Подарок дьявола

– Клади сахар и пей чай. А я изложу свое предложение. Хочу взять тебя на работу.

– Боюсь, что в тонком деле дипломатии от меня столько же проку, как от козла молока.

– Не уверен. – Максим Максимович переходит за свой письменный стол и открывает блокнот. – Это отчет члена Реввоенсовета Михаила Тухачевского. Слушай: «В трудных условиях повального голода комиссар Зелен проявил недюжинные организаторские способности и сумел договориться с польскими властями о поставках фуража, хлеба и картофеля для Западного фронта Красной армии». – Литвинов откладывает блокнот и ехидно улыбается: – Разве это не дипломатия?

– Генох, красноармейцев же надо кормить. Для этого я, как любой сообразительный еврей, могу договориться хоть с чертом, – возражает Зелен.

– Вот и прекрасно. И я, как сообразительный еврей, с этим господином тоже имел честь не раз договариваться. Ты, чтобы накормить армию, я – страну. Но я тебе предлагаю более опасный и трудный участок работы наркомата.

– Что ты имеешь в виду, товарищ нарком? – Моисей в курсе, что в наших дипломатов иногда стреляют, но по привычке продолжает считать деятельность белых воротничков сугубо мирным делом.

Литвинов встает и, обогнув свой огромный письменный стол, вновь садиться напротив Зелена.

– Я имею в виду курьерскую дипломатическую почту, Моня. Иногда нам приходится страховаться и доставлять секретные документы прямо в руки наших послов. Это очень опасная работа, и мне нужен близкий человек, которому я бы доверял, как себе.

– Я готов. Но нет опыта. Помнишь, старые евреи говорили: «Если ты всю жизнь жил с козой, откуда тебе знать, что делать с женщиной». А я всю жизнь таки воевал.

– И еще повоюешь. А как – тебя научат. – И нарком смотрит на часы: – Ты допил свой чай?

– Да, спасибо. Чай, клянусь мамой, был хорош. Кстати, я больше не женат, а твоя Кла-вочка пригласила меня на вечер, посвященный Коминтерну.

– Как не женат?

– Лидия Петровна не перенесла долгих командировочных разлук и нашла себе приличного мужчину. Я ее отпустил. Не жить же с женщиной насильно?

– Не доработали товарищи чекисты данный вопросик, – щурится нарком и обнимает старого знакомого. – Ладно, замнем. Клаву я тебе прощу. А вот если станешь называть меня при людях Генохом, напишу донос в НКВД.

– Так точно, Максим Максимович… Я же все понимаю.

В приемной Зелен целует ручку Клаве:

– Кажется, мы теперь и впрямь коллеги. До вечера, товарищ секретарь наркома.

Екатеринбург. 2000 год. Февраль

– Да, мои юные друзья, фигура Столыпина под углом нового, не искаженного идеологическими догмами взгляда видится в истории дореволюционной России совсем по-иному…

Профессор Фролов выздоровел, и Марина, как всегда внимательно, слушает его чуть хрипловатый, манерный голос. Фролов немного картавит и по-барски растягивает слова. Лекции Антона Михайловича Марину увлекали, и она их старалась не пропускать. Но сегодня сосредоточиться не удавалось. В голову девушке приходили совсем другие, посторонние от лекции мысли.

После смерти деды Коли она продолжала жить своей обычной жизнью, но в ее душе образовалась странная пустота. Нельзя сказать, чтобы «двоюродная внучка» летала на крыльях восторга при уборках квартиры Николая Спиридоновича или выслушивая его длинные рассказы про становление ликероводочной отрасли в СССР. Она уважала маминого дядю, но особой радости от общения с престарелым родственником не испытывала. Хотелось поскорее выполнить необходимые по дому работы и, не задерживаясь, удалиться.

Деда Коля помогал маме деньгами, делал Марине подарки, и девушка понимала: надо быть благодарной. А вот после похорон ей стало старика по-человечески не хватать. Ее мало баловали в детстве. Платьица она донашивала за отпрысками маминых подруг, сладости получала в редкие дни праздников, а дорогих кукол не имела вовсе. Деда Коля кукол не дарил. Он покупал ей то, что считал нужным для здорового роста ребенка – лыжи, коньки, портфели. Марине хотелось кукол, и она дулась, считая, что дед жадничает. Став взрослой, поняла: коньки и лыжи стоили гораздо дороже.

