Немой набат. 2018-2020

Несколько шагов сделал молча.

– Но главное – это Подлевский. Он знает твою подноготную, ты ему рассказывал о близком знакомстве с Бобом, и он полностью тебе доверяет. Будете в ладах на троих. Нам нужно знать всё о замыслах Подлевского в этой сфере. Вопросы есть?

С Суховеем такое уже случалось: импровизируя, он неожиданно для самого себя выходил на интересные, причём вполне реальные варианты. И поскольку дело перетекало в практическую плоскость, счёл нужным предупредить:

– Но есть одна тонкость, нет, пожалуй, две тонкости. Банкир жаждет мести и роет землю в поисках авторов компромата. А мщение, как известно, паче веселия. В этом смысле сближение с Хитруком, как ни странно, играет тебе на руку, будешь «помогать» – в кавычках, – искать виновных. Серьёзной угрозы, на мой взгляд, на этом направлении не просматривается, люди, работающие с наличкой, держат язык за зубами. Ни гу-гу! Важнее другое: ты не знаешь Суховея и никогда не слышал этой фамилии. Ни под каким видом! Не буду вдаваться в детали, но обязан предупредить. Избави Бог, в разговоре на любую тему случайно проколоться – Хитруку сразу станет ясно, что именно ты автор компромата. Недоумков там нет, народ мнительный и мстительный. Кто миллионами ворочает, они не прощают. – Артистическим жестом провёл рукой по шее. – Помнишь, «Кавказскую пленницу»?

Соснин молчал. Он был ошарашен.

– И последнее. Я намеревался встретиться с тобой через неделю, нам надо кое-что уточнить. Поэтому на Подлевского выходи дней через десять, не раньше.

На прощанье с философской задумчивостью по-приятельски посетовал:

– Видишь, Димыч, как странно в жизни получается? Наше с тобой левое дельце вдруг вывернуло на самую что ни на есть магистральную линию. Игра пойдёт сложная, я на связи днём и ночью. Но лучше общаться вот так, очно, как говорят теперь, офлайн. Чуть что – аллюром три креста ко мне.

Соснин не выходил из дома двое суток. Двое суток не включал ни телевизор, ни компьютер. Ему было о чём подумать.

Болотная и Майдан стали острыми эпизодами его жизни, однако позволяли без ущерба для будущего в любой момент выйти из игры, что в конечном итоге и происходило. Но теперь ему предстояло лезть в пасть к дьяволу, откуда назад ходу нет, а там, в хитросплетениях незнакомых «материй», при малейшем промахе пасть может превратиться в про?пасть, куда немудрено упасть и где легко пропасть. «Они не прощают», – звучали в ушах слова Суховея.

Стремясь по-журналистски войти в сферу банковских интересов, Дмитрий думал только о хорошо оплаченных заказах, о возможностях присосаться к большим деньгам. Но оказалось, его внедряют в сложную тонкую разведигру, суть которой ему неизвестна. Его снова «подсаживают под Подлевского», как сказал Валентин, напомнив о Поворотихе. И всё бы ничего, если бы… Тот же банк, который он разнёс в СМИ! А они жаждут найти автора компромата…

Конечно, он мог бы отстраниться от слишком рискованного жизненного кульбита. Но отказ означал разрыв с Винтропом, с Суховеем… Уходя от Боба, как бы не остаться на бобах. Эпизодический статейный гонорар угрожал нищетой.

Беспросветно.

Да, ему было о чём подумать.

Особенно Соснина поразила конкретика Суховея. Надо же! Не только назвал фамилию банковского заводилы, с которым сведёт Подлевский, но и раскрыл его истинное амплуа. Сидит «под крышей»! Но на Боба не работает, о двойственности Подлевского знать не должен, потому Аркадия и подсадили под него. Подумал: «Они всех под кого-то подсаживают». А птица эта, по всему видать, важная. Кроме того, Валентин часто говорил «мы», «у нас», что указывало на наличие некоего мозгового центра, принимающего решения. Суховей обычно маскирует этот центр термином «куратор». Очевидно, задумана какая-то политическая комбинация, и внедрение в банковскую среду Подлевского – её составная часть. А Соснин нужен, чтобы присматривать за Подлевским – повторяется история Поворотихи, куда Подлевского тоже прислали. Но в данном случае по иронии судьбы речь идёт именно о том самом банке, на который Дмитрий накропал компромат. Вот так беда и стучится в дверь – внезапно, безжалостно, неотвратимо. Не-ет, премного благодарен, кукиш вам с маслом…

Соснин был напуган, выглядел потерянным, от былой безмятежности капли не осталось. Как писал великий поэт, его оглушил шум внутренней тревоги. Зачем ему это «соло на фаготе с оркестром»? Он раз за разом прокручивал в памяти разговор с Суховеем и не мог собрать мысли. Сокрушался: эх, голова садовая, куда же меня нелёгкая занесла! Зачем эти танцы на краю? Как бы не нырнуть головой в сваю. Ночью – не сон, а изнуряющее полузабытьё. В сознании противно шевелилось что-то похожее на «манию преследования».

