– Дайте мне, пожалуйста, телефонную карточку и еще журнал «Мужское Братство», – попросил я сонную киоскершу. (Или киоскера. Я совсем запутался в этих трех родах родного языка.) Услышав про «братство», она оживилась.
– Последний экземпляр остался, – поделилась она со мной новостью. – Всегда расхватывали пуще других. Понятное дело – о раритетиках всем почитать интересно. Жизнь у них эксклюзивная, сотня-другая на всю Москву осталась. К тому же все они заметные: ученые, писатели, режиссеры – вот людям и интересно, чего они в следующий раз учудят. Так что всегда журнал разбирали. А последнее время просто сметают с полок. Когда это дело с пропажами началось.
– Какое дело с пропажами? – поинтересовался я.
– Ну как же. – Лицо киоскерши выразило удивление. – Вы чего, не знает? Пропадать стали. Вон, вчера Алексей Рубинштейн исчез, вы слышали наверняка, врач-кардиолог. Он какую-то новую методику изобрел, об нем много писали год тому назад. А тут исчез. Жена домой пришла, она у него релятивистка, а его в квартире нет. Так и не объявился. Это уже восьмой мужик за последний месяц пропадает. – Она наклонилась ко мне и проговорила, будто с опаской, заговорщицким голосом: – Тут ко мне один подходил, рассказывал, похоже, разбирается… Говорил, что на мужиков охота пошла. Кто, зачем – неизвестно. Уже и ФСБ этим делом заинтересовалась. Ясное дело, мужики у нас народное достояние. В Красную книгу внесены.
– И какие версии? – проявил я заинтересованность. – Что говорят, кому их похищать надо?
– Да кто его знает, – еще более осторожно прошептала киоскерша. – Может, это их ЦРУ выкрадывает. Они мужиков со всего света к себе всегда свозили. Они у них в почете. Помните, атомную бомбу в свое время разработали. Голливуд создали, ихний Вол-стрит, Лас-Вегас, да и много чего. У них вообще вся экономика и культура на мужиках построена. У них там считают, чем в стране мужиков больше, тем страна больше процветает. А где их нет, такой стране кранты. В Африке, например, я сама читала, вообще мужиков нема, одни биг-бэны. Вот у них сплошной «бэн» и происходит. Плодятся, как кролики, а толку никакого. А еще на Востоке…
Но я ее перебил:
– Чего-то я не уверен, что ЦРУ насильно их в Штаты привозит. Похищать, перевозить через границы, и не одного-двух, десятки, а то и сотни. – Я в сомнении покачал головой. – Маловероятно.
– То-то и оно, – поддакнула мне киоскерша. – Этот человек говорил, что это наши сами мужиков воруют. – Тут я изобразил изумление на своем лице. – Он сказал, что это силовые органы их похищают, чтобы потом на черных свалить.
– На черных? – переспросил я.
– Ну да, на всяких горных, – пояснила киоскерша. – Что это, мол, их работа. Чтобы повод был… Понимаете?
Но я не понимал:
– И куда же их тогда девают? Неужели убивают?
– Ты что, – замахала она на меня руками. – Как это можно мужиков убивать? Нет, свозят их в специальный центр, и они там разрабатывают для страны всякое-разное: оружие, компьютеры, телевизионные передачи.
– А где этот центр, на Колыме, что ли? – вспомнил я недалекое печальное прошлое.
– Ты чего, сынок. На какой Колыме? Под Москвой специальный центр строят. Не то Сколково, не то Пулково называется. Вот туда их и свозят. Да и то, пусть работают на благо отчизне.
– Плохо в это верится, – покачал я головой. – Чтобы насильно свозили. Рано или поздно все равно откроется. Да и зачем насильно? Предложили бы хорошие условия, зарплату, свободу для творчества, мы бы сами туда переехали. Недалеко ведь, под Москвой.
– Ну, не знаю, – согласилась со мной киоскерша. И тут до нее дошло: – А чего, ты тоже мужик, что ли?
Я понял, что проговорился. А напрасно. Ситуация, похоже, для нас, мужиков, ненадежная. В памяти сразу возник человек в спортивной куртке с рыжеватой щетиной, иномарка с затемненными окнами, от которых меня увезла прочь моя плеврита.
– Нет, какой я мужик, – пожал я беспечно плечами. – Я лунатик. Нас, лунатиков, всегда с мужиками путают.
– Ну да, ну да, – закивала головой киоскерша. Ее интерес ко мне сразу остыл.
Я шел вдоль по улице в поисках телефона-автомата, на ходу перелистывая журнал «Мужское Братство».
«Механические часы ручной сборки всегда надежнее и точнее. Да и стоят дороже», – гласил заголовок на первой странице.
«Рудимент или атавизм?» – задавал вопрос доктор философских наук Нихфраузен, сам, судя по фотографии, мужик.
Я пролистал несколько страниц. Ага, а вот и интервью с моим дружком Саней Рейном. Значит, я сразу могу сделать два важных вывода. Во-первых, он либо переместился вместе со мной, либо находился здесь всегда, в своей другой, параллельной жизни. Это и надо узнать, если удастся с ним встретиться.
Во-вторых, он по-прежнему мужик, раз печатается в глянце «Мужское Братство». В-третьих, он по-прежнему занимается телевидением и кино, режиссер или продюсер, я точно не знал, главное, что его судьба здесь не изменилась – кем он должен быть, тем и стал.
Впрочем, хватит догадок и предположений, пора было почитать интервью. Называлась статья достаточно двусмысленно:
«На каждый вкус не угодишь. Или все-таки угодишь?».
