Поезд идет на восток

Действительно, очень скоро до меня дозвонился некий Женя Чжан, немного говоривший на русском языке, который назначил мне встречу. Мы встретились, и я в очередной раз поведал человеку о желании найти преподавательскую работу в Китае, но рассказал и обо всех неудачах, связанных с этими делами. Судя по всему, этот Чжан имел какие-то серьезные дела с моим Степанычем, потому что взялся за дело очень активно. После первой встречи, уже в начале июля, совсем в критическое для меня время мы вместе с ним посетили один из отделов Комитета по делам иностранных специалистов в Китае, который специально занимается подбором за рубежом специалистов нужных профилей для страны. Но места для преподавателя русского языка, как и следовало ожидать, не обнаружили, потому что время уже прошло. Хотя работница, которую Чжан попросил помочь мне, пообещала посодействовать в этом вопросе. Но я уже никому не верил, потому что обещаний слышал уже очень много.

Я, что называется, уже собирал чемоданы, с тоской разглядывая некоторые места Пекина, к которым очень привык и которых мне, судя по всему, уже больше не предстояло увидеть. Не знаю почему, но мне просто жутко не хотелось уезжать отсюда, причем в этой страсти было не только желание продолжить знакомство со страной, не только желание лучше познать язык, не только желание добиться цели, к которой страстно стремился, не только желание получать более достойную зарплату, не только ощущение свободы, которую чувствовал почти весь период пребывания, а что-то еще более существенное, что было даже трудно объяснить. Я просто физически ощущал, что должен остаться здесь еще на какое-то время. А время шло, и мои надежды убывали вместе с этим временем.

На месте посвящения в монахи в одном из монастырей

Фото из личного архива автора

Приобретя билет на обратный путь, я успел уже сдать багаж, и вдруг за три дня до отъезда, когда никаких надежд, казалось, уже не оставалось, меня позвали к телефону, и работница Комитета по делам иностранных специалистов пригласила меня к себе. Можно себе представить на какой скорости, которую можно было только выжать из моего двухколесного транспортного средства, я мчался на эту встречу, сметая на своем пути всех нерасторопных китайцев, мешавших мне торопиться.

Во время встречи женщина сообщила мне, что есть два варианта работы преподавателя: один на севере, другой в провинции Шаньдун. В принципе на любой из них я бы согласился, но она настаивала именно на Нефтяном университете, который находится Шаньдуне, потому что там была выше зарплата. Времени на раздумья у меня уже не оставалось, советоваться тоже было не с кем, поэтому я согласился с ее предложением. Мы с ней сразу же отправили мои данные в этот университет, поскольку мне еще до отъезда необходимо было получить официальное приглашение для оформления рабочей визы в Киеве. Такое приглашение, а вернее, только факсовую копию его и копию договора я получил уже в последний день перед самым отъездом.

Что называется, наконец-то сбылась мечта идиота! Я возвращался назад не только с некоторым количеством заработанных денег, с большим количеством необходимых вещей и подарков, но и с перспективами на дальнейшую хорошую работу. Как тут было не радоваться? Это было неплохой наградой за все тяготы и лишения, за всю жару и другие мучения, за все предательства и издевательства, а главное, было хорошей базой для самоутверждения в той непростой обстановке, которая по-прежнему царила в своей стране.

В конце месяца мои студенты написали экзаменационную работу, оценить которую мне было очень трудно. Мы с их руководителем профессором Пань Хун решили оценивать ее просто методом зачета, который за старание получили почти все, во всяком случае, все те, кто хоть что-то написал, а не сдал чистый лист.

Подводя итоги, я сказал:

– Мне было очень интересно с вами работать, но за эти 17 занятий мы только-только успели немного познакомиться. Научиться же за это короткое время русскому языку, тем более научиться писать какие-то работы невозможно, поэтому я даже немного не удовлетворен своей работой. Вижу, что и некоторые из вас тоже немного разочарованы, надеялись на большее. Кое-кто даже указывал, что методика китайских преподавателей им нравится больше. Я понимаю, что вам трудно понять мою речь на русском языке, а речь китайских преподавателей на китайском для вас является родной. Своей целью я ставил исправление ошибок в русском языке, которые вы делаете, несмотря на работу даже своих китайских преподавателей. Наша задача состояла в том, чтобы не говорить О (!) русском языке, а пытаться им пользоваться.

Руководство факультета на прощание устроило посиделки явно по инициативе профессора Пань Хун, но хорошего разговора не получилось: все понимали, что я обижен на них за то, что они отказались приглашать меня в свой университет. Перед отъездом у меня побывали все знакомые мне люди: профессора Ли Миньбин и Ли Цзышен, магистрантка Ксения, ее подруга Вера. Приходили попрощаться.

