Рассказчик хохотнул и продолжил:
– А сегодня иду мимо, смотрю опять тоже лицо. Вот и решил окликнуть. Вероятно, прядильщицы судьбы, еще не решили обрезать нить твоей жизни, малыш, – он дружелюбно кивнул Люту.
Тот в ответ зло ощерился.
Хазарин, у которого спокойная непринужденность обреченного на мучительную смерть человека вызывала невольное уважение, спросил:
– Чем ты докажешь, что говоришь правду, а не пытаешься отсрочить свою казнь?
Смертник пожал плечами.
– Когда славянский воин пал, мы с друзьями разыграли в кости его доспехи и одежду. Мне достался прекрасный посеребренный шлем. В сражении на переправе этот шлем защищал мне голову. Когда наш корабль врезался в берег я был выброшен из него и попал в плен. Шлем стал добычей одного из захвативших меня воинов. Найдите его и покажите этому мальчику, если он его опознает, значит я говорю правду.
Пленник замолчал и внимательно слушающий его рассказ Угек отдал приказ найти нового хозяина Шлема. Вскоре дружинники Угека вернулись, ведя с собой невзрачного низкорослого человека. Дьюла взял из его рук увесистый кожаный сверток и бережно развернул его. Окружающие Угека люди восхищенно вздохнули, увидев великолепный сияющий шлем, некогда подаренный отцу Люта эль шадом Исааком за проявленную на поле битвы храбрость. Основу шлема составляли четыре посеребренные стальные пластины, надежно соединенные между собой фигурными заклепками. Тщательно отполированная поверхность пластин ослепительно сияла, отражая падающий на нее свет. Шлем венчало серебрянное навершие с втулкой для конского хвоста или пучка перьев. По нижнему краю боевого наголовья шел обложенный серебром ободок с небольшим наносником. В ободке были проделаны сквозные отверстия для крепления , сплетенной из мелких стальных колец бармицы. Навершие и ободок покрывал непрерывно повторяющийся узор из переплетенных побегов и цветков лотоса. Безупречное совершенство творения знаменитого итильского оружейника нарушала лишь безобразная вмятина на одном из его боков. Дьюла повернулся к Люту и показал ему серебряный шлем. Княжич утвердительно кивнул, с первого взгляда узнавая виденное много раз сокровище. Угек молча вернул шлем его новому владельцу и тот растворился в толпе вместе со своим трофеем. Душу Люта охватила глубокая печаль и юный княжич несколько долгих мгновений не отрываясь смотрел туда где исчез человек навсегда унесший от него величайшую святыню рода врановичей. Между тем Завулон возобновил допрос .
– А теперь, мы хотели бы узнать о том, как погиб доблестный Воислав, – сказал он, удобнее устраиваясь на подушках.
Но пленник засмеялся и покачал головой.
– Вижу, я заинтересовал присутствующих своей историей и доказал ее правдивость. Признаюсь, я не случайно окликнул этого славянского паренька и привлек ваше внимание. Вы собрались посмотреть, как я буду беспомощно умирать от жажды и голода. Но я не желаю нищим рабом скитаться по мрачным владениям Хель до наступления Судеб Богов и гибели этого мира. Я хочу умереть в поединке, с оружием в руках, быть вознесенный прекрасными девами-валькириями в Валгаллу, вечно пировать и сражаться перед отцом воинов Одином. Дайте мне почетную смерть, и вы узнаете всю правду о гибели его отца.
Смертник замолчал и кивком указал на Люта. Окружающие мадьяры одобрительно зашумели. Воины прекрасно понимали желание врага умереть достойной смертью, хотя и исповедовали другую религию.
Дьюла важно кивнул:
– Если ты расскажешь правду о том, кто и как убил славянского вождя, я позволю тебе умереть с оружием в руках. Клянусь в этом вечным и единым Тенгри.
И все слышавшие эту клятву мадьяры хором воскликнули:
– Тенгри един!
Поверивший дьюле пленник, рассказал все без утайки. О том, как он с товарищами спорили кому достанутся доспехи славянского вождя и бились с ним по жребию. Как были убиты два его товарища. И как Сигурд Двухбородый зарубил вождя в поединке, оставив на его шлеме вмятину своим топором. А потом вломился в его жилище и убил там всех, кроме двух молодых женщин. Он подарил пленниц морскому конунгу Гуннару Весельчаку и теперь северки греют его постель и спят вместе с ним. Смертник с ухмылкой посмотрел на Люта. Вранович сделал вид, что не заметил адресованной ему насмешки. Лишь побелевшее лицо и сжатые кулаки выдавали охвативший его гнев. Наклонившись к Завулону, Лют шепотом попросил позволения участвовать в поединке. Хазарин задумчиво поглядел на него.
– Не слишком ли ты еще молод для такого боя, – негромко спросил кундур.