Не оседлал ли он тигра?

Но следующим утром заставил себя анализировать происходящее в целом.

Да, оказывается, его ищут для расправы. Но, во-первых, даже ФСБ вряд ли докопается до истоков компромата, любая попытка что-то на сей счёт разузнать заставит ещё глубже затаиться тех, кому Соснин передавал валюту. Во-вторых, Валентин, пожалуй, прав: тесные контакты с банком позволят «помогать» в поисках виновных, в случае надобности подбрасывая ложный след, – пока тема не заглохнет сама собой по истечении срока давности и её смоют волны времени. Эти аргументы выглядели утешительными. Опасность лишь в том, что можно проколоться, случайно обозначив связь с Суховеем, – вдруг чёрт за язык дёрнет.

Но интересно, почему в этом деле Суховей такой токсичный?

Он получал компромат и валюту у Суховея, а значит, Валентин каким-то боком, но очень плотно связан с банковской историей. Но раньше речь шла о левом заработке, теперь же началась игра по линии Винтропа, потому и Подлевский объявился именно в этом банке. О компромате он не осведомлён, и эта «кока с соком», этот странный микст шабашки и интересов Боба сбивал с толку. Почему фамилия «Суховей» чревата для Соснина угрозой личного провала?

На этот вопрос Соснин, сколько ни силился, ответить был не в состоянии. Не по зубам, ни бум-бум. Но пришёл к мысли, что Валентин играет всё более возрастающую роль в российских делах Боба. Однако ему, Дмитрию, в конце концов незачем разгадывать эти шпионские ребусы. Он не знает Суховея, никогда ни от кого о нём слыхом не слыхивал – и баста! При банковских общениях надо напрочь выкинуть из головы эту фамилию.

Постепенно Соснин выбирался из глубокой эмоциональной ямы, куда угодил, капитализируя свои страхи. Когда-то на экспресс-курсах для русских журналистов в Стэнфордском университете слушателям вдалбливали максимуму хромоногого «отца лжи» Талейрана – «Соглашайтесь с неизбежностью», трактуя её в том смысле, какой ближе всего совпадает с русским мемом «волк в овечьей шкуре», то есть прикиньтесь согласным, а на деле гните своё. Правда, сам Соснин воспринимал завет Талейрана иначе, как бы тоньше, а попросту в ином переводе: «Сотрудничайте с неизбежностью». Что означало – живите по обстоятельствам, но оставайтесь самим собой; неизбежности временны. Короче говоря, «змея меняет кожу, а не повадки». Вспомнив свой тонизирующий вывод далёкого по годам и расстояниям американского ученичества, Дмитрий начал перестраиваться на философский лад. И после нескольких забавных умозаключений вдруг озаботился странным вопросом, много лет назад запавшим в память тоже за океаном, в том же Стэндфорде. Вообще-то говоря, кто он есть или кем он хочет быть в этой торопливой суматошной жизни, – галькой в море или булыжником в луже?

За безнадёжными попытками разгадать своё предначертание или предназначение он уснул. А на третье утро проснулся почти бодрым, почти готовым к предстоящей схватке с неизбежностью.

Почти…

После нервной встряски, предварившей встречу с пугающей неизвестностью-неизбежностью, что-то мешало ему обрести свой привычный комплекс полноценности, который позволял без изнурительных сомнений бестрепетно браться за дела любой сложности. Этот комплекс полноценности он образно уподоблял встроенному в его характер мощному «аккумулятору», заряженному при рождении по принципу «Всё, что дано сверху, всё, что от Бога, – всё моё и всегда со мной. Днесьи присно!» И вдруг, пожалуй, впервые в жизни Дмитрий ощутил, что его аккумулятор уверенности в себе требует подзарядки.

Он не раздумывая, «автоматом», схватился за мобильник.