Но приятнее всех удивил один из дежурных в нашем общежитии для иностранцев, с которым мы даже не были знакомы. Этот пожилой человек, как правило здесь работают вышедшие на пенсию преподаватели, вдруг стал выяснять, когда я еду, приеду ли еще и пожелал мне возвратиться, высказываясь весьма тепло в мой адрес. Это меня немного растрогало. Все-таки люди видят многое со стороны, чего мы сами порой не замечаем. Ведь дежурные не могли не видеть, что я не дебоширил и не пьянствовал, что ко мне постоянно приходили и разыскивали меня китайцы разных возрастов, и молодые, и старые, которым я был зачем-то нужен, и что я общался с ними по-доброму.

Наступило время прощания и в нашей лавке на рынке. Мои молодые друзья были очень расстроены, во-первых, потому что за эти полгода они очень привязались ко мне, а во-вторых, они оставались без нужного им переводчика, которого еще предстояло где-то найти. Они пригласили меня на прощальный ужин и даже хотели прийти проводить меня на вокзал.

Глядя на то, как наши «челноки» активно закупают их кофты, я тоже решил приобрести такие кофты в качестве подарков для своих родственниц. Эти кофты обладали большими преимуществами перед другими подарками, поскольку их размеры подходили на любой рост и объем как груди, так и всего прочего. Они вполне отвечали вкусам любой самой прихотливой модницы. В их неплохом качестве за это время я успел убедиться даже сам, поскольку всю зиму носил на работу для сугрева мужской вариант кофты из такого же материала, и главное, весили они совсем немного, а именно вес был для меня большой проблемой. Собираясь уходить, я обратился к господину Ляну, который в это время остался старшим:

– Я хочу купить у вас несколько кофт в качестве подарков для своих родственниц.

– Конечно, выбирайте любые.

Я отобрал из коробок разные кофты, которые по моему разумению подходили разным женщинам моей семьи, и достал кошелек для того, чтобы рассчитаться.

– Что вы, что вы? – возмутился Лян, отталкивая мои деньги. – Это наш подарок вашим родным.

– Нет, нет! Я хочу купить, – пытался возражать я.

– Берите, берите, не стесняйтесь. У нас есть обычай, отправлять подарки родным того друга, который уезжает.

Молодой рабочий Алун, с которым у меня сложились особенно хорошие отношения, молча складывая отобранные мною кофты, в этот момент стал незаметно оттирать меня от хозяина, тем самым как бы стараясь прекратить наш ненужный спор и не дать мне расплатиться. Немного поломавшись, я все-таки вынужден был взять эти кофты в качестве подарка. Надо признать, что особенно уязвленным при этом я себя совсем не чувствовал, потому что понимал, что какой-то дополнительный доход я им все-таки приносил.

Приезжать с пустыми руками без подарков для многочисленных родственников и друзей я, естественно, не мог, а взять все, что я закупил, с собой в вагон тоже не мог, вес явно превышал установленные пределы. Естественно, в первую очередь надо было подобрать подарки для своей семьи и близких родственников, но нельзя было оставить без подарков и ректорат, отдел кадров, работников отдела по иностранным делам, моих киевских студентов, соседей, учительниц моих детей. Вот только небольшой перечень вещей, которые я закупал: джинсы, кожаные куртки, вазы, жемчуг, перчатки, обувь, халаты шелковые, чай, свитера, кофты, пуховик, ночнушки, белье, ремни. Среди них выделялись сувениры: вазы деревянные, покрытые лаком, фигурки из нефрита, двусторонняя вышивка, шары с внутренней вырезкой, колокольчики, зажигалки, табакерки.

На Пекинском вокзале перед посадкой единственного международного поезда Пекин-Москва, у пассажиров не только проверяют билеты при выходе на платформу, но у дверей стоят большие весы-ваги, на которых скрупулезно проверяют, как при регистрации в аэропорту, вес всего багажа пассажира, вес которого показался явно превышенным. Я уже не раз отправлял на Родину своих друзей и знакомых, поэтому хорошо знал эту мерзкую процедуру, во время которой китайские чиновницы стояли насмерть, как сибиряки под Москвой: «Ни шагу назад!». Плата за килограмм перевеса была значительной, как штраф. Но и я был не лыком шит, и предыдущие провожания тоже принесли мне некоторый опыт. Совсем наглеть я не собирался, поэтому, сначала собрав наиболее тяжелые вещи, такие как книги, небьющиеся подарки и часть своей одежды, чуть раньше упаковал их и отправил багажом, следующим с этим же поездом. Все остальное уложил таким образом, чтобы в чемодане и в сумке оказались наиболее легкие вещи, которые, увы, тоже потянули за разрешенные тридцать килограммов, а вещи потяжелее, а тем более бьющиеся хрупкие китайские вазочки из тончайшего фарфора сложил в два рюкзачка, свой и тот, который купил для дочки.

