Осторожно! Время!

– А люди были на корабле?

– Да, они погибли.

– Время, постой, постой! Вот сейчас ты же говоришь со мной напрямую, и я тебя слышу и понимаю. А почему ты не могло сказать тем напрямую?

– Я и говорило напрямую. Я сказало одному из них, причем одному из членов экипажа задолго до полета, сказало прямо, как тебе: – Фактор вашего линейного вектора времени – это фактор риска. И он меня услышал, но, вероятно, принял за глюк. Как и ты чуть было не принял меня за глюк.

К тому же я всего лишь Время, а не спаситель и не просветитель.

А в твоем случае, даже если бы я знало, почему с твоей подачи со мной случилась эта история Пи, объяснять тебе я бы не стало. Так что, думай, и помни: «Ищущий да обрящет».

Ну, ладно. Что-то заболталось я с тобой.

– Время, постой, постой…

– Да не могу я стоять, я всегда иду. Ну говори уж.

– Но ведь они – отправители – могли заглянуть в будущее …м… дальше момента достижения кораблем Земли, как бы за этот момент, и с позиций будущего оценить результат экспедиции.

– Ты хочешь сказать, что с позиций будущего они могли предвидеть катастрофу?

– Да.

– Нет, не могли. Не могли ни заглянуть, ни предвидеть. Потому что за моментом пересечения их линейного вектора времени с вашим это уже не их будущее и, значит, заглянуть туда они не могли.

Я тебе больше скажу: они несколько раз посылали к земле автоматические зонды и каждый раз с отрицательным результатом, и не могли взять в толк причину. Я тебе скажу: очень часто ошибки в восприятии времени – то есть меня – фатальны, как в этом случае. Помни об этом.

– Так это что получается? Они решили рискнуть?

– Да! Я уже говорило: таков путь познания!

– Скажи, Время, а много у тебя таких как я? Ну, с кем ты разговариваешь как со мной?

– Нет, таких относительно немного. А вообще, скажу тебе, я разговариваю со всеми, но только не как с тобой, а иными способами, иногда и через ваши сны, но в большинстве случаев меня не слышат. Просто не слышат. О, если бы ты знал, сколько раз и скольким я намекало, кричало и даже можно сказать стучало в бубен, пытаясь сказать: – Одумайся! Что ты делаешь? Но бесполезно!

– Прости меня, Время! А можешь привести пример какой-нибудь?

– Да, пожалуйста, вот из вашего ближайшего прошлого! Говорило я вашему президенту, не раз говорило, прямо говорило, что нельзя поддаваться и принять «чубайсовский» вариант приватизации, нельзя. И он меня слышал, но принимал за пьяные глюки.

– Извини, Время, но… э…

– Ты хочешь спросить: Время, какое тебе дело до этого Чубайса и вообще до нас? Дескать, тебе то что?

– Ну, да!

– Что, что? А то! Эта приватизация повернула для вас время вспять, и откинула вас назад. Вы как бы на время выпали из времени. И хотя я – Время – экстерриториально и интернационально, меня это почему-то задело. Ты понял?

– М…не знаю, но, кажется, понял. А скажи, мы еще…э… услышимся?

– Видно будет. Время покажет. А ты, Миша, думай, думай.

Я еще какое-то время сидел, крутя головой в разные стороны и надеясь на продолжение разговора, но вокруг воцарилась тишина.

Я посмотрел на часы – было полдвенадцатого ночи. Боже ты мой! Маше уже и звонить поздно! А она, наверное, мне звонила, хотя я ей говорил, что в нашем бункере связи нет. Неловко вышло. Ну, ладно, пора закругляться, метро ждать не будет!

Глава II. Я и Маша, и знакомство наше.

Скорым шагом, можно сказать джоггингом, я двигался к станции метро и по пути прикидывал: стоит ли мне при встрече с Машей рассказать о моем общении с Временем или нет. Сомнения базировались на том, что знакомы мы с Машей были всего месяца полтора – два и только-только перешли на «ты». То есть были уже не едва знакомы, но еще и далеки от состояния и понятия «хорошо знакомы» и, тем более, «близко знакомы».

Первый Миша вещал во мне: – Вот Маша послушает, послушает тебя, да и подумает: «А Миша-то с пришизью! И нужен ли Маше такой Миша?»

Второй возражал и наставлял: – Не бойся! Маша учится в медицинском институте. Их там учат внимательно слушать пациента прежде чем ставить диагноз! А если даже и закрадутся подозрения о некоторой твоей «шизанутости», то ты их потом развеешь. Зато какая тема для общения! Это не просто ля-ля тру-ля-ля и о звездочках на небе! Это загадка, энигма эст, это эмоции, это интрига, это даз ист фантастиш, ей богу! К тому же, ты знаешь – все, гм, гении кто еле заметной, а кто и очевидной шизой всегда отличались от простых смертных.

И я решил: будь что будет, но Маше расскажу всё!

В метро я успел. Вагон метро был пустой. Я сел на лавку и вспомнил как мы познакомились с Машей. Знакомство наше случилось в метро. Это был теплый, солнечный весенний день. По ходу около меня образовалось свободное место, и она села рядом со мной, достала из сумочки телефон, вагон слегка качнуло и телефон выпал у нее из рук и упал на мою туфлю. Я поднял телефон и, отдавая гаджет, заглянул в глаза его хозяйке и подумал: «Какие чудесные глаза, какая красивая девушка!» Совпало так, что ехали мы до одной и той же станции, да еще и покинули метро через один выход. Она шла впереди, я шел за ней. На выходе из метро она повернула направо, но и мне надо было направо. Дойдя до перекрестка, она повернула налево, увидела меня, остановилась и, когда я приблизился, спросила: – Вы что? Преследуете меня?