– Теперь, господа, вернемся к предшественнику эссеровщины – народовольческому движению и его методам борьбы с царизмом. Если в советской литературе мы видим в целом положительную оценку «героических подвигов» этих, с позволения сказать, народных мстителей, то сегодня мы называем их обыкновенными террористами. Озлобленные недоучки девятнадцатого века, как и фанатичные дикари наших дней, гордились взрывами и убийствами…

Марина пыталась вникнуть в слова профессора, но удержать внимание на лекции так и не смогла. Девушка думала о Николае Спиридоновиче. На кладбище, стоя с мамой у гроба, она, как и сейчас, не слушала прощальных речей. Проводить усопшего явились представители общества ветеранов в количестве двух старичков и одной старушки. Вся троица, обрядившись в военную форму, звенела орденами и медалями. От заученных высокопарных фраз старцев, к которым Марина привыкнуть не успела – слишком мало жила при Советах, ей стало скучно и немного стыдно. Почему Героя Труда, лауреата Государственной премии, Почетного гражданина Свердловска, отдавшего жизнь высоким, хоть и непонятным ей идеалам, кроме этой троицы никто не вспомнил?

Представители ветеранской организации при жизни Николая Спиридоновича не знали. Они пришли исполнить общественный долг. Марина смотрела на сверкающие позолотой и серебром кружки металла на лацканах старых людей и подмечала вовсе не относящиеся к пафосным речам мелочи. Она видела, что им трудно долго стоять, отметила краем глаза, как старушка незаметно облокотилась рукой на тележку с гробом усопшего, а дедушка-ветеран положил под язык таблетку. У деды Коли из близких людей, кроме них с мамой, в живых остался один Алексей Петрович Дерябин, свояк. Но он уже второй год не вставал с постели и на похороны приехать не смог. Так они и проводили маминого дядю впятером. Еще во время ритуала рядом крутились два незнакомых парня в дубленках. Марина хотела спросить, что им надо, но незнакомцы быстро ушли.

С кладбища той же компанией поехали на поминки. В осиротевшей квартире в доме старых большевиков Наталья Андреевна накрыла скромный стол. Один старичок после рюмки водки покраснел лицом, и дело чуть не дошло до вызова «скорой». Но мама нашла валидол в шкафчике дяди, и, слава Богу, обошлось.

– Сегунцова, ты чего, уснула? – Подружка и сокурсница Сима толкнула Марину локтем.

– Не уснула, задумалась.

– Девушка, лекция закончилась…

Марина посмотрела на кафедру. Профессор складывал листки с конспектами в портфель.

– Спасибо, мои юные друзья, за внимание. Надеюсь, кое-что из сказанного застрянет в ваших молодых головках. – И Фролов пружинистым шагом спортсмена вышел из аудитории.

Марина прикинула: Антон Михайлович не намного моложе Вострикова, но этот семидесятилетний здоровяк вовсе не походил на старика. За три года, что она проучилась в вузе, Фролов заболел только один раз и то на три дня.

В первый день болезни профессора она и нашла деда Колю мертвым.

– Сегунцова, пойдем в кафе-мороженое. У меня папа из экспедиции вернулся, стольник на радостях выдал. – Веселая хохотушка Сима Морозова помахала сотенной купюрой перед носом подруги.

– Симка, что-то настроения нет, – попыталась отказаться Марина.

– Нету, так появится. Пойдем посидим, можем, познакомимся с кем… Ты же с Вадькой поссорилась.

– Вот еще, буду я на улице знакомиться!

– Почему на улице? Я же сказала – в кафе, – с деланной наивностью удивилась Сима.

– Это одно и то же.

– Знаешь, Маринка, у нас балов с кринолинами не бывает. Где же с мальчиками знакомиться? Ты что, в старых девах желаешь остаться?

– Ничего я не желаю. Но на улице знакомиться стыдно. – Марина вспомнила парня, который каждое утро пялился на нее возле автобусной остановки, и покраснела.

– Ой, засмущалась, дурочка, – запрыгала вокруг подруги Сима. – Знакомиться не хочешь, просто мороженое слопаем и музыку послушаем. Деньги у меня не каждый день.

Марина согласилась, у нее тоже было немного денег, и она могла составить компанию подруге. Мама сегодня дежурила на работе, а сидеть одной дома радости мало. Они вышли на улицу и двинули к центру. Утром, когда Марина направлялась в институт, шел мокрый снег. Сейчас небо стало голубым, и солнышко весело искрило заснеженные ветки деревьев.

– Давай сперва немного погуляем, погода больно хорошая, – предложила она Симе.

– Охота тебе по нашему Йобургу таскаться, – скривилась подруга. – Куда идти-то?

– Пошли на Плотинку, а когда замерзнем, в кафе зайдем.

Студентки на автобусе добрались до центра, прошлись пешком по Историческому скверу и по дороге на Плотинку остановились посмотреть, как старушки кормят голубей.

– Такие девочки и без кавалеров, – услышала Марина и, оглянувшись, увидела двух парней в одинаковых дубленых тулупчиках.

– А вам какое дело? – задрала курносый носик Сима.

– Гуляем вот, с другом… Я и говорю Толику, давай спросим девочек, может, вместе время убьем. На башню их пригласим…