Провожать меня на вокзал поехала группа студенток, с которыми мы чаще других ездили на разные экскурсии и с которыми у меня сложились лучшие отношения. Мы приехали на вокзал чуть раньше посадки. Я купил им перронные билеты, чтобы они тоже могли пройти к поезду. На наиболее крепких из них я надел свои вещмешки, в их студенческие вещмешки сложил продукты, которые тоже входили бы в вес, и отправился на посадку уже тогда, когда до отправления поезда оставалось минут десять, что по китайским меркам было очень напряженно, и мои провожающие за это время совсем изволновались.

Подбежав в ускоренном аллюре к выше обозначенным весам, я успел только взвесить чемодан и сумку, которые держал в руках, а потом мои подопечные, закричав на проверяющих женщин, что их любимый учитель может опоздать на поезд, бросились всей толпой к моему вагону, где и оставили весь дополнительный груз из своих рюкзаков. Мы успели еще выйти на платформу. Девочки откровенно плакали, но я успокаивал их тем, что все-таки вернусь в Китай, пусть даже не к ним в университет, но мы обязательно встретимся.

Выпускная фотография моих студентов Пекинского университета

Фото из личного архива автора

И мы действительно встретились уже в следующем году, когда ребята к удивлению, а может быть и к недовольству своего начальства пригласили меня, уже работавшего в другом университете, на общее фотографирование по случаю их выпуска.

23. Возвращение в «свободную», «демократическую» Россию.

На этом можно было бы и закончить свои «Китайские записки», но как обойтись хоть без короткого описания обратного пути.

В последние дни я спал не более трех часов в сутки, поэтому, казалось, высплюсь во время пути. Однако уже первой же ночью проснулся от того, что что-то мешает. На сердце было очень тяжело! Накатила жуткая тоска, как будто оставил что-то очень близкое. Даже комок подступал к горлу. Помню с каким настороженным интересом я ехал по этой же дороге 10 месяцев назад, и какими близкими мне стали за этот неполный год и эти чумазые лица, и эти пейзажи, и селения со всеми их особенностями.

Девочки снабдили меня пропитанием на всю дорогу. Особенно я был благодарен Пэй Вэй, с которой сдружились в последнее время, и которая помогала мне дозвониться до университета, куда мне предстоит поехать работать, организовала ребят, для того чтобы помогли мне отправить багаж, потом именно по ее просьбе, как я понимаю, все девочки ее комнаты поехали меня провожать и помогали нести тяжелые вещи. Как мужественно она терпела прощание и лишь в конце не выдержала и заплакала. Она, кажется, поняла, что мы уже никогда не будем почти постоянно рядом, как это было в последние два с половиной месяца.

Никаких особых отношений с этой девушкой не было, но, возможно, в силу своего и моего одиночества, она всякий свободный час или несколько часов, старалась найти меня и в силу своей привычки китайской женщины проявить заботу о понравившемся ей человеку старалась всячески помочь. Причем делала она это совершенно бескорыстно, не только не требуя ничего взамен, но даже искренне отказываясь от моих скромных предложений угостить ее чем-то: конфетами, мороженым или фруктами.

Всплывали разные воспоминания и не давала покоя мысль о том, что, к сожалению, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Эти десять месяцев были настолько интенсивными и насыщенными, оставили так много впечатлений, что, казалось, я прожил еще одну жизнь. Я понимал, что даже возвращение сюда через месяц не даст мне всего того, что я уже пережил за этот год. А наличие жены и дочки может повернуть эту жизнь совсем в иную плоскость. Я опасался, что им будет мало интересно, они начнут скучать, будут переживать за оставленных дома еще не таких уж и взрослых сыновей. С трудом поймут китайское окружение, если вообще захотят понять и принять его. И тогда из хорошего дела может получиться «пшик».

Во время пути еще по Китаю отметил для себя еще одно уникальное явление. Рядом с каким-то поселком неожиданно открылся небольшой пруд. Погода была по-летнему жаркой. И в этом пруду десяток-полтора русалок разных возрастов в натуральном виде прародительницы Евы принимали водные процедуры. При приближении поезда некоторые из них присели в воду, некоторые так и остались сверкать белизной незагорелых мест. Похоже на банные процедуры. Опять же, что естественно, то не позорно.