У мужчин это бывает, у них свои стандарты поведения. Когда что-то не ладится, когда одолевают сомнения в своей способности преодолеть жизненные преграды и ниже плинтуса падает самооценка, одним из самых верных способов излечения от хвори неверия в себя многим видится встреча с женщиной, при общении с которой можно проявить своё лидерство. Эта потребность в самоутверждении возникает сама собой, без чьих бы то ни было поучений и научений, без заёмной книжной мудрости или вычитанных, услышанных, подслушанных житейских советов. Она идёт от мужской природы, от естества и сродни инстинкту самосохранения. Она настойчива в своей устойчивости и всегда безотлагательна, безотложна, ибо продиктована острой необходимостью восстановить внутреннее равновесие.

Почему Соснин позвонил именно Полине?

Ну, если откровенно, и звонить-то ему в тот период времени было больше некому. Кроме того, поразительные голосовые, да и по складу речи различия между простушкой-хохотушкой из Поворотихи и той женщиной, с которой он говорил по телефону, интригующе зацепились в сознании. Он с интересом ждал её звонка, но в тот день неверий и сомнений ему стало ясно, что она не позвонит, а потому он позвонил сам.

– Здравствуйте, Дмитрий, – приветливо отозвалась Полина, узнав его по номеру телефона в своих «контактах».

Уже не игривым, а скорее уважительным тоном он сказал:

– Простите за назойливость, но я помню ваше обещание продолжить беседу.

– Я тоже помню. Вы просто опередили меня. Я намеревалась позвонить вам завтра.

«Странно, я вдруг начал опережать события, – мелькнуло в голове Соснина. – Три дня назад мне так же сказал Суховей. Точь-в-точь, слово в слово».

– Насколько я понимаю, вы освободились от неотложных дел? – спросил он участливо.

– Если бы! Была занята по горло, а теперь и макушки не видать.

Не уловив стремления поскорее закончить разговор, Соснин воспрял духом и блеснул мастерством обходительного обаяния, отточенным в амурных переделках. Умело подвёл диалог к сакраментальному вопросу «Когда и где встретимся?», в манере лживой светскости намекнув, что не прочь вместе посмотреть какой-нибудь фильм с эротикой в духе времени.

– Одну минуту, Дмитрий, – неожиданно остановила его Полина. – Я вынуждена прервать нашу беседу. Перезвоню примерно через четверть часа.

«Четверть часа» сильно затянулись, и Соснин неприязненно подумал, что его попросту кинули. Песенка спета. Но, как ни удивительно, минут через сорок Полина всё же отзвонила.

– Мы с вами остановились на где и когда?

– Готов на любые варианты.

– Тогда вот что, Дмитрий… Мне было бы удобно послезавтра в шесть часов. Если не возражаете, давайте встретимся у метро «Арбатская». У старого, с колоннами вестибюля. – Засмеялась. – Обычно там людей немного, нам будет легче опознать друг друга.

Распрощавшись и обдумывая разговор, Соснин похвалил себя за то, что не пустил в оборот привычную развязную манеру, которая, по его опыту, взбадривала женщин из круга его бывших приятельниц.

Он угадал Полину исключительно по короткой стрижке. Перед ним предстала красивая женщина, одетая по классической моде, в аккуратном костюмчике мелкой бело-серо-чёрной клеточки. «Кажется, это вечно модная норвежского происхождения ткань «пипито», – прикинул он. Искренне удивляясь метаморфозам, произошедшим в каждом из них со времён Поворотихи, они по подземному переходу двинулись в сторону Старого Арбата, и в его устье, на углу, у «Праги» – на ремонте! – Полине приветственно помахал рукой человек примечательной наружности – пожилой, выше среднего роста, такой худой, что, казалось, при движении он должен греметь костями, с лицом – словно сушёный урюк. Полина подошла к нему, они перекинулись несколькими словами, и, вернувшись к Соснину, она известила:

– Итак, Дмитрий, сегодня у нас культпоход. Мы идём на репетицию в Вахтанговский театр. Сейчас карантин, спектаклей нет, но труппа готовится к открытию сезон. И этот удивительный человек сумел за полчаса решить проблему. Нас как бы тайком пропустят в зрительный зал.

Журналистские мозги Соснина варили исправно, он мигом сообразил, что, прервав телефонный разговор на теме «Когда и где встретиться», Полина занялась организацией культпохода.

А она продолжала:

– Да, это удивительный человек! Его зовут Николай Аристархович, а фамилии не знаю. Понимаете ли…

Полина начала рассказывать о себе, и Соснин был поражён. Она, деревенская девчонка, впервые попав в столицу, увлеклась театром, заделалась страстной театралкой. У неё и мысли не было «поступать в актрисы», нет. Но театр! За несколько лет она побывала на спектаклях чуть ли не всех известных московских театров. Со смехом пожаловалась: