Немой набат. 2018-2020

– Я, как Мария Магдалина, притчей свою мысль изложу.

К Рождеству это кстати. Больница наша была огромная, коллектив большой. Выступать к нам мно-ого знаменитостей приезжали – через профсоюз. Это нормой считалось. Помню, пришёл Михалков – мы в тот раз обхохотались, оченно остроумный. Басни читал. Одну его байку до сих пор помню. Говорил, как в Большом театре Сталин и его свита впервые слушали гимн СССР. Хор Александрова исполнил, всё путём, а потом в узком кругу ужин. Михалков при Сталине робел, каждый тост до дна пил. Сталин и говорит: «Товарищ Михалков, много нэ пейте, с вами будэт нэ интэрэсно разговаривать».

Поняв намёк, все рассмеялись, и виночерпий сказал:

– Ясненько, друзья-застольники, слегка притормаживаем.

Вера спросила:

– Галина Дмитриевна, почему из Москвы уехали?

– Дочь замуж вышла, в квартире тесновато стало, да и тёща я никудышняя. Вот и купили здесь домик, уж лет двадцать. Окрестьянилась.

– А как вообще-то крестьянин теперь живёт-поживает? Настроения вдоль или поперёк? – поинтересовался Донцов.

– Да какие мы крестьяне! – воскликнул Дед. – Галина Дмитриевна, вишь, из Москвы. Гришка, хоть и здешний, но чистый пролетарий, до пенсии на «Серпе и молоте» вкалывал. Да и мы с Антониной пусть безвылазно в Поворотихе, но скорее – просто сельские жители.

– На «Серпе»? – удивился Донцов. – В каком цеху?

– На волочильном стане.

– На волочильном? Вот это да!

В памяти Донцова всплыло, как студентами их возили на «Серп и молот», именно в волочильный цех. Стан лохматых времён произвёл на него особое впечатление, до сих пор в глазах стояла жуткая картина: из первой клети на стальной пол вываливался раскалённый докрасна страшный удав. Извиваясь, он полз по плитам, и его голову ловили клещами рабочие в брезентовых спецовках, заправляя в следующий волок. Оттуда змея выскакивала потоньше, но вилась заметно быстрее, её снова ловили и вставляли в третий волок, обжимающий ещё сильнее. А всего на стане шесть клетей, на стальной площадке змеями извиваются раскалённые ленты, выползающие из них с разной скоростью, – вернее, это одна лента, сперва толщиной в руку, она постепенно становится толстой проволокой с палец и, остывая, уходит на барабан. А между своенравными змеями мечутся, прыгают люди с длинными клещами, хватают их за голову, подтаскивая к следующему волоку. Больше одной заготовки бригада выдержать при таком темпе не в силах и валится на скамью рядом со станом. На её место сразу встаёт другая смена. Хоккей! Смертельно опасный хоккей! Забыть такое невозможно.

– А вы что, видели наш стан?

– По базовой профессии я станкостроитель. Студентом бывал на «Серпе». Ваш стан меня потряс.

– Да-а, весёлая была работёнка, геморрой не насидишь, – улыбнулся Цветков. – И вот любопытно: со времён Гужона на завод шли сплошь смоляне. Я в цеху единственный туляк был. Работа тяжелая, но всем квартиры давали, и ребята, выйдя на пенсию в пятьдесят, – все уезжанцы домой, в Москву, на асфальт дети торопились. Я к тому, что мои кореша под Смоленском, в Гагарине кучно живут – волочильный стан навеки сплотил. Дружество! А я здесь один-одинёшенек. Квартиру московскую на сына переписал.

– Знаешь, Власыч, – встрял Дед, – история столетняя словно повторяется. Такие пролетарии, как Гришка, были самыми сознательными. Вот и он у нас лучше всех в политике сечёт.

– А как не сечь, если живём в стране победившей бюрократии. После выборов мартовских в России всё переменилось; доверие к власти ускользает, а самой власти плевать, что о ней люди думают. Безразличие к критике в свой адрес. Чиновники состязание по цинизму затеяли – от их заявлений народ воротит. Был у нас народный президент, а стал – просто верхушка чиновной пирамиды. Разница? Ещё какая! Вот-вот орден введёт «За успехи в борьбе с народом». Он же сказал, что для него в прошлом году главное выборы и футбол. А для нас-то иначе. Вот народ и уходит в отчуждение.

– Я на выборах ему дала «Аксиос»! – вступила Крестовская. – А сейчас нет, уж больно лукав стал. Как доктор Айболит: это очень хорошо, что пока нам плохо. Поссорился он с народом на пенсионной реформе. А назад ходу нет.

