Порядок: Люмок быстро вернулся. Из-за кромки соединительной дыры появились перепуганные, помятые, но вполне послушные женщины. Переговариваются как обычно. Нет, ругаются и ворчат куда сильней.
А неплохо – похоже, они куда легче перенесли Гнев Богов… И – не задумывались много. Ну и хорошо: меньше думаешь – лучше рожаешь.
Вот заманщицы протащились в дальний конец соляной пещеры. Вот стали отколупывать глыбы… Шум не может не привлечь Армовиков.
Значит, скоро они появятся.
Он оглядел отряд. Все готовы. Режим предбоевого ожидания.
Никого не видно и не слышно – сказались навыки. Отлично.
Контроль так и не позволил им опуститься на поверхность.
Плевать. На орбите тоже неплохо – тем более что катер может доставить их домой за полчаса. Нимстоул глянул на фотографию жены перед тем, как засунуть в контейнер.
Ничего не скажешь – хороша она у него. Даже в пятьдесят три не утратила определённого очарования и юношеской непосредственности. Или это так – лишь для него, старого романтичного, и до сих пор влюблённого, идиота?..
Жаль, что их старший погиб. А дочь – не в мать, а в него. Может, поэтому и не замужем до сих пор…
Насчёт себя он не обольщался – старый и занудный брюзга. Педантичный и консервативный – что дома, что в работе. И не слишком симпатичный.
Ничего: до пенсии два месяца.
Столько он продержится – именно благодаря занудности и педантичности.
Он услышал, как в соседней каюте что-то ударилось в переборку.
Понятно. Это сапог. Пауэлл наверняка позвонил – и успел опять переругаться с Эллен.
Вот уж семейка: когда вместе, не знают, как бы сказать друг другу гадость, а когда в разлуке – «дождаться встречи с милым (милой!) не могут!» Бедные их двойняшки…
Такой пример родительского «взаимопонимания и гармонии» не больно-то способствует стремлению создать семью. Или, создав – сохранять…
Нимстоул оглядел каюту, стоя в дверях.
Нет, это – не Дом. Это – временное пристанище. Походное жильё. Казённое помещение. Он не стремился, как некоторые, поразвесить по стенам плёночных стереокартин, или расставить на столе дорогие сердцу сувениры… Он – педант, привыкший жить аскетом. И – без излишних «сантиментов».
Каюта как каюта. Всё как обычно: какой принял, вселяясь, такой и оставляет каждый раз… По-крайней мене, нет возможностей что-то ценное или памятное здесь забыть.
До встречи, «Сардар».
Тонк, да и все остальные, явно пребывали в шоке.
Логово изменилось неузнаваемо! И эта страшная тяжесть – она не отпускала их до сих пор. Ходить по Горизонталям стало жутко трудно. Зато теперь дальний угол Логова, который раньше нависал неумолимой гладкостью, стал ровным и доступным. Но какой смысл ходить по нему?!
И – главное! – как они теперь будут собирать или пить драгоценную воду, что конденсировалась каждое утро на стенке, стекая вниз жизненосными струйками?
Ведь вся земля осталась там, на своём месте. И теперь торчала наверху, уже в свою очередь нависая жутким холмом, который может в любой момент…
Об этом лучше не думать.
Когда Зор-Зор вернулся с охотниками, и принёс троих мужчин и подростка Армовиков, все, кто оставался в Логове, бурно радовались.
До тех пор, пока не узнали, как именно Вождь истолковал Катастрофу. И что одну десятую часть мяса, и всю кровь придётся теперь отдавать Катотану и Больцану…
Конечно, все испытали и некоторое облегчение – объяснение казалось логичным, а теперь и единственно возможным… Но уж очень непривычным казалось новое положение земли, пола, и Неба… Да, стало видно и Небо. Оно своей чуть более светлой поверхностью нависало ровно – а вовсе не было наклонено, как раньше.
Женщины Пламени ворчали и обсуждали случившееся: скорее бы умилостивить Древних Богов! И чтобы всё вернулось на место в их маленьком, но таком привычном и знакомом Мирке Логова!..
