Тёмное фэнтези, тёмная фантастика

– Неплохо, клянусь селезёнкой Кашшагет… Но враги всё же почему-то казались… Словно неуклюжими. – Конан подумал про себя, что это не слишком хорошо согласуется с тем, что говорил о профессиональных навыках маленьких бойцов Павел Третий, но вслух этого не высказал, – Ладно. А скажите мне ещё вот что, Ваше Величество. Если б я не видел этого копья, и оно попало бы в меня – тогда, ну, пока я ещё не выпил Зелья…

Что было бы?

– Ничего, Конан. Ты бы… Просто не воспринял его. А копьё просто пролетело бы насквозь: через твоё тело, как через пустое место. А ты, повторяю, не почувствовал бы даже малейшего ветерка или прикосновения! Для тебя это копьё было бы, словно – вот именно: воздух! Невесомо, неощутимо.

А вот то, что ты видишь его и можешь теперь и потрогать – действие Зелья. Зелье не только делает видимым их мир. Оно ещё даёт возможность взаимодействовать с тамошними материальными предметами. Потому что какой был бы смысл – видеть, не имея возможности – отреагировать, отразить атаку, убить врагов?! А так ты можешь действительно – реагировать. И ощущать обитателей, и предметы Мира Воздуха. Трогать. Ходить по их полям и лесам. Подняться к ним на их Холм.

Убивать.

– Понятно, Ваше Величество. Собственно, я именно так всё про это Зелье и понял. Значит, говорите, в получасе ходьбы?

– Да, Конан. Я дам тебе в провожатые и для подмоги взвод своих воинов. Это практически всё моё войско. Вернее – «личная охрана». Войско мне держать запретили. – на чело короля вновь словно набежала тучка: Конан заметил её своим новым обострённым зрением.

Конан подумал, что это наверняка унизительно – не чувствовать себя хозяином в своём же доме и вотчине. Но сказал другое:

– Нет, Ваше Величество. Не нужно воинов. Нет, – он поднял руку, заметив, как вспыхнуло лицо короля, став, как он понимал, красным, а точнее, сейчас – густо-фиолетовым, – Это вовсе не потому, что я считаю их неумелыми, или плохими солдатами. Дело в том, что раз уж я поубивал всех осведомителей-шпионов, и приставленных к вам контролёров, и некому рассказать о том, что вы меня всё-таки наняли, и я уже приступил к работе, будет лучше, если вы дадите мне просто – проводника. Отлично знающего Королевство Воздуха. И мы с ним спокойно, и тихо, не привлекая внимания бодрым строевым топанием и бряцанием оружия, проберёмся в логово врага.

Я хотел бы… Провести предварительно разведку, и выяснить – что и как.

Да так оно, наверное, будет лучше и для безопасности заложниц.

– Я… Понял тебя, Конан. Теперь я убедился и в том, что ты – не только лучший в Средиземье воин-наёмник, но и… Отличный стратег и тактик.

Возможно, со временем, когда тебе наскучат эти игры, и риск за чужие деньги и дела, ты и сам станешь королём! И, думаю – неплохим.

– Спасибо на добром слове, Ваше Величество. Поживём – увидим.

А пока – дайте мне кого-нибудь понеприметней. И поопытней.

«Неприметным» проводник Конана действительно был – во всех отношениях.

Главный егерь Павла Третьего, Кудим Хромой, не отличался ни высоким ростом, ни упитанностью комплекции. Худощавый суровый охотник с тёмным, вероятно, загорелым до черноты, а сейчас – густо-фиолетовым, лицом, покрытым глубокими морщинами, явно разменявший пятый десяток, но сохранивший кошачью гибкость движений, и бесшумность лёгкой поступи, сразу понравился Конану. Коллега, так сказать! Он действительно немного прихрамывал, но вскоре Конан перестал обращать на это внимание: под умелой ногой ни разу не хрустнула ни одна ветка!

Вёл Кудим киммерийца, иногда оглядываясь, чтоб убедиться, что тот успевает за ним, преимущественно лесами и прогалинами, заросшими густым подлеском.

От дворца они отдалились не более чем на полмили, когда проводник остановился возле одного из толстых дубов, за которым брезжило что-то вроде обширного светлого пространства, и жестом дал Конану знак приблизиться. Шёпот в приближенное после ещё одного жеста мужчины ухо варвара был почти бесшумен даже с новым обострённым слухом киммерийца:

– Здесь это начинается. Их земли как бы… пересекаются с нашими. Зрелище, конечно, дикое, кто не привык, но это – не страшно. Просто имей в виду, Конан: на самом деле их земли куда обширней, чем видно, только в северной своей части уходят под землю. И оттуда они доставать нас не могут. Как и мы их. Для них – высоко, для нас – запрещено. Так что, чтобы достать нас, им и приходится вначале подниматься там, у себя, до вот этой границы, и уж потом только перебираться сюда. К нам. Но осмотрись получше. Потому что высовываться нам пока всё равно нельзя. За прогалиной выставлены караулы.

