Поезд идет на восток

Вскоре мы зашли во дворец бывшего императорского наместника, который фактически в миниатюре копировал уже знакомые дворцы всей китайской знати. Но была и одна примечательная особенность: в одном из павильонов были в натуре (восковыми фигурами) продемонстрированы виды китайских пыток. Дробление пальцев рук, ломание костей ног, вытягивание конечностей и выдергивание косы вместе со скальпом, гильотина в действии, тут же лежала восковая отрубленная голова. Вид этих «красот» был ужасен. Они, конечно, должны были демонстрировать жестокость прежних императорских наместников, живших в роскошном дворце и угнетавших простых людей. Но было заметно, что это было и напоминанием сейчас живущим о бренности жизни вообще. Мол, помни, власть она всегда власть, и тебя тоже может постичь такая же участь. Такая демонстрация скорее походит на сохранение диких традиций, а не на их устранение. Для меня же это ассоциировалось, в частности, с жестоким безумием этого народа. В цивилизованных странах подобным не хвалятся, и если уж и демонстрируют орудия пыток, как было когда-то в музее инквизиции Казанского собора Петербурга, то без подобного смакования.

Затем мы побывали в центральном парке, который, как оказалось, когда-то посетила Цыси. На каменных стенах парка сохранились какие-то уникальные образцы китайской каллиграфии, которые берегут, как особые сокровища.

В ходе этой длительной экскурсии Ван Сяндун, отдохнувший дома, был неутомим, мы с Пэй Вэй тоже, а вот Ван Юйбо заметно устал и его уже ничего не интересовало, ведь он ехал только в гости к другу. Мне было интересно, почему же с мальчиками приехала и Пэй Вэй, поэтому я спросил ее:

– Почему ты согласилась поехать?

Пэй Вэй откровенно ответила:

– Потому что узнала, что поедете вы. Да и Ван Сяндун просил меня поехать, так как сам плохо говорит по-русски.

Уже после 6 часов мы по каким-то хутунам, известным только самому местному жителю, добрались-таки до Сельскохозяйственного института, в кампусе которого жили родители Ван Сяндуна. У входа в квартиру они нас и встретили. Отец был когда-то деканом одного из факультетов института, а сейчас возглавлял профсоюзную организацию университета. Мать работала в сахаро-винной компании.

Начались знакомые китайские церемонии с улыбками, поклонами и церемонными приглашениями. Сначала меня хотели отправить в какую-то институтскую гостиницу, но поскольку нам надо было очень рано вставать, чтобы отправиться на экскурсию куда-то за город, отец вынужден был оставить иностранца даже у себя дома. Правда, для этого ему пришлось звонить в полицейский участок и сообщать о том, что у него находится иностранец, сообщив им мои паспортные данные и время нахождения в Баодин. Меня удивила такая процедура, поскольку для меня она выглядела несколько странно. Было заметно, что им самим было очень неудобно совершать подобные действия в отношении своего гостя, но ничего не поделаешь: «Орднунг ист орднунг». Я их понимал. Несколькими годами раньше, а родители этого парня хорошо помнили, за связь с иностранцем вообще свободно могли посадить или даже расстрелять.

Сейчас же пригласили за стол, накрытый довольно хорошо. Но сначала по традиции чай и фрукты за журнальным столиком, который в Китае называется «чайным». Сами хозяева почему-то за стол садиться не стали, и только после некоторых уговоров и подтверждения, что это как-то не по-русски, они присели за стол вместе с молодежью. После этого отец принес бутылку, схожую с «Маотаем», и налил себе и гостю в малюсенькие наперстки, стараясь поддержать русскую традицию. Ребятам он предложил выпить лишь для проформы, зная заранее, что они должны отказаться.

Разговор за столом не клеился, потому что гости ели, а старшие хозяева сидели, как просватанные. И только после того, как ребята отскочили от стола, и я сказал, что сыт, родители принялись за еду, при этом продемонстрировали удивительные способности. Культура принятия пищи, несмотря на профессорский титул, оставалась все-таки китайской.

