Да здравствует Герберт Уэллс!

Ну вот я и снова одет. А приятней это, чем быть обнажённым. Потому что прохладно тут. Да и сабля в ножнах на поясе придаёт. Уверенности. Как и кинжал.

Спускаюсь по улице снова вниз, держась ближе к стенам. Выбираю «жертву».

Ага: есть!

Подобраться сзади к ближайшему старому паршивцу на вышке незамеченным не удалось: все чёртовы собаки села тявкают в мою сторону, словно им за это платят. Впрочем, им и правда: платят! Кормят же – как раз за охрану!

Ну и ладно. Пока старик, согнутый радикулитом так, что вообще было непонятно, как он ходить умудряется, перезаряжал, кидаюсь к нему. Он в меня прицелиться так и не успел: я сшиб его с помоста, попав в живот метко брошенным кинжалом. Вторым. А тот, который в ножнах на моём новом поясе – пусть-ка повисит. Думаю, ещё мне пригодится.

Старик с помоста грохнулся, так и не выпустив оружия из рук, и предоставив таким образом в моё полное распоряжение и мушкет, и рог с запасом пороха. Но мне всё равно пришлось лезть наверх – за шомполом, сумкой. С пулями и прочими пыжами…

Про то, что в меня снова стали стрелять, говорить смысла нет.

Но теперь, когда, как понимаю, уложил всех трудо- и боеспособных мужчин деревни, торопиться мне некуда. Тем более, эти развалины со своих помостов не слезают – или слабы, или думают, что так им легче в меня попасть. Ну-ну, наивные болваны…

Вот и заряжаю мушкет, и стреляю по всем этим «снайперам» хреновым. Из укрытия – не такой я лох, чтоб лезть для этого на помост! А попадать в них, даже из этого древнего мастодонта от баллистики, нетрудно. Поскольку никто даже и не думает прятаться, или чем-то прикрыться на своих помостах. Гордые?

Скорее, глупые. Неужели не понятно, что на…рать врагу на вашу гордость, и маяча на своих пунктах ведения огня, словно аисты на крыше, вы просто облегчаете противнику задачу. Ликвидации последнего оплота обороны вашей же с…ной деревни!

Стариков оказалось двенадцать.

Женщины за время устроенной мной – не побоюсь этого слова – бойни – так ни разу носа ниоткуда наружу не высунули. Хотя слышу я и причитания, и визг, и писк младенцев. А мне, собственно, на все эти страсти – на…рать.

Потому что понимаю я теперь отлично.

Никакие они все – не люди.

А смоделированная чёртовой Машиной псевдо-реальность, условность, предназначенная лишь для одного. Проверить мои боевые навыки в экстремальных условиях. И отследить стратегический ход моей мысли.

Хотя иногда…

Грызут мою «ранимую и чуткую» душу опасения, что перебрасывает-таки чёртова Машина нас всех в реально существующие Миры. И разные времена. Но…

Но во все времена решающим фактором всегда является экономика.

Дорого это, наверное – путешествия в другие Миры и времена.

Иллюзия, созданная на симуляторе – в миллион раз дешевле!

И безопасна для здоровья испытуемого. Моего, то есть, в данном случае.

Пытаюсь я возникшую ситуацию осмыслить. (А то до этого всегда я стремился побыстрее доложить о выполнении задания. И отправиться в другой Мир, к другим заданиям и обстоятельствам…) И вдруг мне в голову приходит реально дикая мысль.

Что, если мне попробовать уже самому использовать Машину и её иллюзии?! А то несправедливо получается: задание у меня было – выжить… Вот я и выжил. И всех врагов уложил. Но никто ведь не запрещал мне получать при этом от оказавшейся под моим полным контролем ситуации кое-какие… Удовольствия?!

Так – что? Пойти, что ли, набухаться местным винчиком? И заодно перетрахать всех «баб» деревни?! Поскольку их «честь» теперь точно некому защитить!

Чешу привычно репу. Чёрт возьми. Что-то вроде таких мыслей, только не столь чётко сформулированных, посещало меня и, например, тогда, когда поубивал и обездвижил всех мужчин какого-то индейского племени, совсем недавно. Или я тогда…

Побрезговал всеми этими скво? Посчитав дикими и грязными? Не-сексапильными? Или это всё-таки действовали психотропные, направлявшие моё сознание вот на это?.. То есть – стремление в первую очередь выжить, вступить в бой, и обезвредить и обездвижить всех потенциально опасных врагов.

А не на секс.

Ну а сейчас…

Плотоядно ухмыляясь, перекинув через плечо рог с порохом и суму с пулями и пыжами, и держа в руке вновь заряженную пушку, захожу в ближайший двор. Калиточки тут носят символическое значение, и всё равно не запираются. Хоть плетни и высокие.

Подхожу к самому крупному строению в этом дворе. Двух ринувшихся ко мне собачек порешил сабелькой. Сразу – насмерть. Чтоб уж не скулили, и «не отвлекали».