На пограничную станцию Маньчжурия поезд из Пекина приходит рано утром. В купе вошла китайская таможенница и поинтересовалась, нет ли наркотиков. Интересно, на какой ответ она рассчитывала от тех, кто действительно вез бы наркотики. Очень удивилась тому, что я стал разговаривать на китайском языке. Попросила снять чемодан, взяла удостоверение об окончании стажировки. Спросила, что в чемодане, и сама же ответила, что там одежда, которую увидела сверху. На том и удалилась.

Затем вошла симпатичная пограничница, попросила предъявить паспорт и цзюйлючжэн (документ, дающий право на временное проживание в Китае). Поскольку на выезде цзюйлючжэн забирают, то передавая ей документы, я заметил, что намерен через месяц приехать назад.

– У меня есть приглашение на работу. Нужно ли будет продлевать цзюйлючжэн?

– Хорошо, я узнаю у начальника, – ответила мне пограничница и вышла из купе.

Разрешение на временное проживание в КНР в 90-е годы

Фото из личного архива автора

Немного позже она же вернула мне паспорт вместе с цзюйлючжэном.

Все пассажиры отправились сметать товары с полок китайского магазина. После этого поезд медленно двинулся к большой арке, на которой все еще красовалась надпись «СССР». Рядом с поездом летела птица-нарушительница. «Хорошо птице – не знает границы!» – подумал я. – «Она может совершенно свободно, беспошлинно и беспаш-шпортно летать и туда, и сюда».

В Забайкальске включил приемник и.. услышал: «Две странницы вечных – любовь и разлука – проходят сквозь сердце мое…» Фраза, которая уже несколько дней вертелась в моем мозгу и не давала мне покоя. Странно, но я совершенно не испытывал радости от возвращения на Родину.

На каждой остановке проводницы, две гнусные толстые бабы, иначе их называть было трудно, вели торговлю прямо из тамбура. При этом даже выражали недовольство своими пассажирами, перед станцией активно выгоняя пассажиров: «Быстрее выходите, не мешайте работать!» Похоже на то, что именно торговля была их основной работой и основным заработком. Поезд из-за этой торговли с трудом отходил от станций, иногда они даже срывали стоп-краны, потому что не успевали рассчитаться со своими покупателями или пассажиры не успевали забежать в вагон.

Транспортная милиция, проходя по вагонам, останавливалась около купе, где ехали китайцы, с одним вопросом: «Что везете, что есть?» Подразумевалось, покажите и подарите, иначе мы будем долго проверять и обязательно найдем какие-то мифические нарушения. С такими же вопросами проходили и ревизоры. Цирк! Но наблюдать этот цирк было очень стыдно.

Лица нетрезвой наружности, от вида которых уже достаточно отвык за этот год, вскоре стали появляться не только на перронах первых российских станций, но и в самом поезде, ведь в России этот поезд не считается международным, и в него сажают любых пассажиров, как в обычный проходящий состав.

Другим знаковым событием стало то, что при проезде последних перед Москвой станций поезд неожиданно для всех вдруг подвергся санитарной обработке. Проводники стали поспешно наводить порядок в вагонах, протирать пыль, протирать стекла, мыть туалеты. На одной из станций весь поезд сверху быстро облили водой и стали старательно мыть щетками не только проводницы, но и специально присланные для этого рабочие станции. Пассажирам трудно было понять столь трогательную заботу об этом составе.

И только по прибытии в Москву, когда мы увидели огромные толпы встречающих и целый митинг, срочно организованный на перроне Ярославского вокзала, мы узнали причины всей этой суеты. Оказалось, что к этому поезду в Чите был прицеплен спецвагон, в котором по-буржуйски отдельно от всех следовал «великий русский писатель современности», «совесть России», как долго величали А.Солженицына. А встречать его лично приезжал другой «гигант мысли и великих разрушающих дел», Президент России, гарант, так и оставшийся в душе простым пьяницей-прорабом с рядовой свердловской стройки.

Меня же встречал мой родной брат, оставшийся в результате «великих» капиталистических преобразований в стране безработным, которого я перед отправлением из Пекина успел предупредить о своем возвращении и просил помочь мне перебраться с вещами на другой вокзал для пересадки. Но мы оба наверняка были намного более счастливы от нашей встречи, чем те двое «великих», никогда не знавшие и вряд ли всерьез уважавшие друг друга.