Земледельцы

Фейрис второй спохватился вовремя. Неистово взревев, он одним молниеносным движением кинулся к министру, размотал цепь на максимальную длину и взмахнул свободной рукой. Его скорчившиеся от ярости пальцы чиркнули по кончику носа сэра Октавиана и оставили лёгкую царапинку, после чего генерал, удержанный наручниками, потерял равновесие и грохнулся на спину. Потрясённый этим героическим порывом, министр отпрянул к дверям и затих. Стражи, заслышав громкие звуки и последовавшее молчание, с любопытством заглянули внутрь. Адмирал гаркнул на них, и те снова исчезли из проёма. Фейрис второй тем временем поднялся, отряхнулся и, немного поостыв, спросил:

– А где же была… наша охрана?.. Пять тысяч Земледельцев?..

– За них можете не волноваться! – ответил Джонс, хоть вопрос был обращён и не к нему. – Они уже мертвы, а «Кит» – уничтожен!

Только тут генерал обратил внимание на второго вошедшего.

– Вы?.. – переспросил он, ошеломлённый. – Клянусь погонами, третий, это тот самый земной военачальник, который год назад привёл эскадру к Антарктиде, тот самый, которому удалось уничтожить один из нефтезаводов!

Старшему принцу адмирал был неинтересен. Он не сводил взгляда с притихшего, трогавшего свою царапину министра.

– Октавиан… – обратился он к нему предельно спокойным, дипломатическим тоном. – Скажите… Где мы сейчас?

– Вы… на человеческой… подлодке. Вы в плену у землян, восставших против вашего гнёта, – проговорил заговорщик медленно, постепенно отходя от испуга и наконец оставляя свою ничтожную «рану» в покое. – Этим всё сказано!

– Но… как?.. Земледельцы на базе – неприступны… – недоумевал принц.

– Кто-то отключил поле изнутри! – догадался Фейрис второй.

– Верно! – с радостью подтвердил министр. – И это сделал не «кто-то», это сделал лично я!

– Вас бы не допустили до капитанской рубки! Сирена бы разрушила ваши планы! – упирался Фейрис третий.

Тут Октавиан, ставивший целью своего визита к пленникам именно самовосхваление и триумфальное раскрытие собственного плана, решил объяснить им всё подробно.

– Да, сирена на самом деле включилась и визжала минут тридцать, тут вы правы. Но никто не мог её слышать, вы все были усыплены!

– Это невозможно! – воскликнул принц и тут же упрекнул себя за самое наивное в своей ситуации выражение. – Ладно… Ладно, но как вы всех усыпили? Газовый баллон? Вам бы не дали его провезти. Снотворное? Все блюда и напитки перед подачей ко столу тщательно проверяются на наличие подобных веществ, спасибо отцу!

– Разве настолько нереально создать препарат нового типа, к которому никакие тесты не приспособлены? Ничуть, товарищ принц! Мои химики создали такое снотворное, я взял с собой всего один его пузырёк, во время праздника спустился на склад и добавил крохотную дозу в каждую бочку вина! Проверка ничего не считала!

Фейрис третий хмыкнул, словно был доволен таким полным объяснением, и скрестил руки на груди.

– Знаете… Вы действительно гениальный заговорщик. Вы просчитали буквально всё! Вы умнейший из неоатлантов, даже я не могу этого не признать! Во всех своих интригах за все эти годы вы допустили… лишь одну ошибку… – тут принц на секунду замолчал и, сбросив всю дипломатичность, продолжил уже со сжатыми в ярости зубами. – Вы взорвали мою мать. Буквально у меня на глазах. Вам это дорого обойдётся… Когда королевский спецназ вас схватит, а поверьте, этот день настанет, я не буду с вами церемониться!

Министр и бровью не повёл.

– Готовьтесь, – произнёс он, пропустив все угрозы мимо ушей. – Завтра к утру мы прибудем… к штаб-квартире Комитета четырёхсот. Пусть земляне будут вам судом и сами решают, что с вами делать.

Сказав это, Октавиан высоко задрал голову и покинул «тюремную камеру», нарочито чеканя шаг, чтобы пленники слышали, как он удаляется. Джонс добавил, что суд будет страшен, и тоже вышел, захлопнув за собой двери и погрузив комнату в полную темноту.

* * *

Необитаемый остров, заросший колючими кустарниками и невзрачными деревцами, из-за цвета земли был больше похож на громадную кучу пепла. Находился он на севере Атлантического океана, между 70-й и 69-й параллелями, и именно к нему сейчас во весь опор мчалась субмарина, в одиночку уничтожившая самую грозную базу Земледельцев. Все окрестности этого клочка суши в столь ранний утренний час были окутаны густым туманом, скрывавшим за собой его скалистую береговую линию. Многочисленные зубчатые рифы окружали остров со всех сторон, будто сторожевые собаки, твёрдо намеренные не дать пристать ни одному проплывающему мимо судну. Только-только начинало светать, даже солнечный диск ещё не выглянул из-под воды, но небо и низко плывущие по нему редкие облака уже изрядно порозовели от всё усиливающегося загоризонтного сияния.