– Да что вы, что вы! Это просто совпадение! Пока вы идете туда, куда и мне надо, – объяснил я.

– Допустим, – согласилась она, – а дальше вы куда пойдете отсюда?

– До перекрестка и налево, – смиренно ответил я, увидел удивление на милом лице девушки, понял, что и ей туда надо, и тут же услышал в голове голос первого Миши: «Ты же хочешь познакомиться с ней? Хочешь! Вот тебе и шикарный повод: предложи ей написать в ее телефоне адрес, куда она идет, и ты напиши в своем и сравните. Чем черт не шутит, когда ему хочется поиграть!»

И я это предложил, и она согласилась.

Видели бы вы ее лицо, когда она вслух прочитала в моем телефоне: – Улица Барышиха дом 35?

А я, сдерживая внутреннюю дрожь, заглянул в ее телефон, подбоченился и ответил: – Именно! Улица Барышиха дом 35! А что здесь такого? В этом доме живет мой друг, и я иду к нему. А раз нам по пути, то позвольте проводить вас. Между прочим, меня зовут Михаил, – по ходу представился я и поинтересовался ее именем. – Мария, – ответила она.

О чем мы говорили по пути, хоть убейте меня, я в деталях вспомнить не могу. Но я узнал, что Маша живет в этом доме по улице Барышиха 35 и учится на четвертом курсе мединститута.

Когда мы подошли к ее подъезду и встали друг против друга и совсем близко, я рассмотрел волнующие формы ее груди и по этой причине возникла некоторая заминка, но тут же в моей голове прозвучал голос Первого Миши: – Ну что уставился? Облизнись еще, идиот! Чего стоишь истуканом? Говори что-нибудь! – Тут же вмешался Второй и поправил: – Да не что-нибудь, а приглашай ее куда-нибудь и телефон, телефон постарайся узнать, охламон! -И я выдавил из себя: – Может быть сходим в кино или куда-нибудь, когда у вас будет время? Если вы не возражаете, то дайте, пожалуйста, номер телефона!

Вот так мы тогда и познакомились.

Домой я попал около часа ночи и сразу завалился спать. И как когда-то в детстве я просил ночь, чтобы она подарила мне сон «про Буратину», так и сейчас я втайне лелеял надежду, что Время осчастливит меня интересным и полезным сновидением. Но тщетно, видимо, Времени было не до меня.

Утром, не откладывая дело в долгий ящик, я позвонил Марии. Время у нее нашлось, и к идее встречи она отнеслась благосклонно.

Мы встретились с Машей у метро Красная Пресня и решили погулять в парке. Однако московская погода распорядилась по – своему: сначала налетевшие низкие брюхатые тучи сожрали солнце, а потом полил августовский веселый, но уже прохладный дождь. Спрятаться от него мы решили в ресторанчике там же – на территории парка. Зарплата у меня не очень большая, но я недавно получил квартальную премию и потому был при кое каких деньгах: не так, чтобы шикануть по – гусарски, но и чтоб не ударить в грязь лицом с пустыми карманами. Местечко в ресторане мы выбрали и уютное, и около окна, и под вкуснейшие бараньи ребрышки и красное вино я начал свое повествование. Начал я немножко коряво, я всё же волновался и потому иногда запинался, но, увидев неподдельный интерес на лице Марии, я успокоился, собрался, и речь моя потекла плавно и в каком-то прежде неведомом мне ритме. «Что твой Пушкин» – польстил мне Первый Миша. «Уж прям Пушкин! – парировал Второй, – но неплохо заливаешь, неплохо!» – Но главным было не это, главное – всё, что я говорил отражалось на лице Маши, отражалось и как будто поощряло: а дальше, что дальше?

А когда я дошел в своем повествовании до Тунгусского метеорита, Маша меня поразила. Она громко рассмеялась и сказала: – Ох, ты и фантазер, Миша! Тебе бы книжки писать! – И тут до меня дошло, что зародившаяся, было, у меня надежда, что Маша мне верит и понимает, – призрачна и химерична. А еще до меня дошло: если я сейчас начну настойчиво проповедовать, что всё сказанное мной не фантазия, а чистая правда, то во весь рост встанет образ «Миши-шизы». И я принял единственное, как мне кажется, правильное решение для такой ситуации: я тоже рассмеялся, затем вместе со стулом перешел на Машину сторону, сел рядом и, пока Маша соображала зачем всё это, я крепко обнял ее и решительно поцеловал. Это был наш первый поцелуй. Больше я от Маши уже не отсаживался, и мы весело чередовали красное вино с поцелуями и после очередного Маша вновь удивила меня. Она задумалась и после многозначительной паузы глубокомысленно спросила: – А что ты думаешь делать с Пи-эффектом?

Я глубоко вздохнул и тоже после паузы выдал: – Буду думать!

– Думай, – согласилась Маша, и в том, как она произнесла это слово я уловил сходство с интонацией Времени.

«Вот незадача! – подумал я, – в Пи-эффект Маша поверила, а диалог со Временем посчитала фантазией. Ну, что ж! Пусть будет так!»