Немой набат. 2018-2020

Немедленно вызвал Ивана.

– Слушай, садись на хвост этому мерсу, и чтобы за несколько дней сделал фото донцовского охранника. На мобильник и без вспышки, понял? Не то засечёт. Аккуратно, очень аккуратно работай.

Сперва у Аркадия мелькнула мысль самому смотаться в Сочи. Однако, поразмыслив, позвонил старому знакомому, которого держал на подхвате для массовки на аукционах.

– Хочешь деньков на десять в Сочи прошвырнуться? Горящая путёвка в полулюкс пропадает. Не возражаешь? Тогда завтра в два часа я тебя обедаю в «Эларджи». Всё объясню. Интересный вариант подворачивается, к тому же прикуп светит.

Да, на такие комбинации Подлевский был мастак. Вспомнилась женевская авантюра с Богодуховой. Теперешний случай был отчасти похож, хотя и отдалённо.

Телохранителя Вову, к которому санаторные врачи обращались не иначе, как к Владимиру Васильевичу, разместили в номере на седьмом этаже корпуса «Приморский», с видом на море. Когда-то давным-давно – этого корпуса не было и в помине, – ему доводилось бывать здесь по службе: подопечных, прилетавших в Сочи по делам на два-три дня, селили в трёхэтажном здании сталинской архитектуры с частоколом колонн и наборными мраморными полами или в дачных особняках. В первый же санаторный день телохранитель Вова обследовал памятные места, желая убедиться, что всё осталось прежним. А потом долго гулял из конца в конец длинной плиточной набережной вдоль «Приморского».

Прогулка ему понравилась, и он совершал моционы на набережной по нескольку раз в день. Впервые за много лет – отпуска брать не любил, – он оказался беззаботным. А под ленивый шум морского наката хорошо думалось, вернее, вспоминалось, и он подводил промежуточный итог своей жизни.

Если по-крупному, она сложилась удачно. Выросли два сына: один офицерит, другой инженерит. Правда, семейная жизнь дала трещину: ну какая женщина может выдержать мужа, не принадлежащего самому себе. Частые отлучки по работе, командировки, ночные вызовы, постоянная «боеготовность», когда остаётся лишь прыгнуть в ботинки и мчаться к дежурной машине. Конечно, бывали и выходные, но в свободные дни он предпочитал домосидничать, для него это был отдых. А на жену времени не хватало – ну совсем.

Пока подрастали сыновья, Галя утопала в домашних хлопотах. А годам к пятидесяти, когда всё устаканилось, начала тосковать, как она говорила, по настоящей жизни. Хорошая женщина, трогательная. Но, видимо, очень устала от бесконечной мужней круговерти, стала жаловаться на недостаток внимания. А что он мог сделать? Работа!

Кончилась их семейная жизнь тем, что кого-то она нашла – видимо, под стать возрасту, похоже, раннего вдовца. Объявила просто:

– Володь, Хосподя! Не могу я больше так жить. Ухожу. Не поминай лихом, ребят мы с тобой достойных вырастили. В общем, пойми меня.

Он понял. Дележа имущества или жилья не затевали. Да и зачем? Ей было к кому уйти, а квартира и рухлядь всё равно детям останутся.

И зажил телохранитель Вова бобылём. Мирно, даже как-то незаметно это вышло, без обидок. Только стал работать больше.

Да-а, хорошая была женщина, Галина. Когда в начале девяностых жизнь сломалась и муж висел в неизвестности, она семейные тяготы взяла на себя. На блинах с приедками сидели. Ему оставалось лишь пахать рысью по зыбучим пескам того дурного, скотского времени в поисках работы. В душевном упадке хотел податься на стройку разнорабочим – ничего мирного не умел. Но их былое боевое братство держалось кучно, слишком сильно? было взаимодоверие. Да и спецы отменные, высший класс. И постепенно их начали приглашать в новые частные структуры. А куда один попал, сразу тащил к себе бывших «прикреплённых», на кого мог положиться и за кого мог поручиться.

Так и ему удалось прорваться сквозь баррикады жизни – снова стал телохранителем. И хотя задачи службы и её наполнение изменились, однако, положа руку на сердце, лишь слегка, формально. Раньше они были частью системы, а стали в каком-то смысле собственностью «хозяина», заключившего договор с охранным агентством.

Но телохранителя Вову такая перемена почти не задела – ему попадались сносные подопечные. Хотя и скоробогатый люд, но без гонора, без склонности к унижениям, без похабели. Не пургамёты. И он быстро встроился в новую систему «мерседесных» людей. А уж нынешний «хозяин» – Донцов, и вовсе устраивал телохранителя Вову по всем статьям. Что ни говори, а приятнее работать с честным человеком, любящим Россию.

Телохранитель Вова неспешно мерил шагами набережную, иногда присаживаясь на лавочки, в избытке расставленные по прогулочному маршруту, и наблюдал за спокойным, ещё прохладным, без купальщиков морем, за пёстрым санаторным людом, дышащим целебными воздусями. От безделья невольно обращал внимание на папиков, фланирующих под руку с силиконовыми безбюстгальтерными макияжницами, на гламурных, виляющих копчиком возрастных индюшек с гелиевыми губами, ищущих курортных приключений. Было забавно и любопытно.

По давней профессиональной привычке он предпочитал ни с кем не знакомиться, держался одиноко. Его нелюдимость била в глаза, её как бы подчёркивали поношенные штиблеты – удобно! а на чужое мнение плевать! Никто его не беспокоил, таких людей обычно обходят стороной.