Конан медленно и осторожно лёг на сухую хвою и полусгнившие листья лесной подстилки, и прополз оставшиеся шаги до кромки леса: так же, как это сделал и сам Кудим. Ветви подлеска и стебли папоротника киммериец старался не отгибать, и вообще – ничего не трогать. Собственно, он, как профессиональный охотник и следопыт, выполнял всё автоматически, отмечая про себя, что его провожатый делает всё куда бесшумней: очевидно, сказывается привычка, и рефлексы приучены к тому, что здесь всё слышно куда лучше, и двигаться нужно гораздо осторожней и тише.

Зрелище и правда – потрясало.

Словно в плоскую и ровную поляну врезалась под небольшим углом на полной скорости ещё одна, такая же плоская, поляна. Да так и застряла, сохранив в целости всё то, что росло и обитало на ней: цветы, траву, лес невдалеке, и даже сине-фиолетовых бабочек, порхавших над цветами, густо покрывавшими – что траву нормальной, что траву «врезавшейся», поляны. Граница «входа» поляны в поляну казалась очень длинной: линия стыка уходила куда-то за лес, и там терялась из поля зрения. Конан подумал, что Павел Третий прав: мест перехода из Мира в Мир – достаточно.

Сам лес примерно в ста шагах за полянами казался вполне обычным: сосны, ели, берёзы и клёны мирно шелестели на лёгком ветерке, наполняя ещё неприспособившиеся уши мощным гулом и скрежетом. Но сами деревья размерами не отличались от обычных, и издали киммериец не смог бы сказать – какие принадлежат их миру, а какие – миру Тумсса Восьмого. Однако, разумеется, все эти представители царства Флоры переливались всеми оттенками всё того же фиолетового: от шершавой, старой и отслаивающейся, почти чёрной коры, до голубовато-сиреневых молоденьких листьев и иголок.

Конан приблизил лицо к уху проводника:

– И – что? Если б я не выпил Зелья, я бы не видел их леса? И склона Холма?

– Нет, Конан. Ты бы прошёл здесь, сквозь их лес и Холм, словно сквозь воздух! И даже не заметил бы их. Ну, как не заметил тогда, когда подъезжал к нашим границам. Дорога из Аквилонии идёт вон оттуда. – еле слышный шёпот и осторожный жест не могли выдать их любому, даже сверхчуткому, уху.

Конан кивнул. Он и сам отлично помнил, что действительно, проезжал всего-то в паре миль от этой поляны. И никакого Холма, сейчас воздымавшегося вверх не менее чем на полмили в верхней своей части, не видел!

– А что – Павел Третий? Раньше не пробовал нанять какой-нибудь отряд? Ведь это обошлось бы ему, – Конан хмыкнул, – куда дешевле?

Проводник долго смотрел Конану в глаза. Затем всё же решился:

– Думаю, теперь не будет большого вреда, если я скажу тебе. Да, наш повелитель пытался нанять взвод головорезов из Коринфии. Однако когда они узнали, что враги и их земли – невидимы, а чтоб их увидеть, нужно выпить Зелье, категорически отказались.

С чёрным колдовством и волшебными тварями никто не хочет иметь дела!

Конан несколько секунд переваривал ответ. Затем вздохнул, и обернулся снова к прогалине, проворчав:

– Ладно, я только хотел убедиться в том, что мне теперь видно и наш лес, и их.

Пикет охранников Конан обнаружил довольно быстро: двое уже знакомых по внешнему виду коротышек, действуя тоже вполне профессионально, лежали умно: не у самой кромки прогалины-поляны, а – чуть в глубине, в тени, за густыми зарослями кустов ежевики. Их кафтаны и штаны не бросались в глаза, и по расцветке вполне сливались с зеленью (вернее – фиолетовостью) вокруг. Выдавали сторожей лица. Вот они – выделялись: бледные, словно белёсые, пятна, среди насыщенной цветом растительности!

Конан отполз чуть назад, сделав жест проводнику. Когда их срыли заросли папоротника, киммериец, приспосабливая голос к новым условиям, прошептал на ухо Кудиму:

– Почему их – только двое?

– Ну, Конан, это-то – просто. Никто из наших сам сюда не суётся. Никогда. Научены горьким опытом!

Конан кинул взгляд вниз: на слегка вывернутую ногу пожилого мужчины:

– Это эти тебя – так?..

– Нет, Конан, не эти. И – не за это. Нога – наказание за то, что пытался… – желваки на скулах проводника так и заходили, а голос стал хриплым и злым, – помешать забрать корову. А без молока коровы умерла бы с голоду грудная дочь – у жены пропало своё…

Мужчина замолчал, лицо стало, как и Павла Третьего, когда Конан отказался от эскорта, густо-фиолетовым. Но Конан только кивнул:

– Можешь не продолжать. Я понял.

Некоторое время длилось молчание. Затем варвар спросил:

– Я так понимаю, сейчас ты одинок?

– Да, Конан. – мужчина не стал вдаваться в подробности, а Конан не стал уточнять. Ему и так было понятно, что нет больше у Кудима ни жены, ни дочки. И, значит, они оба понимают, что терять ему нечего.

– Ты метко стреляешь?

– Да, Конан, – проводник похлопал по древку лука, что словно влитой сидел за плечами мужчины всё это время, – Я – один из лучших охотников. И егерей.

– Сможешь попасть отсюда – в одного из сторожей?

– Смогу. Но – только если он встанет на ноги.