Да здравствует Герберт Уэллс!

Не могу не порадоваться тому, что окон, выходящих на саму улочку, нет. Всё верно: я – точно в Афганистане. У них менталитет такой: все окна и дверные проёмы смотрят во внутренний двор. И там же и происходит вся «сложная и многогранная» жизнь. Ну как сложная: отец семейства по весне отбывает, и следит за плантацией опийного мака. А когда тот созревает, делает насечки на бутонах, и собирает скребком сырец… Который затем продаёт перекупщикам (Если ему повезло!), или сдаёт Хозяину – если в долговой кабале.

Что куда чаще.

Выползаю наконец на свет Божий полностью: никого на улице нет. Встаю во весь рост. Нет, и правда – никого. Пригибаясь (Наверное, чисто по привычке!), быстро двигаюсь вдоль стен мазанок к другому концу аула. Три (!) раза оглядываюсь, чтоб уж точно запомнить, где расположена моя мазанка. Порядок.

Теперь – к дому почтенного Рахим-бека.

Добрался быстро: всё селение не длиннее ста шагов. Но вот со штурмом…

Придётся повременить.

Потому что всё верно мне рассказал мой «язык»: стены, огораживающие пространство с три-четыре теннисных корта, из нормального кирпича. По верху – штыри с колючей проволокой в три ряда. По диагонально противолежащим углам – две вышки. Высотой метров по шесть. На каждой – по гаврику в камуфляже с характерной «пустынной» расцветкой и винтовками М-16. Точно: америкосы. И нагло-пренебрежительного, словно у верблюдов, выражения на обгоревших нехудых рожах не скрывает даже густая тень от широких пирамидальных навесов-крыш и кромок касок.

Незамеченным не подберёшься. И пулю получишь раньше, чем перелезешь – стена, и правда, метра в три с половиной. Да и ток, небось, пропущен – вон изоляторы…

Ворота. Нет. Глухие, стальные. С узкой прорезью на уровне глаз, и калиткой.

А что самое обидное – от ближайших строений кишлака отделяет усадьбу добрых сорок шагов пустыря. Подстраховался чёртов Рахим-бек. Видать, продал свою шкуру с потрохами. За нехилые бабки. Да и …рен с ним. Мне так и так придётся выжидать хотя бы с полчаса – пока там, внутри, эти придурки, гарнизон, не усядутся за свой «армейский стандартный».

Вот и жду, не забывая оглядываться, и прислушиваться. А не зря.

Потому как через минут пятнадцать услыхал подозрительные звуки: едет по моей улице какая-то бандура. По звуку мотора – джип. Мощный. Ну, а поскольку я оказался в Афганистане «эпохи» америкосов, нетрудно вычислить, что это – Хамви. Блинн!!!

Похоже, сама Судьба дарит мне шанс!!!

И не воспользоваться будет верхом глупости! И пока не выехало это замечательное транспортное средство из-за ближайшего угла, мне нужно срочно придумать, как бы сделать так, чтоб он притормозил.

Отбегаю как можно дальше назад – чтоб меня невозможно было увидеть с вышек. Кладу в пыль посреди дороги тряпку, срочно снятую с головы, и нагребаю прямо ладонями возле белого лоскута холмик из пыли. Оставляю на нём «ясно различимые следы от пальцев». После чего кидаю рядом ещё и один из магазинов от АК – теперь не проникнется «подозрениями» только совсем уж полный дебил. А они тут, скорее всего, уже учёные.

Сам срочно скидываю за углом наземь белеющие шмотки и даже афганки, и остаюсь снова нагим. И прячусь ещё дальше – в узком проулке между двумя мазанками.

Не подвела моя придумка. Затормозил джип, не доехав до моей кучки шагов двадцать. Вначале ничего не происходило. Но через левое боковое бронестекло трёхтонного монстра вижу я, как офицер, сидящий на переднем сидении рядом с водителем, что-то говорит в чёрную коробочку с антеннкой – рацию. Похоже, за пару минут все вопросы улажены. Он поворачивается к заднему сиденью. Раздаёт указания. Потому что открываются задние дверцы, и вылезают три солдата. У одного в руках штырь миноискателя, к концу которого он на ходу прицепляет кольцо, вставляя в уши наушнички.