– Этот человек опытный воин. Он серьезно ранен, но сохранил силы и твердость духа. Ради благосклонности своего бога этот пленник станет отчаянно сражаться до самого конца и его будет непросто убить, даже более опытному противнику.
Лют почтительно, но настойчиво возразил:
– Я уже не мальчик, а мой отец успел обучить меня многим вещам, в том числе и владению оружием. Подобно стае падальщиков, этот ищущий благородной смерти разбойник со своими товарищами растерзали труп моего отца и разыграли снятые с него вещи в кости. А потом он издевался и пытал попавших в плен врановичей, наслаждаясь их страданиями и своей безнаказанностью Души сородичей вопиют об отмщении. Кровь за кровь. Этот негодяй должен погибнуть от моей руки.
Хазарин внимательно посмотрел на юного севера и повернулся к Угеку. Несколько минут они оживленно разговаривали на мадьярском, затем дьюла пожал плечами и согласно кивнул.
– Ты, прокрался во владения божественного кагана подобно волку, – обратился Угек к ожидающему его решения пленнику. – Но тебя обнаружили и поймали. Вероятно, на твоих руках есть кровь моих соплеменников и поэтому ты приговорен к казни, на которую мы осуждаем убийц. Но мы заключили сделку, и я поклялся Тенгри, что позволю тебе умереть как воину. Ты добросовестно выполнил свою часть договора, так слушай мое решение. Первым твоим противником будет сын князя Воислава, – мадьяр указал на Люта. – Он еще не вошел в пору мужественности, поэтому ты будешь сражаться своим кинжалом, он же возьмет то оружие, какое захочет, если же ты его убьешь, то против тебя выйдет другой боец и ты будешь сражаться, пока не погибнешь. Ты понял меня?
Смертник молча кивнул головой.
ГЛАВА 7.
По знаку Угека мадьяры расступились и образовали большой круг. Лют с торжествующим налетчиком вышли в его середину и замерли в ожидании знака дьюлы. В левой руке высокого мужчины зловеще мерцало длинное лезвие скрамасакса. Стоящий напротив него подросток нетерпеливо поигрывал зажатым в правом кулаке кожаным ремешком, к которому крепился увесистый кистень.
– Тебе не повезло, крысеныш, – зловеще прошипел покалеченный пленник.
– Я одинаково хорошо владею обеими руками.
– Тем больше чести и славы получу я от победы над тобой, – невозмутимо ответил вранович, раскручивая вырезанную из тяжелого лосиного рога гирю.
– А боги еще больше возрадуются от твоей гибели. Лют стремительно крутанул кистень над головой и тот мелькнул перед лицом его противника.
Разбойник отпрыгнул, поморщился от болив потревоженной резким движением руке и проревел:
– Ваши боги слабы! Мы разрушили крепость твоего рода, убили мужчин, захватили женщин, присвоили себе их имущество. Где они были, когда слышали мольбы о защите и помощи от верующих в них. И так по всюду. Мы идем куда хотим, нападаем, грабим, захватываем добычу и рабов. И так же как мы, сильнее всех других народов, так и наши боги могущественнее тех идолов, которым вы молитесь и приносите жертвы. Вот поэтому я вознесусь сегодня в Валгаллу, а ты сгниешь в безымянной могиле вдали от Родины и станешь бессильным призраком, пугающим по ночам одиноких путников.
Дьюла резко взмахнул рукой, разрешая начать поединок.
Со свирепым рычанием смертник стремительно бросился в атаку. Спасаясь от молниеносных выпадов его скрамасакса Лют сделал несколько прыжковв разные стороны. Сбитый с толку северный налетчик на мгновение замешкался. Чтобы отогнать противника, вранович принялся плести перед собой непроницаемую стену из описываемых кистенем кругов и восьмерок. Время от времени он передвигал границу этой стены, то отпуская, то подбирая ремень кистеня. Разбойник внимательно следил за мелькающей перед его глазами гирей и пытался просчитать повторяемость совершаемых ею движений. Решив, что нужное мгновение наступило, он метнулся вперед и ударил скрамасаксом наотмашь. Однако, смертник не смог убить своего ловкого противника. Кончик лезвия его скрамасакса лишь пропорол кожу на груди врановича, оставив болезненную и обильно кровоточащую рану. Тем временем кистень Люта с огромной силой врезался в левое плечо противника. Хрустнула кость и тот закричал от боли. Скрамасакс выпал из бессильно разжавшихся пальцев. Следующий удар Люта пришелся по затылку врага. Увесистая гиря с гулким стуком соприкоснулась с толстым черепом разбойника и тот как подкошенный, рухнул на колени. Подобрав валяющийся скрамасакс, вранович пинком повалил оглушенного врага, уселся ему на спину и зло прошипел в залитое кровью ухо:
– Ты не вознесешься с оружием в руках к своему богу, чтобы радоваться и пировать в его чертогах. Вместо этого я принесу тебя в жертву отцу, чтобы ты вечно служил и угождал ему в Стране Мертвых.