Квартира была выделена декану институтом после рождения сына, и складывалось такое впечатление, что с тех пор ни разу и не ремонтировалась. То, что на хороший ремонт, наняв бригаду, денег жалеют, вполне можно понять, не буржуи ведь, но то, что сами не желают приложить руки, для того чтобы хоть как-то освежить и облагородить жилье, было удивительно. Удивительно для советских людей, а в Китае представитель интеллигенции, работник, так сказать, умственного труда, не должен опускаться до действий простого работяги. Нанять же работника для ремонта жалко денег, вот и стоит квартира в зачуханном состоянии. Правда, сами жители, привыкшие к такой простоте, этого даже не замечают. Вот так вот.

В гостях в семье моего студента

Фото из личного архива автора

Три комнаты и кухня через коммунальный коридор. Все удобства, правда, не во дворе, а на этаже, но для всех обитателей этажа с буквами «М» и «Ж» и с водопроводными кранами там же. Есть газовая плита и по одной электророзетке на комнату. Мебели почти никакой: диванчик, кровати и столы. Все времен 50-х годов. На стене свиток, подаренный соседом, с каллиграфически переписанным им же стихотворением Мао Цзэдуна. Телевизор отечественный, цветной, но небольшой. Два магнитофона, но это уже дань сыну. Более чем скромно для председателя профсоюза, но видно, что председатель не ворует и не берет взяток. От винной компании, где работает мать, тоже ничего не заметно.

Группа студенток во время войсковой стажировки

Фото из личного архива автора

Вечером мы погуляли по университету, прошли мимо студенческих общежитий. Из разговора выяснилось, что проживание всех студентов в студенческом общежитии обязательное, даже если родители живут рядом в этом же городе. Военно-казарменная система. И это не шутка. Все студенты в Китае, поступившие в вуз официально, что у нас называется бюджетниками, хотя в Китае все обучение платное, перед началом занятий на первом курсе обязаны пройти курс военной подготовки в войсках в течение одного-двух месяцев под командой настоящих военнослужащих по полной программе как для мальчиков, так и для девочек.

Своеобразный «курс молодого бойца», как это называется в нашей армии с новобранцами. После такого курса молодые люди возвращаются в учебное заведение уже шелковыми, также по отделениям-группам расселяются в комнаты общежития с двухъярусными кроватями. В каждой комнате есть командир отделения. Общий подъем производится включением света во всех комнатах с вахты в 6 часов утра (в комнатах выключателей нет), а отбой – выключением света в 22.00.

Случайно коснулись отношения к великим мира сего, и мои молодые собеседники были поражены, узнав, что я имею несколько отличное мнение об их великих вождях, погубивших миллионы людей. Я высказал мнение о том, что каждый человек – это мир, и лишать человека жизни, значит уничтожать этот мир. Не знаю, все ли поняли мои собеседники, но задумались, а разговор пришлось срочно замять. Глубже вдаваться в эту проблему не имело смысла.

Спать нас уложили на жесткие постели без каких-либо признаков постельного белья. Его не предложили даже девушке. Одеялами накрывались ватными, но опять же без пододеяльника. Подушки были наполнены рисовой шелухой, а сверху вместо наволочки хозяйка положила маленькие новые полотенца. Это вполне нормальное положение дел в китайских семьях, где частенько спят вообще одетыми.

Утром мы проснулись, как и запланировали в 4 часа утра. Звоночком выступила Пэй Вэй, спавшая в отдельной комнате. Мы позавтракали вареной кашей из чумизы на воде, которую ребята ели с большим апетитом. У них привычка к чумизе, как у нас к гречке, но мы едим кашу с маслом, приговаривая, что кашу маслом не испортишь, а здесь все на воде и лишь прикрывают подобную безвкусицу солененькими овощами.

