Подарок дьявола

Пьяных начинают грузить.

– Где кони? Спрашиваю, кони где? Кони тоже напились?! – Молодой комиссар продолжает пребывать в бешенстве. Если бы в красноармейцах Епифанова осталось хоть немного сознания, он бы расстрелял их на месте. Но убивать мычащую скотину Моисею Зелену не позволяет партийная совесть.

– Кони за насыпью пасутся, – успокаивает комиссара разведчик.

В полночь отряд вступает в центр города Валуйки. Крестов обходит окрестные дома и устраивает бойцов на постой. Каменный терем попа Зелен забирает под штаб. В поповском дворе на подводах дрыхнет пьяная сотня Епифанова. Вокруг комиссар выставляет караул из десяти штыков. Самого Василия Андреевича он распоряжается положить под грушей на лавку. Утренняя прохлада понемногу отрезвляет бойцов, и они начинают шевелиться. Вампилов зевает, потягивается, свешивает с подводы ноги и пытается встать.

– Не двигаться! Стрелять буду! – слышит он окрик часового и удивленно таращится в сторону голоса. Мутный южнорусский рассвет вместе с похмельем туманит глаза.

– Ты чт-т-то, братец, с-с-своих не узнаешь.

Обычно Вампилов не заикается, но лошадиная доза спирта продолжает тормозить речь.

– Не двигайся, пристрелю, – повторяет караульный.

– Ты кто?

– Красноармеец Пердяк.

– Охренел, товарищ Пердяк? – возмущается Вампи лов и прыгает на землю.

Гремит выстрел. Пулеметчик удивленно смотрит на обидчика и заваливается навзничь.

Утром восемнадцатилетний комиссар Моисей Зелен во дворе поповского дома перед строем расстреливает из своего нагана командира сотни Василия Андреевича Епифанова. А ночью плачет.

Екатеринбург. 2000 год. Февраль

– Я тебя очень прошу, сначала навести Николая Спиридоновича, а потом делай что хочешь.

Наталья Андреевна, собиравшая грязную посуду, строго посмотрела на дочь. Марина посещала маленькую квартирку престарелого родственника каждый день. А вчера провожала подругу в Москву и пропустила.

– Мама, мне первую пару пропускать нельзя. Запишу лекцию Фролова, а после двенадцати навещу его. Он же все равно целый день дома, и почему ты всегда называешь своего дядю по отчеству?

– Потому что он на много меня старше и очень уважаемый человек… Хорошо. После двенадцати. Не забудь купить ему молока и баранок.

– Знаю, мама…

– Знаешь, и молодец. А сердиться на мать нельзя. Ничего с тобой не случится, если я лишний раз напомню. Николай Спиридонович помог тебя вырастить, а сейчас он совсем один. Старики особенно нуждаются во внимании. Доживешь до его лет, поймешь…

Марина хотела сказать, что до таких лет не доживет, но промолчала, надела пуховку, схватила рюкзачок, заменивший молодежи, по новой моде, портфель, и выбежала из дома. До института десять минут пешком, пока войдешь, поднимешься – еще минуты три. Времени оставалось в обрез.

Выходя по утрам на улицу, девушка видела одни и те же лица. На скамейке томились алкаши, опохмеляя пивом пересохшие за ночь глотки. Молоденькая соседка Галя обреченно катала в коляске малыша. Она родила без мужа и этого стеснялась. Пожилой дядька с первого этажа возился со своим стареньким «Москвичом», который никогда в мороз не заводился. А на углу, возле остановки, Марина неизменно встречала молодого человека, посматривающего на нее с мужским интересом. При встрече с ним Марина краснела, Но сегодня так торопилась, что покраснеть забыла.

Спешила Марина напрасно. Профессор Фролов заболел, и лекцию отменили. Она поболтала с сокурсниками, забежала в магазин, купила пакет молока и баранок и отправилась к маминому дяде. Николай Спиридонович жил в доме старых большевиков, на бывшем Вознесенском проспекте бывшего Свердловска. Городу вернули славное имя Екатеринбург, а проспекту оставили интернациональное имя Карла Либкнехта. Престарелых большевиков поселили недалеко от того места, где в восемнадцатом году расстреляли царскую семью. Николай Спиридонович из своего окна наблюдал, как сносили дом Ипатьева.

Марина добралась до места на автобусе. Билет она не брала, потому что экономила. Контролеры случались редко, а билет стоил дорого. Сегодня опять пронесло.

Красный кирпичный дом находился прямо против остановки. Раньше его первые этажи занимала городская библиотека. Но с приходом капитализма на библиотеку у города перестало хватать денег, и помещение арендовал владелец магазина женской одежды. Он привозил наряды из Гонконга, выдавая их за парижские, и каждый месяц обновлял коллекцию. Девушка остановилась, на минуту задумалась и открыла дверь. Обычно она в сторону магазина и не смотрела. Выставленные на витрине платья, плащи и пальто ей очень нравились, но денег на такие вещи у мамы не водилось. Они жили вдвоем на маленькую мамину зарплату и совсем уж крохотную стипендию Марины. Наталья Андреевна не зря испытывала благодарные чувства к брату своего отца. Николай Спиридонович помогал ей деньгами с того дня, как умер папа Марины. Умер он от лучевой болезни, которую заработал во время испытаний первых атомных зарядов под Челябинском.