Но Вождь уже объяснил, что для этого надо делать. И если сказал, что сразу после обещания новых жертв кара была смягчена, значит, так и есть. У Вождя – свои расчёты и мысли.
Он-то уж обязан быть умнее всех, и делать всё так, чтобы Племя выжило!
Так что через час все собрались на Делёж.
Зор-Зор лично отделил от каждого тела по ляжке. После чего заставил Тарпона, как старейшего в племени, вспомнить и пропеть почти забытые всеми остальными, Гимны.
Выглядело это, даже по мнению женщин, глупо и жалко.
Однако старик дребезжащим козлетоном пел, не осмеливаясь перечить (Ха-Ха! А попробовал бы! Съели бы – не задумываясь!) Вождю:
– О, могучие и милосердные Храни-и-и-тели!.. Катота-а-а-н и Больца-а-а-н! Э-э… Да будет ваша милость с нашим Пле-е-е-менем! Сохраните своих послушных детей от враго-о-о-в, и… э-э… болезней! Пусть ни сухотка ни краснуха не поражают ваших ве-е-е-рных рабо-о-о-в! Пусть всегда плодовитыми будут наши же-е-е-нщины!.. Э-э… – на этот раз пауза что-то слишком затянулась, и только открывшийся рот Вождя с отличным набором острейших зубов заставил козлетон снова зазвучать, – Ах, да: прими-и-и-те эту жертву с бесконечной Вашей ми-и-и-лостью, и призрите на ваш Наро-о-о-д!.. А мы всегда будем послушны Вашей во-о-оле, и клянёмся всегда умилостивляя-я-я-ть вас нашими недосто-о-ойными…
Этот кошмар продолжался минут десять, после чего Зор-Зор лично побросал все отделённые ляжки врагов в отверстие «ванталации», как исстари называлось место Жертвоприношения, и проследил, чтобы кровь из разложенных крестом четырёх тел хотя бы частично стекла туда же. Растерянные няки ползали по краям отверстия, затем всё же некоторые решились: улетели вниз, за мясом, с которым эти непредсказуемые (То гонят – то наоборот: чуть ни силой заставляют есть!) люди поступили – ну очень странно…
Затем, наконец, было разделено то, что осталось от тел, и люди приступили к еде.
Уносить выделенную часть добычи к себе считалось кощунством – все должны были видеть, как все члены Племени насыщаются. Когда случалось, что кто-то (обычно это бывал кто-нибудь из молодёжи, с ещё нерастянутыми желудками) не мог управиться со своей долей сразу, Вождь разрешал доесть то, что осталось, старикам и непродуктивным старухам.
Благодаря такой «гуманной» политике Тарпон и прожил столь долго. И в этом был смысл.
Ведь это именно он, потихоньку, так, чтобы никто не видел и не слышал, рассказал Зор-Зору о новой тактике Охоты, которая сейчас приносила отличные результаты. Так что старик поработал в первую очередь, конечно, на себя. И сейчас он не без оснований ждал, что его авторитет, как единственного Хранителя всех текстов Гимнов, вырастет, и нужда в нём возрастёт.
Ведь он – единственный, кто сейчас является как бы посредником между Великими Богами-Хранителями, и… людишками! – исподтишка оглядывая довольных наевшихся охотников, и больше обычного (Ещё бы!) болтающих женщин, Тарпон посмеивался в ладонь. Он теперь – Великий Шаман!
Хм-м… Он может поиметь на этом выгоду.
Что ни говори, а с возрастом мозги начинают работать куда лучше.
Жить-то хочется!..
Крамер сердито фыркнул.
На действия шестерых армейских ефрейторов и сержанта – техников-лаборантов – это не произвело ни малейшего впечатления.
Неторопливо и обстоятельно они закрепили последние болты. И загерметизировали швы уже снаружи, быстрозастывающей пеной из неуклюжих на вид огромных спринцовок.
Теперь десятиметровый бронированный купол надёжно изолирован от пространства сухого дока «Сардара».