Очень интересно было идти по улицам городка в это раннее утро, когда просыпаются хозяева харчевен и их работники, бегут в туалет, тут же на улице умываются, чистят зубы, колют дрова, растапливают печи, на осликах везут разные продукты. Около машины, специально оборудованной для перевозки живой рыбы, стояла целая толпа людей. Они расхватывали рыбу для своих ресторанчиков.

На автовокзале, куда мы пришли, еще убирали раскладушки, которые выдавали пассажирам, ночующим прямо в зале ожидания, без постелей за три юаня.

Посадку на автобус осуществляют также, как и на вокзалах, через специальные проходы, на которых одна проверяет билеты, другая отмечает в ведомости, третья считает по головам. В автобусе билеты еще раз проверяет кондуктор и водитель. Если добавить к ним еще кассира, продавшего билеты, то получается компашка из шести-семи человек. У нас с этим успешно справляются один-два человека. «Похоже массовая безработица Китаю пока не грозит», – сделал я после этого для себя такой вывод. При этом реально работать никто не хочет, в автобусе и в пригородном поезде, в котором мы ехали, было настолько грязно, что было видно, что мыть и наводить порядок в салоне некому и уже довольно давно.

А вот за окном, несмотря на праздник, народ продолжал активно работать и на стройках, и в поле. Очень понравилась конвейерная система на стройке, заменяющая подъемник. На каждой площадке строительных лесов стоит человек с лопатой и перекидывает раствор другому, стоящему на площадке выше, и так до самого четвертого-пятого-шестого этажа. Или в качестве грузчика-кули переносят раствор или кирпичи наверх в плетеных корзинах. Прямо чудеса в решете в конце ХХ века!

Как только автобус прибыл на конечную станцию, нас тут же засекла местная лодочная «мафия». Появился иностранец, значит, будет пожива. Моих явно неопытных ребят, пытавшихся держаться очень солидно, сразу же окружили несколько женщин и потащили вперед, не давая никому другому приблизиться. Они отвели нас к своему лодочнику. Мужик оказался неплохим, но мне казалось, что можно было сторговаться и подешевле. Оказалось, что мы выехали, вернее сказать, выплыли, как Стенька Разин, на огромное экзотическое озеро, состоящее из большого количества островов и рукавов, в которых можно было даже запутаться.

Это озеро по названию места Бояндянь оказалось знаменитым тем, что во время антияпонской войны, здесь, якобы, прятались партизаны. Поверить в это было очень трудно, хотя существует легенда, что прятавшиеся в камышах партизаны осуществили даже какую-то операцию, то есть из камышей напали на японский пост. Это преподносится, естественно, как великая победа над «японскими чертями». Из таких вот легенд, на мой взгляд, в большинстве своем состоит вся, якобы, многотысячелетняя история Китая. Все бы ничего, если бы из этого не делали такого ажиотажа. Сюда специально привозят толпы солдат и курсантов военных училищ, чтобы воспитывать патриотизм. Ничего в целом не имею против патриотизма, но делать это надо как-то более адекватно обстановке. Здесь же на одном из островов устроен музей, посвященный этой самой «великой победе». Там опять же восковые фигуры садистов-японцев, которые мучают мирных жителей (опять же с натуралистическими подробностями и «кровью»), затем доблестные партизаны нападают на глупых японцев, которые, естественно, летят во все стороны и разбегаются куда попало, и, наконец, народ встречает освободителей. Весь этот гротескный материал выглядит, если не комично, то грустно из-за безвкусицы и в пропаганде, и в качестве исполнения. После этого на какое-то время даже настроение испортилось.

Народ, правда, туда едет просто отдохнуть на природе, поскольку туда, кроме как на лодках или на катерах, не попадешь. Местные шабашники уже успели подсуетиться на туристическом интересе – построили на одном острове что-то наподобие храма с ужасно выполненными буддами-чучелами. Их даже фотографировать не хотелось, и было обидно, что ребятам нравилась эта безвкусица, за посещение которой еще берут немалые деньги.