У двух других – М-16. И, понятное дело – полный обвес. Всяким барахлишком. Таскать его, знаю, тяжко: двадцать кэгэ, плюс каска и бронежилеты… Не то, что у меня!

Но к делу относятся серьёзно. И пока тот, с миноискателем, не прошерстил всё вокруг моей чалмы, и пыльного холмика, обратно в Хамви они все не залезли. А уж о том, что не утрачивали бдительности во время поиска, хмуро и злобно пялясь во все подозрительные дыры, в том числе и мою, можно и не говорить. Как и о том, что меня не обнаружили.

Вижу я, как сапёр со своей дрюковиной вернулся к дверце босса, и что-то ему деловито объясняет, оживлённо жестикулируя. Слышу только «дети!» и «опять шутят!». «Вообще ничего!». Что ему отвечает офицер из машины не разобрать даже с моим отличным (Тьфу-тьфу!) слухом. Затем этот офицер что-то говорит в рацию, после чего прячет её.

Вот и наступил решающий момент. Два балбеса, уверовав, что прикрывать некого и не от чего, и что всю эту хохму опять подстроили местные сопливые балбесы, любящие поприкалываться над погаными оккупантами, пытаются залезть в машину. Парень с миноискателем отсоединяет колесо от палки и тоже собирается влезть внутрь джипа. Пользуюсь тем, что дверца, открытая двумя прикрывавшими, как раз распахнута настежь.

Мужика, взявшегося за поручень у неё, снимаю метко брошенным кинжальчиком: входит он ему точно в шею за ухом, под каску, но повыше бронежилета – это вообще моё самое любимое место! Второго, ещё развёрнутого ко мне лицом, угощаю ещё одним брошенным магазином от калаша: угодил он ему прямо в переносицу!

Теперь нырнуть в освобождённый проём широченной двери и разобраться с теми, кто сидит внутри, труда не составляет: офицера прикончил вторым кинжалом, остальных двоих, включая сапёра и шофёра – ударами рук. Первого – пальцами в горло, второго – рубящим ударом ладони – по шее.

Не хочу показаться злобным сволочем, или, там, расистом каким. Мне просто не нужно, чтоб в самый неподходящий момент какая-нибудь мразь из этих «миротворцев» очухалась, и сорвала мои планы. Поэтому безжалостно добиваю всех. Ударами второго кинжала в горло. Поскольку до сердец, находящихся сейчас под жилетами, не добраться.

Запихиваю трупы горе-прикрывальщиков на заднее сиденье. Офицера оставляю на его месте. Сам переодеваюсь в шмотки шофёра, и даже каску напяливаю. Шофёра, оставшегося в нижнем белье, отправляю тоже на заднее сиденье. (А вернее – под него, на пол.) Туда же кидаю и их оружие. Кроме пушки, которую позаимствовал из кобуры босса – похож на Глок, но всё-таки не он. Дурацкие и ненадёжные М-16 мне без надобности, а свой верный АК устраиваю поближе – чтоб был под рукой! Подобрать запасные магазины из пыли не забываю.

Разобраться в управлении армейским вездеходом может и младенец. Двигаю вперёд. Но – медленно. Не проходит и минуты, как я у ворот. Нагло и долго сигналю. (Ох и гнусный у Хамви клаксон!)

В воротах открывается планка – только для глаз. Офицера рядом с собой я постарался пристроить так, словно он жив, и даже смотрит вперёд. За себя не переживаю: я в каске. Да ещё делаю вид, что жую жвачку: шофёр и правда так делал. Похоже, офицера узнали, да и то, что он только что что-то про «ложную мину» говорил, действует. Ворота открываются, и я въезжаю.

Ну всё, дальнейшее, как говорится – дело техники.

Подвожу армейский вездеход к навесу, имеющемуся в конце двора – ставлю на пустое место между двумя другими джипами: ещё одним Хамви, и чёрным Гранчерокки с тонированными, и тоже наверняка бронированными стёклами – для начальства! Глушу мотор. После чего с самым невинным видом направляюсь прямо ко входу в блокгауз, на который похож практически кубообразный по форме дом. Сделанный, кстати, тоже – из кирпича. Явно привозного. (А небедно, похоже, живёт уважаемый Рахим-бек. Только вот как бы его не забили камнями свои же, когда штатовцы отсюда отвалят. А они – отвалят.Уж я-то знаю…)

У входа – парень с любимой М-16. Пялится на меня во все глаза – пытается узнать. Но когда глаза часового недоумённо раскрываются, равно как и рот – для дикого вопля! – «успокаиваю» всё тем же верным кинжальчиком. Отлично он сбалансирован, и подходит для метания: я как раз на таких (Да и на любых других!) тренировался. Бдительный парень с торчащей из раззявленного рта рукояткой оседает на пол, балбесы, расположившиеся на вышках, хоть мой подлый поступок и видят, но среагировать, развернув во двор турели стандартных пулемётов-пятидесяток, не успевают, потому что я ныряю в проём двери.