Однажды на лавочку рядом с ним плюхнулся упитанный средних лет мужчина в ярко-синем спортивном костюме с приметными красными вставками на рукавах и штанинах, почти лысый, с короткими нафабренными усиками. Не сказав ни слова, посидел минут пять и, отдышавшись, снова отправился вышагивать свои целебные километры. Позже телохранитель Вова неоднократно замечал его на набережной.

В какой-то раз случайно получилось, что синекостюмный незнакомец шагал метров на десять впереди, и телохранитель Вова с некоторым удивлением рассматривал три складки на его затылке. Но вдруг увидел, что, доставая носовой платок из кармана, этот толстошей выронил на плитку какую-то голубоватую бумажку. Подошёл ближе – это же двухтысячная купюра!

Поднял, быстрым шагом нагнал незнакомца.

– Простите, я видел, что эта купюра выпала из вашего кармана.

– Из моего? Не может быть! – Он быстро проверил содержимое кармана и отчасти даже виновато сказал: – Действительно, моя потеря.

Они приветливо улыбнулись друг другу.

Синекостюмный господин ускоренным шагом пошёл дальше, а телохранитель Вова присел на ближайшую лавочку. Но через пару минут перед ним снова возник тот незнакомец.

– Извините, ради бога. Всё произошло так внезапно, что я даже не сказал вам спасибо.

– Чепуха! – отмахнулся телохранитель Вова.

– Да, конечно, для меня это невелика потеря. Но дело-то не в деньгах. Приятно встретить порядочного человека! Послушайте, у меня к вам предложение: давайте в честь произошедшего пропьём часть этих денег за чашкой кофе. – И указал на небольшую, под открытым небом кафешку в торце набережной.

Ещё в первый день санаторного бытования телохранитель Вова заметил, что это маленькое кафе весьма популярно среди отдыхающих. А от лавочки до него всего-то метров пятьдесят.

Отказываться было неудобно, и он согласился.

Когда заказали кофе с пирожным, незнакомец спросил:

– Простите, как я могу к вам обращаться?

– Владимир Васильевич.

– А я Виктор Степанович. – Улыбнулся. – Не Черномырдин. Квартирую в старом корпусе «Сочи», но прогулки вдоль моря врачи считают более полезными, нежели моционы в парке. Владимир Васильевич, коли нас свёл такой необычный случай, позвольте представиться. Занимаюсь экспортными операциями, делаю невозможное, продвигаю за рубеж отдельные образцы российских товаров. Невоенного назначения. Знаете, тяжкое дело, оччень. Мировой рынок – увы, не ринг, скорее, драка в подворотне, никаких правил. Всё схвачено и проплачено. Приходится оперировать измышлизмами. Я закончил Институт водного транспорта, хотя судьба забросила в иные сферы. Но наш неприметный вуз был вольницей, приучал выпускников к подвигам измышлизма, и кое-кто добился по этой части успехов выдающихся, поднялся на измышлизмах до кремлёвских высот. А вы чем занимаетесь?

Представ в непривычном образе Владимира Васильевича, телохранитель Вова поначалу растерялся, но быстро прикинул, что в нынешнее время темнить незачем. Ответил солидно:

– Моя профессия – защищать людей.

– Военный! – сообразил Нечерномырдин.

– Военные защищают Отечество, а я конкретных людей. Официальное название профессии труднопроизносимо, но в обиходе таких, как я, называют охранниками.

– О-о! Это редкая профессия! – с уважением зарокотал Виктор Степанович. – И судя, извините, по вашему возрасту, у вас колоссальный опыт в этом деле. Возможно, ещё при Советах начинали.

Владимир Васильевич кивнул.

– Я тоже не молод, – продолжал Виктор Степанович. – И в своё время был частично посвящён в систему охраны высшей партноменклатуры.

– Вот-вот, – подтвердил Владимир Васильевич. – Я в этот санаторий наезжал, когда Приморского корпуса ещё не было. Но не в качестве отдыхающего, а в статусе прикреплённого. Помните такое слово?

– Ну как же! Простите, вы и по сей день в таком статусе? Это невероятно! С таким опытом! Непорядок – огород без грядок!

– Меня устраивает.

Владимир Васильевич не стал развивать профессиональную тему и перекинулся на погоду, вернее, на благоприятный прогноз. Его собеседник тоже не продолжал расспросы, и, допивая кофе, они делились мнениями относительно санатория. На прощанье Виктор Степанович сказал:

– Ещё раз спасибо, я ценю такие поступки. Знакомство наше случайное и вряд ли продолжится. Но у меня к вам просьба: черкните на салфетке номер вашего мобильного. У вас очень редкая и ценная профессия. Мало ли что!

Владимир Васильевич черкнул телефон, – ни к чему не обязывает, – и они распрощались. Нечерномырдин поехал на старом, выступающем из скалы лифте в свой корпус «Сочи», а телохранитель Вова на внутреннем лифте «Приморского» отправился на седьмой этаж.

Потом ещё пару раз их маршруты пересекались на набережной, и они приветливо раскланивались.

Глава 2

На Рождество Донцов и Вера решили махнуть в Тулу. Понятно, не в город, а в Поворотиху, родовую деревню Богодуховых, которую в семье называли Тулой и где жила отцовская родня. Впрочем, Поворотиха была и не деревней вовсе, а добротным селом – церковь! – вдобавок, в Алексинском, близком к Москве районе, и добраться до неё даже зимой, если без заносов, удавалось часа за три с небольшим.