Закончив говорить Лют вцепился в волосы разбойника и потянул его голову на себя. Потом резко провел скрамасаксом по обнажившемуся горлу побежденного противника. Из глубокого пореза плеснуло кровью, в горле несколько раз булькнуло и северный налетчик умер.
Устроенный вечером поминальный пир в честь погибших на переправе степняков, запомнился Люту плохо. Многие хотели выпить вместе с юным княжичем за его победу и вскоре он совершенно опьянел. Темные провалы памяти прерывались недолгими пробуждениями, оставшимися в сознании врановича несвязанными яркими картинками – степной сказитель, тонким визгливым голосом, воспевающийподвиги погибших в битве мадьяр, скорбящие по хозяевам рабы, ожесточенно хлещущие себя кожаными ремнями по полуобнаженным телам, окровавленные воины отважно сражающиеся друг с другом в поминальных поединках.
Затем сознание покинуло врановича окончательно, и он погрузился в глубокий тяжелый сон.
Пробуждение было ужасным. Люта мутило, голова раскалывалась, раны под повязками пульсировали резкой пронзительной болью, все тело закоченело. К тому же, кто-то нещадно тряс его за плечо. Вранович с трудом разлепил непослушные веки и увидел над собой заботливо-насмешливое лицо Творимира. Правитель рыличей протянул княжичу чашу с горячим мясным отваром. Едва вкусный насыщенный запах коснулся ноздрей Люта, внутри его тела поднялась плотная волна тошноты и вранович резко отвернулся. Но, чьи-то сильные руки крепко стиснули его голову и вернули ее в прежнее положение.
– Тебе нужно это выпить, – настойчиво проговорил Творимир, поднося чашук губам Люта.
Понимая, что сопротивление бесполезно подросток сделал осторожный глоток. Потом еще и еще. К удивлению Люта, ему стало легче. Окружающий врановича мир снова обрел устойчивость и четкость.
– Умение правильно пить тоже является искусством. Князь должен владеть им, чтобы не стать мишенью для насмешек своих соседей и подданных, – назидательно сказал Творимир.
Правитель рыличей забрал у Люта опустевшую чашу и помог подростку подняться на ноги.
– Я научу тебя этому искусству попозже. Пока же нам пора отправляться в путь, – Лют благодарно кивнул, улыбающемуся Творимиру и вместе с ним отправился к стоянке северов.
Дьюла устроил своим гостям великолепные проводы. Звучали торжественные речи, состоялся обмен дорогими подарками. А в завершение, были принесены в жертву Тенгри несколько баранов, чтобы путешествие Завулона завершилось благополучно.
Покинуть гостеприимное стойбище хазары смогли лишь когда солнце почти достигло своего наивысшего положения на небосводе. Их сопровождал большой отряд мадьярских воинов во главе с юным Алмушем, который должен был обеспечить безопасный проезд для Завулона по землям своего народа. Однако, едва путешественники миновали расположенное на окраине кочевья святилище с двумя десятками деревянных изображений мадьярских богов, им снова пришлось остановиться. На вершине одного из придорожных курганов Завулона и его спутников поджидал великий шаман Баголи. Сидя у небольшого костерка старик время от времени подкидывал в огонь пучки сухих растений и глубоко вдыхал поднимающийся от них дым. Потом, раскачиваясь из стороны в сторону, он принимался размахивать руками и что-то оживленно говорить. Дребезжащий голос старого шамана то поднимался до визгливого крика, то опускался до едва слышного невнятного бормотания. Со стороны казалось, что шаман ведет с кем-то оживленную и увлекательную беседу. Но, кроме Баголи на вершине кургана больше не было живых существ. То же, с чем возбужденный старик вел свой разговор, была привязанная к воткнутому в землю посоху голова рыжеволосого берсерка.
Завидев подъезжающий отряд, шаман замер и несколько минут напряженно всматривался во всадников. Затем вскочил на ноги, выдернул посох, быстро сбежал вниз по склону кургана и неподвижно застыл на дороге. Воины остановились перед загородившим им путь служителем богов. Завулон с омерзением смотрел на обезображенную собачьими укусами голову, казненного берсерка.
Веревка из конского волоса проходила сквозь проломленные виски, глаза и рот были грубо зашиты. При каждом движении посоха, голова начинала раскачиваться, распространяя вокруг себя резкий насыщенный аромат целебных трав, которыми ее набил и натер шаман. Коричневый цвет кожи и ее неестественный блеск свидетельствовали о том, что Багали также успел прокоптить голову берсерка и умастить ее разогретым воском.
– Благодаря тебе, я получил предмет с очень сильной магией. Баголи зазвенел пришитыми к одежде оберегами и резко вскинул свой посох. Голова рыжеволосого человека-зверя заплясала перед глазами Завулона.
– Я съел мозг, глаза и язык убитого оборотня, совершил путешествие в загробный мир, нашел его душу и подчинил ее своей воле.