? А затем, ? взвился Мошко, ? что мы сейчас под землей сидим, чтобы та штука, которая в небе летает, не смогла в тепловизор засечь ни нас, ни тепло двигателя этой развалюхи. А вот запеленгует ли он сигнал телефона или нет, я не уверен – образования технического не хватает. Телефоны вам все равно не пригодятся, так связи нет.
Пока Варя судорожно тыкала пальцем в свой гаджет, а Василий растеряно шарил по карманам своего камуфляжа, Петро внимательно следил за светящимся циферблатом своих массивных механических часов.
– Все. Улетела птичка, – облегченно выдохнул, включая свет в салоне, Мошко.
– Пи, пи, пи, – тут же пронзительно запищали, до этого оглушенные после скачка через овраг, цыплята.
– Я, наверное, свой телефон у тебя дома оставил, – дрожащим от расстройства голосом, пришел к выводу Щапов.
– Ничего страшного, – презрительно хмыкнул Петро, – главное, что голову не забыл.
– И очки, – жалобно добавил оператор.
– Ты, что? Серьезно!? – заскрипела от злости зубами журналистка. – Мало того, что ты заставил меня приехать в это болото, ночевать в разваливающейся халупе с пауками, рисковать своим здоровьем в этой антисанитарии, так еще и очки забыл. Зачем мне теперь слепой оператор?
– Ничего у меня не халупа, – тут же, пока Василий размазывал рукавом сопли, обиделся Петро. – У меня один диван стоит столько денег, как соседский дом. И паук у меня только один и тот ручной – я, может, его специально держу, чтобы он мух ловил.
– А я и не того паука имела ввиду, – огрызнулась Варя.
– Да нет у меня других, – не понял тот, что журналистка намекает на его персону. – Мыши есть. Кроты есть. А других пауков нет.
– Как же я теперь? – сам себе принялся причитать Щапов. – Всю жизнь ждал этого момента.
– Ничего страшного, – принялся успокаивать его Петро. – Я тебе зазря, что ли камеру свою подогнал? Она в пять раз дороже стоит, чем твоя почка. Пошли, покажу. Только мешки и цыплят прихватите, – обронил он, выбираясь из машины.
Петро видимо что-то нажал, потому что яма осветилась тусклым светом.
Варвара, выбравшись из машины, осмотрелась. Оказалось, что они на всем ходу влетели не в яму, а в добротную, укрепленную по стенам массивными бревнами, землянку с бетонным перекрытием.
– Вот, смотри, – хвастливо прервал Мошко размышления журналистки, пытавшейся понять, каким образом посреди непролазного леса оказалась бетонная плита.
Он вытащил из багажника массивный рюкзак и извлек из него на свет кожаный футляр, в котором оказалась профессиональная универсальная камера средних размеров.
– Помню, надо было мне через границу сюда один товар перекинуть, – внезапно предался воспоминаниям Петро, – а график у погранцов тогда поменялся. Камера неделю в лесу под дождем провисела, тихонечко все фиксировала и как положено мне на телефон информацию присылала. Я потом все проанализировал и преспокойно, без риска все, что надо перекинул.
– Так вы еще и контрабандист? – не постеснялась спросить Варвара, принимая из его рук камеру.
– Что значит еще? – надул губы Мошко. – Не вижу здесь ничего зазорного. Возле границы живем. Я же не виноват, что у меня в Европе родственники остались. Тем более у меня бизнес там. Лучше бы спасибо сказала. Меня же могут прихватить в любой момент с вами как с этой, так и стой стороны. Назначат организатором незаконной миграции… и все. Присяду крепко и надолго.
– Скажу, когда нас на место доставите. Я, если бы знала, что тут надо оформлять разрешение на нахождение в приграничной зоне, то так бы и сделала, – смягчила тон Варя, быстро оценив качество камеры.
– Это долго и разрешение дают только на туристическую тропу, – стал оправдываться заметно повеселевший Василий, – а вспышка должна быть сегодня или завтра. Мы бы никак не успели.
– Слушай, Василий, – решилась задать своему оператору, мучающий ее вопрос Варвара, – а зачем ты меня сюда притащил? Проводник у тебя есть, камера есть, а я зачем?
– Зачем, зачем, – усмехнулся Мошко. – Что бы знаменитым стать. Его и так у нас за блаженного считают. Без тебя ему никто не поверит. А тут журналист. Да еще и из Москвы. Лучше бы ребенка Саньке заделал, а не дурью маялся, – презрительно кинул он в лицо сконфузившемуся свояку. – Если ты не вернешься, что я ей скажу.
– Я…я…я, – попытался, что-то ответить Вася, но промолчал.
– Так все-таки пропадают люди? – тут же профессиональной хваткой вцепилась журналистка в Мошко.
– Конечно пропадают… Это же болото. И люди пропадают и животные, – искренне удивился Петро.