К сожалению, накануне я не расслышал, что наша экскурсия будет водной, поэтому утром, побаиваясь жары, специально снял даже майку и надел рубашку потоньше. Пока мы туда добрались, стало ясно, что в такой холодрыге нам не выжить. Одеты мы все были явно не по погоде, был хоть и ясный день, но начала мая, а не конца, и на воде к тому же сильно продувало ветерком. Я чувствовал себя не очень хорошо, но особенно было жалко нашу спутницу. Надо было хоть как-то двигаться. Поэтому, как только я дождался спокойной большой воды, то отправил лодочника, стоявшего на корме лодки, вниз, а сам стал на весла. Именно стал, а не сел, как это бывает в наших лодках и шлюпках. В китайских лодках лодочник стоит на корме и орудует двумя огромным веслами или даже одним веслом, пристроенным сзади.

Управлять китайской лодкой не просто

Фото из личного архива автора

Ребята обалдели. Потом стали смеяться. Моя работа вызывала бурный восторг и у проплывавших мимо отдыхающих на других лодках. Но мне было не до смеха, пришлось основательно попотеть, чтобы как-то освоиться с китайскими огромными веслами, которыми гребут не к себе, как у нас, а наоборот от себя, но у нас гребцы сидят спиной к направлению движения, а здесь ты сам видишь, куда гребешь. Особенно трудно было грести против течения, когда весла вообще цеплялись друг за друга, при этом надо было соблюдать направление. Но зато быстро согрелся. Парни вскоре последовали моему примеру, а мне пришлось спуститься в лодку отогревать Пэй Вэй, для которой лодочник нашел старый дождевик, спрятавшись под который, она сразу же прижалась ко мне, стараясь согреться. После этой прогулки лодочник пригласил нас к себе домой, где мы фотографировались с его домочадцами. Было видно, что ему было приятно провести время с этой странно-иностранной компанией.

Во второй половине дня мы уже вернулись домой к Вану. Нас угостили чаем и клубникой, а потом все пошли готовить пельмени по-китайски, когда в мясной фарш добавляют рубленную черемшу или капусту. Приходится признать, что пельмени получаются мягче и душистее, чем русские.

После обеда Ван Сяндун стал отпрашиваться у нас на свадьбу к своему другу. Дело, конечно, святое, но зачем было приглашать нас, если знал, что у друга будет свадьба? Но возражать мы не стали. Перед уходом он произвел калькуляцию расходов. Дружба дружбой, а табачок врозь, от уплаты за «гостевание» не ушел никто: ни его друг, ни девушка, ни преподаватель, то есть я.

Мы с Сяо Вэй разбираем слова русских и китайских песен

Фото из личного архива автора

Но после его ухода мы провели вечер еще лучше, слушая с помощью кассетного магнитофона русские и китайские песни, и даже пытаясь совместными усилиями переводить их.

Следующим утром мы в том же составе уехали в Пекин, испытывая двойственное чувство: с одной стороны, возвращались к своей привычной жизни, с другой – не очень хотелось расставаться с этой теплой компанией.

19. Китайское гостеприимство

Перед Днем Победы Виктор, мой бывший сосед по комнате, передал мне, что профессор Ли Цзышэн искал меня, чтобы пригласить к себе в гости. У этого пожилого, но веселого профессора всегда было теплое отношение к русским. Он охотно и без всякого предубеждения общался как с русскими специалистами, так и с русскими студентами, чего другие преподаватели обычно не делали, в лучшем случае ограничиваясь общением с русским специалистом и то только по необходимости. Этот же очень подвижный китаец невысокого роста, раньше учился в России, неплохо знал русские обычаи, поэтому старался держаться просто, без присущих китайцам особых церемоний, на русском языке разговаривал едва ли не лучше всех на факультете. Но, как часто бывает в таких случаях, особых должностей не занимал. Судя по всему, ему там не особо доверяли. Он же делал вид, что на это не обращает внимания. Зато многих русских студентов знал лично, и каждый год приглашал к себе в гости.