Некрасиво убивать людей во время трапезы.

Но именно так и приходится делать, проскочив сходу что-то вроде кухни, где торчат три растерявшихся афганца в традиционно белых прикидах, и сквозь дверь в её торцевой стене – прямо в столовую. Опустошаю магазин калаша за пять секунд – стрелял сразу длинными. За пару секунд меняю, но оставшиеся в живых пятеро раздолбаев успевают нырнуть за укрытия: кто в углы, а кто – и за шустро перевёрнутый стол.

Поможет это, как же! Пуля у АК мощная и тяжёлая, потому как это – не новомодный, пять сорок пять, а тот, старый АК. Ещё сорок седьмого года образца. Семь шестьдесят две. Легко прошивает и столешницы, и тела…

Чтоб с гарантией добить всех, пришлось вставить и третий магазин.

Бегу в имеющийся в боковой стене проём. Точно: коридорчик. Теперь – наверх. На лестнице укладываю выскочившего из своих «апартаментов» на втором этаже местного офицера. Явно брезговавшего есть с рядовым составом. А затем – и его охранника. Или кто он там – не знаю.

Обегаю весь второй этаж, пинками открывая двери, оказавшиеся запертыми. Чёрт! Можно было догадаться. Никого больше здесь нет. Даже Рахим-бека.

Спускаюсь вниз как раз вовремя, чтоб успеть оказать достойный приём прибежавшим с вышек и из будки при воротах раззявам, и ещё одному рядовому – судя по перепачканным смазкой рукам он чинил какой-то агрегат. Может, электрогенератор?

Имеем в активе ещё четыре трупа. И во мне – дырку. К счастью – сквозную и не опасную: опять в левом предплечьи. Заговорённое оно у меня, что ли?..

Плевать. Захожу в кухню. Говорю на английском трём поварам, забившимся почему-то в угол, вместо того, чтоб мирно слинять отсюда к такой-то матери:

– Убирайтесь из этого дома. И из усадьбы. – пальцем указываю в сторону ворот.

Старший по возрасту, с шикарными усами и перекошенным потным лицом, говорит, запинаясь и мямля:

– Господин… – он кивает в ту сторону головой, – Ворота… Они заперты!

Достаю из подсумка противопехотную гранату. Кидаю ему. Говорю:

– Попробуйте замок открыть – вот этим!

После чего провожаю их, недвусмысленно указывая дулом автомата на дверь. Провожаю и до ворот: мне сюрпризы в виде коварно нанесённых в спину предательских ударов вовсе ни к чему.

А умеют, оказывается, тут все, от мала до велика, обращаться с гранатами и замками стальных ворот. Через минуту замок распылён на атомы, ну, или в пыль, если вам так больше нравится, на его месте полуметровая дыра, ворота открыты, и мои прятавшиеся в будке привратника повара выбираются оттуда, и бодрой рысью, оглядываясь на меня, сваливают к такой-то матери…

Закрываю ворота. И хоть замка в них теперь нет, готов поспорить на свою шляпу, что никто ко мне сюда из местных не сунется.

Возвращаюсь в обеденный зал. Трупы мирно лежат – ну правильно: им-то что сделается…

Произвожу несложный подсчёт. Пятерых я обезвредил в Хамви. Ещё восемнадцать (Сволочь «телохранитель»! Наврал-таки!) тут, внизу. Плюс двое на лестнице. И на вышках. И в будке. Заложника ни на первом, ни на втором этажах нет. Зато нашёл я на лестничной площадке типа люк – открыв, обнаружил и лестницу. Сырую, вонючую, и ведущую в темноту. Блинн…

Значит, ещё кто-то наверняка меня поджидает с оружием в руках! Там.