– Вам помочь что-нибудь выбрать? – Молодой парень со слащавой улыбкой поспешил Марине навстречу. В дорогой магазин покупатели заглядывали редко, и продавцы томились от безделья.

– Нет, спасибо. Можно, я сама посмотрю?

– Смотри. – Продавец оценивающие оглядел девушку с ног до головы. Слащавая улыбка сменилась миной полного безразличия. Парень, видавший покупателя насквозь, понял, что в данном случае номер, как говорится, дохлый.

Марина побродила по пустынному залу, потрогала одетые в кожу и меха манекены и, тяжело вздохнув, вышла на улицу. «Есть же счастливцы, которые могут все это купить», – с грустью подумала студентка.

Она обошла дом и свернула в арку: подъезд Вострикова находился во дворе. На детской площадке лихо раскачивались два подростка.

Марина хотела подняться на лифте, но лифт сегодня не работал. Взбежав на третий этаж, полезла в карман за ключом. Ключ деда Коля ей давно вручил, потому что передвигался медленно и не хотел долго томить внучатую племянницу за дверью. Ключ не поворачивался. Марина позвонила, продолжая возиться с ключом; Старик не открывал. Наконец замок щелкнул и провернулся.

– Деда Коля, вы где?

Никто не ответил. Марине стало страшно. Она осторожно открыла дверь в комнату. Старик сидел на ковре, свесив голову на плечо и прислонившись к книжному шкафу. Дверцы шкафа распахнулись, растерзанные томики валялись на полу рядом. Застекленная горка с коллекцией бутылок спиртного, гордостью Николая Спиридоновича, находилась не у стены, как всегда, а была передвинута. Часть бутылок оказалась на полу, некоторые разбились, в комнате попахивало водкой. На полу валялись фотографии Ленина и Серго Орджоникидзе, что раньше висели в рамках на стене. Марина подбежала к старику:

– Деда Коля, что с вами?

Николай Спиридонович не пошевелился. Марина потрогала его лоб и в ужасе отдернула руку: лоб был мертвенно ледяным. Девушка схватилась за сердце и заметалась по квартире. Не сразу поняла, что ищет телефон, дрожащим пальцем набрала номер «скорой помощи», заикаясь, назвала адрес. Положила трубку. Подумала и позвонила маме. Никто не ответил. Вспомнила, что сегодня мама работает. Наталья Андреевна дежурила через день. Номер рабочего телефона от волнения забыла. Постаралась успокоиться, стала вспоминать. Вспомнила. Мама долго не подходила. Ее нашли в кабинете начальника.

– Мамочка, деда Коля холодный! – Марина говорила шепотом, и мама ничего не поняла.

– Что значит – холодный? Дядя Коля умер?!

– Не знаю. Лоб как ледышка, сидит на полу и молчит. Я позвонила в «скорую»…

– Никуда не уходи, я сейчас приеду.

Марина стояла с трубкой в руке, из трубки слышались короткие гудки. Девушка не знала, что надо делать. Опомнилась, вернула трубку на рычаг, на цыпочках пошла в кухню и села на табуретку. Находиться в одной комнате с холодным стариком она боялась. На кухне ей было не так страшно.

Николай Спиридонович последние три года жил в однокомнатной квартире. До этого он с женой занимал трехкомнатную на пятом этаже. Овдовев, поменялся с многодетной семьей летчика. Денег старый коммунист с, летчика не взял. Несмотря на приватизацию, он продолжал считать жилье государственной собственностью и доплату за обмен называл спекуляцией.

Девушка не могла оправиться от шока. Мертвых людей она прежде рядом близко не видела. Несколько раз мама брала ее на похороны своих знакомых. Но те, как и положено покойникам, лежали в гробах, и девушка старалась к ним не приближаться. А теперь она даже потрогала мертвеца… Вспомнив холод прикосновения, Марина вздрогнула, огляделась и только теперь заметила страшный беспорядок и на кухне. Кухонные шкафчики, как и книжный в комнате, были распахнуты. Горы чистой посуды были навалены в мойке и на столе. Часть тарелок разбилась. На полу валялись железные банки с крупами. Крышки раскатились в разные стороны, много крупы просыпалось на линолеум.

Сколько времени прошло, Марина не заметила.

– Есть кто? – услышала она голос в прихожей и выскочила в коридор. Молодой мужчина в белом халате стоял на пороге. Марина сообразила, что дверь на лестницу она так и не заперла.

– Там, – показала она врачу, и тот шагнул в комнату. Она несмело приблизилась и издалека наблюдала, как доктор присел на корточки рядом с дед ой.

– Мне тут делать нечего. Соня, вызови труповозку. Следов насилия нет, зато есть заметный запах алкоголя. Перебрал дедок… Да и в милицию позвони. Слишком в квартире беспорядка много.

Только теперь Марина заметила молоденькую медсестру.

– Где у вас телефон? – спросила та.

Марина указала в угол комнаты. Телефон стоял на тумбочке, возле тахты.

– Кем вам доводится умерший? – Врач уже что-то писал в своих бумагах.