На этот раз он устраивал общую встречу тех, с кем он познакомился в этом году. Нелли Абдуллаевну он ходил приглашать персонально. Та для приличия поломалась немного, не очень желая находиться в одной компании со студентами, даже русскими, но потом милостиво дала согласие. Виктора Ли Цзышэн пригласил вместе с его Верой, которая в это время опять была в Пекине и в момент приглашения как раз находилась в комнате Виктора. К этому времени они уже решили после окончания языковой стажировки пожениться.

Мы своим коллективом собрались в субботу в четыре часа дня и, по пути закупив фруктов, отправились искать квартиру этого профессора, которая фактически ничем не отличалась от тех, в которых я уже успел побывать раньше. Поначалу все чувствовали себя несколько скованно. Жены профессора дома почему-то не было, но хозяйничала одна молодая женщина. Он представил ее как свою ученицу, которая пришла ему помочь. Мне это показалось странным, потому что ученица профессора, преподававшего русский язык, почему-то совершенно не знала русского языка, зато очень свободно ориентировалась в его квартире, но… что же скажешь, такое в Китае тоже бывает.

Стол был яств. Я уже давно перестал удивляться обилию китайского стола, приготовленного для приема гостей, но здесь это было особенно заметно, тем более что были даже европейские блюда. Гостям были предложены целых три бутылки пива, которые пришедшие с жары гости уговорили как-то очень уж быстро еще до начала трапезы. И только тут Ли, по-видимому, понял свою ошибку и предложил воды, но в воде уже не было необходимости.

За столом он вежливо поинтересовался только у меня, как у русского мужчины, не хочу ли я вина. Видимо, решив, что женщинам вино не положено по штату, а Виктору по молодости. Да, пяти лет учебы в России все-таки недостаточно для полного знания страноведения и национального менталитета. Я, зная отношение китайцев к вину и искаженное понимание всеобщего пьянства русских и понимая, что это лишь визит вежливости, решил было уже отказаться. Но в этот момент вдруг раздался бесцеремонный голос русско-татарской профессорши, которая увидела мое смущение:

– Уважаемый профессор Ли, вот с этого надо было и начинать! Будет он пить вино, конечно, будет! И я тоже буду.

Ли быстро сориентировался, пошептался о чем-то со своей подругой, и та побежала в магазин. Благо в Китае не нужно за этим бегать далеко, все есть в каждой лавке, находящейся прямо во дворе. Но она принесла не виноградное вино, которое в Китае редко кто употребляет, и не просто китайскую водку, а необычный глиняный горшочек с названием «Вино семьи Конфуция», которое китайский профессор почему-то назвал ликером, хотя никаким параметрам ликера это зелье, по нашим понятиям, не соответствовало. Скорее его можно было назвать настойкой, потому что по вкусу было понятно, что при его приготовлении не обошлось без участия каких-то добавок. К тому же оно сильно разогревало, что говорило о присутствии хорошего количества градусов, хотя пилось довольно мягко, не обжигая ни рта, ни горла. Сам горшочек хоть и был пузатеньким, но не превышал и пол-литра, поэтому легко умещался на ладони.

«Вино семьи Конфуция»

Фото из личного архива автора

К удивлению Ли Цзышэна, от «Конфуция» не отказались не только Нелли Абдуллаевна и Виктор, но даже и Вера. Надо было видеть с какой осторожностью Ли наливал это вино в рюмки величиной с наперсток, при этом приговаривая, что после этой рюмки хочет увидеть Виктора под столом. Эта сентенция профессора вызвала взрыв неподдельного веселья у русской части застолья, потому что каждый представил, когда же можно увидеть под столом этого русского парня ростом под два метра, да и статью, надо признать, отличавшегося даже среди русских.

– Виктор, сколько тебе таких горшочков надо, чтобы оказаться под столом? – тихо, чтобы не расслышал Ли, спросил я Виктора.