* * *

Проплыв до конца по длинному тоннелю, подлодка проникла в штаб-квартиру Комитета. На том подлодочном «вокзале», на котором она всплыла, было всего два «перрона»: по левому и по правому борту. На правом перроне уже столпилась масса народу: то были солдаты наёмной армии вперемешку с рабочими, нанятыми Комитетом для поддержки технического состояния этого бункера. Толпа гудела тысячей голосов. Большинство военных теперь, что называется, «кусали локти» и жаловались друг другу, мол, прояви они побольше решительности и вступи в ряды добровольцев, набиравшихся командованием в этот поход, тоже купались бы сейчас в бесконечных почестях, как и их наиболее смелые товарищи. Конечно, напоминали они себе, с этим плаванием были сопряжены и многие опасности. Что, если вся операция оказалась бы банальной засадой? Не шёл ли экипаж на верную смерть под градом лазерных турелей? А вдруг высокопоставленный неоатлант, которому почему-то доверился весь Комитет, не успел бы отключить автоматическую оборону? Вдруг Земледельцы с других баз, узнав о диверсии, бросились бы в погоню за подлодкой или выслали бы ей вслед какую-нибудь торпеду сверхдальнего действия? Как видно, неприятных случайностей могло произойти более чем достаточно, чтобы отпугнуть желание у всякого хоть немного ценящего свою жизнь человека. Но «сумасшедшие» всё же нашлись, и сейчас их, поочерёдно вылезающих из главного люка субмарины, подхватывали на руки, качали и подбрасывали в воздух с криками и улюлюканьем.

Совсем иначе выглядел левый перрон. По сравнению с правым это был настоящий параллельный мир. Несмотря на превосходящую в несколько раз площадь, здесь не было ни души, а на плитке, которой здесь всё было вымощено, лежал сантиметровый слой пыли. Очевидно, на эту сторону вокзала не допускали даже уборщиков. Сюда сошли всего двое: сэр Октавиан и Джонс. Последний был, очевидно, не в лучшем расположении духа. Осознание скорой встречи с Комитетом четырёхсот отнюдь не вызывало у него положительных эмоций, хотя раньше сам он ожидал обратного. Таинственный, грозный, предельно законспирированный, ответственный за переговоры и борьбу с инопланетянами орган власти, к тому же являющийся его непосредственным начальством – всё это навевало ему если не страх, то уж точно заставляло серьёзно волноваться.

– Ничего не понимаю, – сказал министр. – А где же радушный приём?

– Смотрите! – вскрикнул вдруг адмирал, указывая куда-то пальцем.

Сквозь голую, неотшлифованную гранитную стену напротив них просочился зловещий сгусток чёрного дыма, похожий на маленькую грозовую тучку. Пролетев метров с десять навстречу наблюдателям, этот фантом значительно увеличился в размерах, вытянулся и стал приобретать человеческие очертания. Скоро начали проглядываться элементы его одежды: длинный, шлейфом волочащийся по полу плащ, чёрная монашеская ряса, не оставляющая ни одного открытого участка тела, и широкий капюшон, в котором, как ни старайся, нельзя было разглядеть лица его носителя.

На Джонса, заранее настроенного увидеть здесь нечто подобное, это волшебное появление произвело настоящий фурор, а вот Октавиан, как всегда, остался невозмутим и лишь сердито пробурчал:

– Ну и что вы встали, господин проводник? Вы что, не в курсе, как нас ждут? Ведите быстрее!

Проводник почтительно кивнул в знак того, что понял просьбу, и, повернувшись, пошёл обратно к стене. Та тут же бесшумно расступилась, открывая вход в лабиринт. Дождавшись, пока гости бункера зайдут за ним следом, проводник зажёг факел, и стена снова съехалась обратно.

Два человека и неоатлант блуждали по тёмным коридорам совсем недолго. Сумрак лабиринта вскоре прорезал свет второго факела, закреплённого высоко на стене, над гигантской щелью, похожей на природный вход в пещеру. Остановившись около этого прохода, проводник коротко поклонился, потушил факел и, отойдя в сторону, опять превратился в чёрное облачко, которое тут же разбилось об пол и исчезло.

– Это… была… магия?.. Его превращения в дым и обратно?.. – робко спросил адмирал, оглянувшись на то место, где испарился проводник.

– Господин Джонс, если в ваших планах стать членом Комитета, то запомните одну простую фразу: магии не бывает, бывает физика. Или шарлатанство, которое мы только что видели. Этого будет вполне достаточно, чтобы вы не падали в обморок при каждом проявлении «чудес».

Адмирал закивал, попутно пытаясь вообразить, что же за чудеса могут довести его, взрослого, смелого мужчину, воина с обширным боевым опытом и множеством наград за героизм, до испуганного обморока.

