказывать про какой-то старый монастырь.

– Есть такой на его участке, – заметил Бардин. – На оспариваемой территории.

– Буддийский, что ли?

– Наш, православный. Когда-то стоял он на том же мысу, что и Кирсановка. Построили его русские монахи. Они же канал прокопали, в который позднее Амур ринулся и образовал протоку. Но это уже после революции было, когда и монахов, и беляков, что к ним пристроились, из монастыря, скажем так, удалили, и все вскорости пришло в запустение. А до того обитель процветала. Казаки святых отцов почитали, и рублем, и оружием поддерживали, потому, должно быть, ни китайцы, ни маньчжуры их не трогали. А теперь вот «опамятовались», исконно китайским этот вновь образовавшийся по воле Амура-батюшки остров считают. Правда, дальше деклараций не идут, пошумели в шестидесятых и успокоились.

– Не скажи. Старший лейтенант Хмель доложил: в старом монастыре началась какая-то подозрительная возня. Это его обеспокоило.

– Правильно, – резко сказал Бардин. – Когда на оспариваемой территории что-то происходит, начальник заставы обязан встревожиться… С этим я, пожалуй, сам разберусь. Там, кстати, где-то рядом «Стремительный» стоит. Надо Исакова расспросить, не заметил ли чего подозрительного. Распорядись, чтобы через час к штабу подали машину. Заодно из своих, кого сочтешь нужным, направь, пусть поработают на Кирсановке.

Постовский ушел, но Бардину так и не удалось сосредоточиться. Сообщение начальника штаба вызвало тревогу. У Михаила уже возникала мысль послать в монастырь разведчиков, да все откладывал: лезть на оспариваемый участок без достаточных на то оснований чревато. Вот и дотянул. А вообще местечко это зловещее. Местные старожилы рассказывали про монастырь ужасные вещи. В Гражданскую войну в нем якобы располагалась колчаковская контрразведка. Людей в подвалах пытали, расстреливали. Позже семеновцы устроили там нечто вроде диверсионной школы. Обучали русских, в основном забайкальских казаков, ушедших с белыми за рубеж. Готовили их для заброски через границу…

В дверь неожиданно заглянула Алена. Михаил вздрогнул: никак не ожидал ее появления.

– Машина ждет, – весело сообщила она. – На Кирсановку направляемся? Документы уже готовы.

У Бардина язык не повернулся сказать, что ей не следует ехать. Еще ничего не произошло, а за спиной, поди, уже ползет шепоток.

– Так я одеваюсь, Михаил Иванович, – не спросила, а сообщила она.

И он снова промолчал. Не смог отказаться от совместной поездки. Сознание, что она будет в машине рядом, заставляло сильнее биться сердце, испытывать грусть и радость одновременно. Сбросив охватившее оцепенение, Бардин встал, отвел глаза в сторону и, проклиная себя за слабость, глухо сказал:

– Через минуту выезжаем…

Узкая, пробитая сквозь чащобу дорога вспарывала тайгу извилистой лентой. Подпрыгивая на бесконечных рытвинах, уазик как бы раздвигал могучие разлапистые сосны, которые нехотя расступались.

Михаил сидел рядом с водителем. Он не оборачивался, но каждой клеточкой кожи чувствовал, что позади сидит она, единственная и неповторимая женщина, столь желанная, сколь и недоступная.

Вдали, в таежном прогале, когда они выскочили на сопку, мелькнула зеленовато-голубая, как всегда величественная гладь Амура. Вон он, мыс – рукой подать, но на машине до него по тайге, в объезд топей, через Кирсановку не меньше часа добираться.

– Я катерников предупредил, товарищ подполковник, – сказал водитель. – Они вас ждут, чтобы переправить на мыс.

– Добро! – буркнул Бардин, понимая, что несправедлив к шоферу. Следовало поблагодарить за предусмотрительность, но Михаилу было не до того. Чувствовал он себя препаршиво. Досадовал на начальника штаба: неужто больше некого было послать?

Обычно на Кирсановку Бардин ехал с теплым чувством. Сюда, на отдаленную заставу, любили внезапно наведаться проверяющие из округа. И здесь нельзя было ударить лицом в грязь. На заставе поддерживался образцовый порядок, о чем Михаил постоянно заботился. Но старший лейтенант Хмель и сам делал все для того, чтобы подчиненные несли службу строго по уставу. Офицер старался, не жалея сил, и Михаил испытывал к нему почти отцовские чувства. Был бы у него такой сын!..

Бардин любил детей и очень тосковал по своим двойняшкам, прекрасно сознавая, что увидит их не раньше очередного отпуска. К нему они в обозримом будущем не приедут. Благоверная, когда он предложил поехать всей семьей к новому месту службы, ехидно спросила: «Ты обеспечишь в тайге французскую школу для девочек? И музыкальную тоже?..»

Катер, готовый к отплытию, ждал у дощатого пирса, сооруженного недавно по распоряжению Бардина саперами отряда как раз против Безымянного.

Едва начальник отряда и Алена ступили на палубу, как суденышко тут же отвалило от пирса. Водитель с машиной остался ждать их возвращения на берегу.

На мысу, у такого же пирса, заранее предупрежденный оперативным дежурным, их встретил начальник заставы. Был он светловолос, долговяз и оттого слегка сутулился. Перетянутая широким командирским ремнем талия была тонкой, как у девушки. Большие серые глаза буквально ели начальство. Лихо козырнув, Хмель отчеканил доклад на одном дыхании и от усердия, торопливо отступив в сторону, чтобы пропустить подполковника, поскользнулся.

– Не так резво, – улыбнулся Михаил, помогая начальнику заставы восстановить равновесие. – Ну, докладывай, что у вас тут стряслось?