А бедно они тут живут. Ну, или не приобщились ещё к благам цивилизации. Нет даже двери: занавеска из каких-то шкур на проёме. Откидываю кончиком сабли. Точно: комнатёнка тёмная, низкая, насквозь прокопчённая дымом из очага у дальней стены. Наверняка они им и греются в зиму, и готовят в нём же: вон и таган. Но не крошечное пламя, горящее под огромным казаном, привлекает в первую очередь моё внимание. Как и не сундуки с каким-то домашним скарбом в углах, чёрные стропила с наваленными пучками камыша, и не шкуры на лежаке, явно заменяющем постель.

А пять женщин в чёрных мешкообразных одеждах, прижавшихся друг к другу, и дальней стене.

Подхожу. Голосят. Причитают. А отвлекает… Делаю зверскую рожу, рычу:

– Заткнитесь!

Сработало. Теперь кончиком же сабли опускаю у каждой до шеи лоскут, которым все они прикрывают нижнюю половину лица. (Ближе не подхожу: а ну как где-то в одежде коварно спрятанные кинжалы?!) Так. Эта – старая. Эта – средних лет, но страшная. Эта ещё старее первой, да ещё и с огромной бородавкой на верхней губе. (Спорю обо что угодно, что в молодости тут была пикантная родинка – как у Веры Брежневой…)

А вот эта, вроде, ничего. Лет пятнадцати, мордочка приятная. И сама вся такая смуглая, трепетная, тощая, дерзкая и гордая. Смотрит с ненавистью, во всяком случае.

Указываю на неё саблей, и киваю головой: на выход!

Она гордо посверкивает на меня расширившимися глазами, и качает головой: дескать – нет! Даже ноздри смуглянки возмущённо расширяются и трепещут.

Уговаривать или спорить не собираюсь. Поднимаю мушкет, и стреляю прямо в живот самой старой коровы. Она с визгом, а затем и стоном валится прямо на пол, согнувшись в три погибели, и зажав дыру от пули руками. Отхожу ко входному проёму, на свету спокойно перезаряжаю: насыпаю на глазок из рога пороха, забиваю шомполом пулю и пыж. Дую на фитиль – всё в порядке,подправлять не надо. Делаю снова шаг к женщинам. Они как по команде снова кидаются к стене, оторвавшись от ужезатихшей старухи, плавающей в луже крови.

Показываю на «избранницу» концом сабли, снова киваю на проём.

Она воет, слёзы так и льют из красивых глазок, но голова судорожно мечется из стороны в сторону. И дама вдруг кидается на меня с растопыренными пальцами и перекошенным ртом: хочет, похоже, выцарапать мои подлые глазёнки!

А я – очень даже гуманный. И не рублю её, а просто бью прикладом в живот. В солнечное. Не сильно. Мне не нужно, чтоб у неё случился разрыв печени.

Пока моя «ласточка» стонет, и пытается набрать воздуха в грудь, лёжа у моих ног, стреляю во вторую из пожилых. Та падает, но держится: не стонет, и не плачет, волосы на себе не рвёт, как две из оставшихся в живых, стоящих у стены. Отхожу к проёму, снова перезаряжаю. К этому времени гордячка моя, успевшая оглянуться на вторую жертву, поднялась на колени. Слёзы градом льют из её прекрасных глаз, но выражение на лице сменилось: всё она отлично понимает, хоть я даже ни слова не сказал.

Кивать «на выход» в третий раз не понадобилось. Сама двинулась, как только на ноги поднялась. Хоть пока и шатается…

Выходим во двор. Смотрит на меня вопросительно. Киваю на калитку.

Выходим на улицу, двигаемся туда, куда, собственно, и намечал с самого начала: вверх по склону горы. Благо, там имеется едва заметная тропинка. По ней и идём. Она – впереди, я с пушкой, и настороженный до дрожи – сзади.

Но никого здесь больше, желающего бы напасть на меня, нет. Похоже и правда – перебил я, или лишил возможности к адекватному сопротивлению, всех, кто тут имелся грозный и воинственный. С другой стороны – это ведь они первыми ринулись на меня! А не махали бы саблями, а хотя бы выслушали – может, и удалось бы договориться!

Впрочем – кому я голову морочу. Никогда здесь, в этих Мирах, ни с кем мне не договориться! Не понимаем мы друг друга. Да и не предусмотрен Заданием мирный исход моих «попаданий». И дают мне все эти Миры только для, вот именно, проверки моих чёртовых боевых навыков и способности выбраться живым из любой ситуации, любой передряги. Даже с голыми руками.

И всем остальным.

Переваливаем мы между тем за первый холм. Долина. На дне ручеёк. Через него – мостик. Ну как мостик: три уложенных рядом толстеньких жердины. Она оглядывается, я машу рукой: дальше, дальше!