Год Майских Жуков

Мама бросила на Миху задумчивый взгляд, в котором скользнуло понимание и признательность. Но настороженность всё же оставалась, и, желая сменить тему, она сказала:

– Ну что ж, давайте попробую ваш грузинский чай.

– Мам, посмотри какая классная серия. Это птица тукан. А вот треугольная марка, как интересно…

– Французская Гвиана, – подсказал Миха, ставя на стол термос и круглую жестяную коробку от печенья. – У них туканы чуть ли не на каждом дереве растут.

– Поют, – поправил Марик.

– Я бы не назвал это пением. Они крякают, судя по рассказам путешественников, хотя в их царстве это, возможно, верх красноречия.

Он отвернул пробку термоса, а из жестяной коробки осторожно извлёк блюдце, на котором стояла перевёрнутая кверху дном изящная чашка.

Между чашкой и блюдцем была проложена бумажная салфетка.

– Да, это был богатый сервиз, – сказала мама. А что случилось с остальным набором?

– Грустная история гибели семьи, которая рассыпалась, как карточный домик, а самые хрупкие вещи, наподобие чайного сервиза, каким-то чудом уцелели.

– И как же такая ценность оказалось у вас? – спросила мама, и невольно подчеркнутая подозрительность аукнулась в глазах Михи болевой точкой. Мама почувствовала этот надлом, мысленно себя приструнила, улыбнулась ему и, смягчая тон, попросила:

– Расскажите, Миха… мне интересно.

– История короткая, умещается в несколько предложений, а за ними целая жизнь… Марк, вам тоже налить чаю?

– Я потом, – сосредоточенно сказал Марик. – Боюсь разлить…

Мама, не скрывая иронии, взглянула на сына.

– Марк! Как неожиданно. Я теперь тоже буду к тебе обращаться на "вы".

– Мама, ну я же не виноват. Он с уважением. Миха говорит, что время ещё не подошло перейти на "ты".

– У вас прямо какая-то игра.

– Это просто этикет, – заметил Миха. – Мы с Марком много говорим об этикете, о вежливости. В современном обществе царят хамство и цинизм, в школах этикету не учат, а такие люди, как Марк, заслуживают того, чтобы, оказавшись в гуще людской, не следовать их стадным привычкам, а показать свою независимую точку зрения, своё уважение к традициям… У толпы своя дорога, у личности – своя.

Миха вернулся, сел на табуретку и, убрав салфетку, поставил чашку донышком на блюдце:

– История на самом деле короткая. Это чешский фарфор, сервиз принадлежал одной богатой еврейской семье из Богемии. Однажды я проходил мимо комиссионного – вижу чашку и блюдце на витрине.

Зашёл туда и прошу у старичка, который стоял за прилавком, показать мне этот набор. А он мне говорит: "Я не продаю, это из сервиза моей бабушки". Выяснилось, что он оказался единственным, кто уцелел из всей семьи, погибшей в гетто. Он прятался, жил по поддельным документам, но в конце войны немцы его всё же арестовали, и он попал в Терезиенштадт, относительно либеральный лагерь на территории Чехии. Вскоре лагерь заняли наши. Так что ему повезло. Я смотрю, старик еле ходит. Тогда я ему объясняю, что после него сюда придут другие люди, и дорогая его сердцу чашка попадет в руки какого-нибудь партийного бонзы или мелкой шишки из их же стаи. А я умею хранить память. Это всё, что я умею. И он мне отдал чашку и блюдце. Деньги взять отказался. На чашечке внизу клеймо MZ – это известная в Богемии марка, посмотрите, какой глубокий оттенок кобальта и тончайшая золотая вязь – исключительного качества работа.

– Да, очень красиво, – сказала мама, рассматривая чашку.

– А заварку я готовлю в термосе, – сказал Миха, уходя от печальной темы. – И знаете – почему? Чай хорошо настаивается, долго сохраняя тепло. Зеркальные стенки колбы после нескольких таких заварок покрываются тонкой плёнкой, сохраняющей аромат чая. А сам чай я покупаю у одного грузина на базаре. Он коптит чайные листья по древнему китайскому методу, используя ветки можжевельника и дикой пихты, которая растет в горах Кавказа. Пропитываясь хвойным дымком, чайные листья приобретают необычный аромат.

– Его зовут Важа, – подсказал Марик. И одновременно шепнул:

"Мама, посмотри, это марка острова Монако".

– Княжества Монако.

– Ну, ладно, перепутал с Мальтой, подумаешь, – покраснев, рассердился Марик. – Будто я не знаю, что такое Монако.

– А кто это изображён, – спросила мама – их король?

– В Монако, мама, нет королей. Это князь Ренье третий, тут же написано.

– Ой, какая же я дурочка, короля с князем перепутала.

– Этого Ренье, – заметил Миха, – считают одним из самых знаменитых в мире филателистов, можно сказать, королём от филателии, так что вы оба по-своему правы.

– Миха, а что это за марка? – спросил Марик, добыв пинцетом небольшую гашёную марку без зубцов.

– У вашего сына хороший вкус, – усмехнулся Миха. – Это довольно редкая марка, французская почтовая…

– А кто на ней изображён?

– Наверное, Марианна, – рассеянно произнёс Миха и обратился к маме:

– Вам добавить заварки?

– Нет-нет, спасибо, нам уже скоро надо будет уходить. Марик, папа через полчаса придет.

– Мама, папу бабушка голубцами накормит…

– Ах, да, голубцы, – многозначительно сказала мама. И они с Мариком хихикнули. Увидев немой вопрос на лице Михи, мама напомнила ему фамилию соседей.

– Знаю, знаю, – кивнул Миха. – Я вашего Голубца иногда снабжаю своей настойкой. Он как-то в мусор бутылку выбросил с отколотым горлышком, а на ней наклейка, которую он снять забыл: "Настоянка корiандрiва з пiдвалiв Василя Голубця".

– Вот оказывается, где его подвалы, – улыбнулась мама.

– Так я могу эту редкую марку отложить? – спросил Марик.

– Разумеется. Я, впрочем, и себя и вас ввёл в заблуждение. Это не французская Марианна, а Церера, древнеримская богиня плодородия и материнства, покровительница дворников.

– Правда? – удивился Марик.

– А почему бы нет? Простолюдины ей поклонялись больше всех других богов. В старые времена её называли богиней плебса. В засушливое лето у кого землепашец будет просить дождя и хорошего урожая? Не у какой-нибудь там расфуфыренной Венеры, а у такой вот деревенской богини.

– Марик, нам пора, – ещё раз напомнила мама. – Там бабушка уже заждалась…

– Кстати, Тане, маме вашей, передайте от меня поклон. Я её редко вижу в последнее время.

– Да, она мало выходит. Болят ноги…

– Жаль, Григорий Моисеич рано ушёл…