– Раз пошла такая пьянка, я в стороне не останусь, – затрубил

Дед. – Мы Путину верили, как самим себе. Запутинцы! А он из лидеров в кризисные менеджеры подался, из отца нации – в отчимы. Верно Гришка сказал: его после Ельцина Че Геварой считали, семибанкирщину разогнал. А теперь сторожит новый олигархат. Пик популярности пройден. Ведь что говорил? «Если не буду чувствовать поддержку народа, ни дня не останусь в кабинете». Да-а, так и заявил, у меня записано. И что?

Крестовская поддержала:

– Народ своё слово уже сказал. Выборы в Приморье помните? Первые, которые отменили. Он главного кандидата лично благословил – «Сие есть сын мой возлюбленный». А его прокатили.

Донцов поразился такому повороту разговора. Было интересно: на что эти люди рассчитывают? Обратился к Цветкову:

– Ну и что делать, на ваш взгляд?

Тот помолчал, пошарил глазами по дощатому потолку, словно ища там ответ, опасливо почесал в затылке. Но сказал чётко, расставляя слова через короткую паузу:

– Народ в задумчивости. Ждёт момента, чтоб проявить свою волю.

Потом добавил:

– Сейчас у власти установка такая: мы, то бишь власть, вам, народу, ничего не должны. Путин недавно что сказал? Всё, мол, зависит от человека, каждый должен опираться на себя. А ведь это – девяностые годы, гайдаровщина. В общем, зреет гражданская война. Но не как прежде, с расколом народа и кровью. Гражданская война низов с чиновниками. А Путин теперь на стороне чинарей. Потому с Путиным – развод. Наш брат любовь на полставки не признаёт.

– И кого же вместо него? – ехидно спросил Дед.

– Да, развод! Но продолжаем жить в одной квартире. А в переводе на политику это значит: поддерживать его, но требовать перемен, чтоб капитализм с человеческим лицом. Заменить его сейчас некем, это люди понимают, думают люди, неже в прямой протест идти.

– А я вам, Григорий, вот что скажу, по-женски. У брошенной женщины любовь перерастает в ненависть. К тому же быт безверный. Появились отчаявшиеся, а это опасно.

– Ну, хватили, Галина Дмитриевна!

– Ладно, про женщину брошенную пошутила. Можно и иначе на всё глянуть. Сын Ноя Хам заметил, что отец – пьяница, но упустил из виду его гениальность: он ковчег построил и мир спас.

– Ну, это другой разговор.

– Но есть у меня серьёзный вопрос. Не помню, по какому случаю – ах да, на Архиерейском соборе! – Путин подарил патриарху список с надвратной иконы Никольской башни Кремля «Никола Раненый». Профанам это ни о чём не говорит, а для посвящённых икона «Никола Раненый» – один из главных символов борьбы с советской властью. Почему такой выбор? Зачем ворошить?

– Думаю, из-за малограмотности помощников, – предположила Вера.

– Ну, дай-то Бог…

Но Цветков не мог расстаться со своей мыслью:

– Тут ещё одно есть. Помните МММ? Мавродия, который людей обманул, посадили на нары, а обманутые требовали его освободить в надежде на возврат денег. Этот «эффект Мавроди» тоже срабатывает. Не хочет народ в обман верить! А вообще-то, если в корень, в саму суть, в том дело, что камнем упал уровень управления и государством и на местах. От этого много недовольств. Чиновников непричёмышами ныне кличут. Как о них подумаю, так и тянет на многоэтажные матершинные кружева.

Бюрократическая олигархия народилась.

Не остановилась и Вера:

– Помощники его неверно информируют, заявления нелепые плодят. Вот пошла молва, будто Курилы вознамерились отдать.

– Тот, кто трубочку курил, он не отдавал Курил, – вставила Крестовская, огородившись крестным знамением.

Разговор становился горячим, про закуску, выпивку позабыли, хотя Антонина дважды напоминала, что готова подать горячее. Донцов решил слегка приземлить дебаты.

– Вера правильно говорит, что его не так информируют. Может, не обманывают, но от сути уводят. Возьмите инфляцию. Вроде небольшая, четыре процента…

Врут! – отрезал Дед. – Мы что, продуктовых цен не видим?

– Не будем спорить, я о другом. Инфляция цен у нас перекочевала в инфляцию качества товаров. Получают дополнительную прибыль за счёт дешевизны ингредиентов. Вместо молока – пальмовое масло.

– У-у! – загудел Дед. – Город на эрзацах, фальсификатах живёт. Продукты – сплошь химка. Даже на Украине завоз пальмова масла вроде запретили. Сыр-ноздряк, чтоб в каждой дырочке по капле коровьего масла, – невидаль. Вот мы и сидим в деревне на подножных кормах, проки – по вашему консервы, – заготовляем.

– Охрюнеть! – громко вздохнул Цветков.