– Я имею ввиду, когда случаются вспышки.
– Было и такое, – почесал голову проводник. – На моей памяти было таких два случая. Первым пропал мой один товарищ с той стороны. Причем пропал вместе с вездеходом. Я тогда посчитал, что меня он просто кинул с товаром, но потом оказалось, что нет – домой он не вернулся. Семеро детей оставил после себя… А детей он своих очень любил. В бизнес этот пошел из врачей только ради того, чтобы их прокормить.
– А второй, – нетактично перебила журналистка Петро, слишком углубившегося в воспоминания о пропавшем коллеге.
– Баба Глафира. Она тут все места знала. С детства через кордон ходила. На себе короба с товаром через болота таскала. Ни звери, не трясины ее не пугали. Тогда к ней должны были внуки приехать, вот и решила она им клюквы набрать. Предупреждали ее, а она упрямая была, как танк – вот и поперла. Тогда с утра две вспышки было. Долго ее искали, да так и не нашли. Тогда еще слухи пошли, что ее Жуткий Женик изнасиловал, а затем притопил где-то. Народ собрался и пошел к нему. Били его долго… До тех пор, пока не поверили, что это не он. Я тогда еще малой был.
– А как часто эти вспышки происходят?
– Как когда, – пожал плечами Мошко. – Обычно две. Бывает четыре. Старики рассказывали, что начиналось все с одной, двух в неделю, потом все больше и больше. Бывало и по двенадцать в течение суток. А потом потише стало. Одна, две в месяц. Бывает, что и по полгода ничего не слышно и не видно.
– Вы же черный копатель. Это же ваш бизнес, – решила пойти напролом, применив свой излюбленный журналистский прием, Варя. – Разве это не самоподрывы ядерных снарядов на полигоне?
– Я не черный копатель, – окрысился Петро. – Я просто вытаскиваю старую технику из трясины, разрезаю ее и сдаю на металл.
– Неужели только из-за ржавого железа вами интересуются правоохранители или это из-за ваших игр с боеприпасами?
– Пока это железо в трясине – оно никому не нужно, а как только я его достаю – оно становится государственной собственностью. А это экономическое правонарушение. А по поводу снарядов, дорогая моя, хочу тебе сказать, что я подрывник-самоучка. Это мое хобби! И это не твое дело!
– Петр Иосифович, ну что же вы так, – сменила тактику журналистка. – Я же вижу, что вы талант. И не просто талант – талантище. Вы уникальный человек, которых редко встретишь. Я же журналист. Я хочу написать про вас отдельную статью и поэтому спросила ваше профессиональное мнение, как человека освоившего саперное дело.
Грубая лесть, направленная на подпитку тщеславия, срабатывала всегда безотказно.
– Не надо про меня писать статьи. Не нужна мне лишняя огласка, – напыщенно раздулся, моментально подобревший Мошко. – Могла бы прямо спросить… Так вот – ни один снаряд сам по себе не взорвется… если его не трогать. Болото все консервирует. И выталкивает из себя авиационные бомбы только после того, как происходят вспышки. Кто-то ходит на болота за грибами и ягодами, а я за снарядами, но ядерный я еще ни разу не находил. А если бы нашел, то не трогал.
– Тогда, что это? – осторожно спросила Варвара.
– Не знаю. И знать не хочу. Есть вещи, которые человеку знать не положено. И вам советую не рисковать и повернуть пока не поздно обратно. Но, – поднял Петро кверху указательный палец, – деньги я вам уже обратно не верну. Договор есть договор.
– Мы идем дальше. И если все получится, я вам выплачу премиальные, – улыбнулась в ответ журналистка.
– Деньги вперед, – алчно сверкнув глазами, протянул руку Мошко.
– Петр Иосифович, – хитро улыбнулась Варвара, – вы же деловой человек. Сначала выполните условия договора – потом получите деньги, причем не малые. Поэтому вы должны быть заинтересованы, чтобы мы вернулись.
– Я и так заинтересован, чтобы вы вернулись. Этот же, – тыкнул он пальцем в сторону Васи, – муж моей сестры. Так что одевайтесь и поехали. У меня сегодня еще куча дел на той стороне.
Мошко достал из багажника машины плотно перевязанный тюк, в котором оказалось два сплошных прорезиненных рыбацких комбинезона одинакового размера. Долговязому Василию костюм оказался мал, а на Варваре свободно болтался в разные стороны.
– А как в нем в туалет ходить? – поинтересовалась Варя.
– Как обычно, но если не в терпеж, то можешь и прямо в него, – съязвил Петро, скептически оглядывая журналистку. – Есть у меня один знакомый, так он постоянно в него дела делает. Воняет от него так, что рядом стоять невозможно.
– От вас тоже не розами пахнет, – в свою очередь отпустила справедливую колкость Варвара.