За щелью начиналась крутая винтовая лестница, уходящая вниз так глубоко, что у неё не было видно конца. Спустившись по ней, Октавиан и Джонс попали в Зал Заседаний – помещение, в котором вот уже на протяжении полувека решались сложнейшие вопросы планетарного и даже космического масштаба.

Выглядело оно весьма своеобразно. Стены, пол и потолок здесь ничем не отличались от лабиринта или «вокзала», были так же неровны, необработанны и серы, из цельной горной породы. В интерьере, если обстановку Зала и можно было назвать «интерьером», не было никаких украшений, да и в принципе «ничего лишнего». Видимо, богатейшие и влиятельнейшие земляне предпочитали заседать в атмосфере полной аскетичности. Освещение здесь обеспечивали лишь несколько больших ламп, вмонтированных в потолок. Несмотря на свои размеры, свет эти лампы выдавали весьма и весьма тусклый, что, впрочем, шло на пользу, создавая антураж ещё большей загадочности. В ближнем от входа конце помещения стояла пятиметровая усечённая пирамида, сверху покрытая однотонным ковром. На фронтовой грани этой пирамиды в столбик были выписаны переводы слова «председатель» на главные земные языки. В дальнем конце Зала располагалась небольшая сцена с установленной на ней ораторской кафедрой, а по бокам его стояли две широкие трибуны. На них восседало множество тёмных фигур, один в один похожих на уже описанного проводника. Это были члены Комитета. Заметив вошедших, все они, будто по команде, синхронно повернули головы в их сторону.

Общая молчаливая неподвижность, длившаяся следующие несколько секунд, заставила адмирала насторожиться. Даже Октавиан, пройдя всего три шага внутрь, остановился и лишь оглядывал помещение. Все, казалось, чего-то ждали. Или кого-то.

Этот «кто-то» вдруг появился самым неожиданным образом – бесшумно, сзади: его тяжёлая ладонь опустилась на плечо министра с такой силой, что тот пошатнулся и еле удержался на ногах. Это был человек крепкого телосложения, совершенно не вписывающийся в общий колорит этого места. Он не походил ни на одного из заседающих. Во-первых, – и это главное, – он имел лицо. Оно у него было почти треугольное, сужающееся к подбородку, со впалыми щеками, большим широким носом и глубокими глазницами. Также его отличали фигурно подстриженная чёрная борода и густые, колосистые брови. Сложно было определить даже примерный возраст этого человека. На первый взгляд, ему можно было дать от тридцати до шестидесяти лет, поскольку борода на его лице была довольно пышной, следовательно, молодым он не являлся, и морщин он не имел, следовательно, стариком не являлся тоже. Отдельного внимания заслуживал костюм незнакомца, символ его высшей власти в Комитете, создававший в нём образ какого-нибудь турецкого султана. Разноцветные красно-жёлто-синие накидки, богато украшенные золотом и жемчугами, в комплекте с роскошной чалмой вполне могли бы послужить экспонатом музею восточных культур, а огромные перстни, сидевшие на каждом пальце обеих рук, были бы достойным подарком любому средневековому правителю.

Сэр Октавиан был давно знаком с этим человеком. Это был единственный землянин, занимавший с ним равное положение в структуре восстания – Председатель Комитета четырёхсот.

Добившись желаемого – чуть шокировав министра и его спутника, глава Комитета гулко расхохотался и наконец поздоровался с гостями по-человечески.

– Я знал! Я предвидел, что у вас всё получится! – восклицал он, тряся руку Октавиана, зажатую в своей, словно в тисках.

– С чего вы взяли, что всё получилось? Я вам и слова не сказал, – холодно отвечал министр, казалось, не желавший замечать излишней эмоциональности своего собеседника.

– Наилучшее подтверждение – то, что вы находитесь рядом со мной! Если бы наш замысел не удался, я бы не увидел здесь ни вас, ни господина адмирала! Вы бы уже летели обратно на Нибиру под усиленным конвоем!

– Нечего добавить… по прилёте мне бы живо соорудили виселицу… без суда и следствия…

– Как хорошо, что подобное будущее вас миновало! – разрывая наконец рукопожатие, сказал Председатель. – Ну, а теперь мы попросим вас пройти на сцену и рассказать нам, как всё было.

Октавиан, с почтением приняв это предложение, отправился в дальний конец Зала, где и находилась площадка для выступлений.

– А вам, господин адмирал, я бы предложил место на трибуне, рядом с нашими многоуважаемыми заседателями. Вы не против?

Джонс с радостью согласился. Когда он занял крайнее кресло на последнем ряду, министр как раз добрался до стоящей на сцене кафедры и приготовился к выступлению. Все члены Комитета развернулись в его сторону. Председатель спешно забрался на пирамиду, в позе йога уселся на ковре и подпёр голову рукой. Слушать предстояло немало.