Первый вопрос журналистки:
«Александр, вечный вопрос для человека, посвятившего жизнь искусству: должны ли вы ориентироваться на большинство, то есть на пчелок и психов, или должны подключать все многопольные слои зрителей?»
«Как известно, – отвечал мой товарищ по старой, упрощенной, двупольной жизни, – потребности отдельных полов могут весьма сильно различаться. Это означает, что и вкусы различаются тоже. Конечно, можно ориентироваться на подавляющую часть аудитории, на большинство, иными словами. А для половых меньшинств создавать параллельные спутниковые программы. Но мы пошли по иному пути. Мы в студии «Мотор 16» считаем, что настоящее искусство выходит за рамки отдельного пола. Мы считаем, что настоящее искусство всегда многопольно.
Возьмите, например, Толстого. Да, Анна Каренина выведена, безусловно, как «пещерный», «гормональный» образ, но это не означает, что ее судьба может оставить кого-либо равнодушным. Независимо от половой принадлежности читателя. А Достоевский, например, вообще не определял пол своих героев. И думаю, умышленно. Пойдите, догадайтесь: кем был князь Мышкин? Не понятно, не известно, автор этого не уточнил. Наверняка умышленно. Псих он, или придурок, или лунатик? А может быть, и химик? Или энергетик? Но, как выясняется, это и не важно. Главное, чтобы искусство трогало за душу, чтобы читатель, а в нашем случае зритель, ассоциировал себя с героем, стал его частью.
Вообще, если воспринимать жизнь творчески, 16-полье – не преграда для настоящего художника, а наоборот, возможность для еще более полного самовыражения. Выйти за границы конкретного, узкого, стать и психом, и буравчиком, и придурком, и даже релятивистом – всеми одновременно… Да, я не оговорился, и релятивистом в том числе. И при этом оставаться мужиком – вот задача истинного творца».
Где-то я уже читал подобное, – подумал я, – и про аудиторию, и про выход за рамки, про настоящего художника. Похоже, независимо от количества полов в мире, тематика не особенно меняется. Впрочем, про князя Мышкина подмечено метко, я никогда в таком неожиданном ракурсе о нем не думал.
Я перевернул страницу. На целом развороте была размещена яркая реклама: «Любая механика требует профилактики – Виагра по самым низким ценам!» – прошивали разворот красочные, наборные буквы. А потом ниже: «Смазывай, чтобы не заржавело». Я поморщился: как-то после рассуждений об искусстве и творчестве – слишком резкий переход.
Я подошел к большому торговому центру, здесь уж наверняка должен был находиться телефон-автомат. И действительно, я нашел его на первом этаже, чуть правее входа в магазин игрушек. Интересно бы посмотреть: в какие игры играют многопольные дети? – подумал я. В те же, привычные, в какие я играл, или у них для каждого пола свои игрушки. У нас ведь тоже куклы были для девочек, пистолеты и машинки – для мальчиков. Впрочем, времени на магазин сейчас не оставалось. Как-нибудь в другой раз, решил я.
Я пошел к телефону, вставил в прорезь карточку, набрал Сашин номер, я помнил его по памяти. Вскоре в трубке раздался его жизнерадостный голос с характерной неброской хрипотцой. Я сразу узнал его: конечно, этот голос никому другому принадлежать не мог, только ветреному, неразборчивому в связях, любимчику женщин Сане Рейну.
– Привет, Сань, – проговорил я на правах старого товарища. – Как дела, старикашка? Как поживаешь?
Небольшая пауза в ответ, потом немного неуверенное:
– Чего-то я с ходу не врубаюсь. Не узнаю. Ты кто?
– Иван. Иван Гольдин, – представился я. Хотя в принципе мог и не представляться, обычно он меня узнавал по голосу так же безошибочно, как и я его.
– Иван? Какой Иван? Мы знакомы?
Вот я и попал впросак. Оказывается, он меня не знает. Выходит, он не перемещался вместе со мной, он всегда здесь находился. И при этом был все тем же Саней Рейном, с той же самой кинематографической профессией, с тем же самым голосом, даже с тем же номером телефона. Впрочем, времени для рассуждений у меня не оставалось, надо было выпутываться из создавшейся деликатной ситуации.
– Мы знакомы, но заочно, – сделал я первый обманный ход. – Я редактор журнала «Мужское Братство». Мы только что поместили интервью с вами, я его прочитал и хотел бы с вами встретиться.
– Зачем? – В Санином голосе по-прежнему звучала настороженность.
– Понимаете, мне очень понравились ваши мысли. Рассуждения об искусстве, о кинематографе, о выборе аудитории, о том, что художник не должен от нее зависеть, не должен идти на поводу… Глубоко вы проникли в тему. Вот я читаю и думаю: а не устроить ли нам целую серию интервью, скажем, на двенадцать номеров? Чтобы вы имели возможность поговорить не только о творчестве, а рассмотреть и другие аспекты нашей жизни. Уверен, читателю «Мужского Братства» будет интересно. А тиражи нашего журнала, как вы знаете, растут как на дрожжах. Всех интересует наш мужицкий взгляд на жизнь.
Саша молчал, не возражал, и я подвел черту:
– Обычно интервью журналисты проводят, а затем материалы для меня готовят. Но у нас проект непростой: передать ваше мировоззрение, ваше видение мира требует большего, чем просто вопросы задавать. Поэтому я и думаю, а не взяться ли мне самому.
– Значит, на двенадцать номеров, говорите, – повторил за мной Рейн уже успокоенным голосом. – Что же, это интересно. И когда начнем?
– Да хоть сейчас. Чего тянуть. Я могу подъехать к вам в течение получаса. Сядем где-нибудь в кафе, побеседуем. А через три дня я вам материалы передам для вычитки.