Другое Существо

Майор Долдер выглядел вполне обыденно: никакой кровожадной ухмылки, прищуренных глаз со стальным выражением, или ехидных шуточек в стиле: «А вот и СВБ! А вы уже спрятали в матрац свою сигарету с марихуаной, хе-хе?»

– Добрый вечер ещё раз, доктор Сэвидж.

– Здравствуйте, господин майор. Проходите. – Сэвидж сделал приглашающий жест в сторону стула, который он уже освободил от своей одежды, наспех напялив её на себя.

– Благодарю. – Долдер, неторопливо и спокойно прошёл к стулу у рабочего стола доктора, и осторожно, словно боялся, что стул под ним развалится, присел. По комплекции, собственно, майор от самого Сэвиджа не отличался. Однако тот знал, что это впечатление обманчиво: что рядовой, что офицерский состав СВБ ежедневно проводит в спортзале не менее трёх часов! Добросовестно нарабатывая и силовые, и боевые, и прочие навыки.

– Слушаю вас, господин майор. – Сэвидж сел на край кровати у стола, поскольку второго стула в его каюте не предусматривалось внутренним распорядком.

– Не будем столь официальны, доктор Сэвидж. – офицер поморщился, словно действительно досадуя на такое обращение штатского специалиста, – Поскольку и мой визит неофициален. Пока. Поэтому будет лучше, если вы тоже будете называть меня доктор Долдер – я всё-таки получил это почётное звание на шесть лет раньше вас.

Шарики в голове Сэвиджа завращались ещё быстрей: во-первых, от потрясной новости: «тупой солдафон», оказывается, на самом-то деле – доктор наук! А во-вторых, от того, что визит пока – «неофициальный»! Однако!..

– Э-э… Хорошо, согласен. Но что же привело вас сюда, доктор Долдер, в столь поздний час?

– Факты, доктор, факты. Не слишком приятные, и уж точно – не такие, чтоб можно было проигнорировать, или остаться спокойным и спустить сегодняшнее происшествие, так сказать, на тормозах. Дело в том, что наши программы – вы знаете! – настроены на определённые ключевые моменты. Ну, для предотвращения, так сказать… – майор вроде как замялся, но Сэвидж решил помочь:

– Неприятных инцидентов с лояльностью персонала. И нарушением дисциплины.

– Да. Да, можно назвать это и так. Однако в вашем с доктором Лессером вчерашнем разговоре моё внимание на себя обратило упоминание – причём многократное упоминание! – продукта работы их лаборатории. Ромэна. Поэтому я внимательно прослушал весь ваш разговор.

Сэвидж осторожно сглотнул. Нет, он, понятное дело, предвидел, что так или иначе их разговор привлечёт к себе внимание СВБ, хотя бы обсуждением того факта, что у них в Питомнике завёлся «долгожитель» – победивший уже восьмерых противников, и накопивший неплохой опыт, мутант. Но он же старался ничего этакого не говорить!

Во-всяком случае – наверняка не из-за сказанного майор пришёл сюда среди ночи!

– Да, верно. – майор кивнул, словно отвечая на невысказанный вопрос Сэвиджа, – Я пришёл сюда вовсе не из-за сказанного вами и доктором Лессером. А – как раз из-за того, что вы не сказали. Точнее – недосказали. О чём только намекнули, предположив, что память носителя, то есть – матричная базовая память, может в значительной степени вернуться к столь долго прожившему биобойцу. И эти фрагменты, эти мировоззренческие, философские, поведенческие, и другие, так сказать, стереотипы и программы, могут очень сильно повлиять. На поведение и… стремления нашего монстра.

– Что вы имеете в виду конкретно, доктор? – поняв, что взявший паузу майор именно этого от него и ждёт, Сэвидж буквально заставил себя выдавить этот вопрос.

– Конкретно я имею в виду тот странный факт, что именно после вашего разговора, буквально через несколько часов, видеокамера в помещении, где содержится ромэн, оказалась уничтожена. Дежурный оператор заметил это не сразу, поскольку у нас на Станции в ночное время всем положено спать, и дежурные офицеры позволяют себе… Несколько ослабить бдительность. – майор многозначительно посмотрел на Сэвиджа, и тот понял, что бедолага, позволивший себе «ослабить бдительность» уже получил по-полной, – Однако запись сохранилась. На ней отлично видно, что ромэн знал, или догадывался о видеонаблюдении давно. Во-всяком случае, он свою диверсию спланировал и подготовил явно заранее. На записи хорошо видно, как он придвигает к углу с видеокамерой свой лежак, забирается на него, и в прыжке выковыривает агрегат из угла, куда тот был почти заподлицо вмонтирован. То есть – никакой суперклей, которым камера крепилась, и не смог бы устоять перед когтями, имеющими благодаря стараниям группы доктора Лессера прочность практически такую же, как у стали.

Сэвидж вдруг вспыхнул: до него дошло, куда майор клонит!:

– Уж не думаете ли вы, майор!..

– Нет. – Долдер сделал успокаивающий жест кистью, призывая Сэвиджа снова сесть на постель, – Я вовсе не думаю, что тут наличествует ваш с доктором Лессером «преступный сговор», имеющий целью сохранить подольше жизнь полюбившегося вам «ветерана». Как грамотный, хотя и не практикующий бодиформист, я в состоянии отдавать себе отчёт, что достаточно много вспомнивший, и достаточно долго проживший мутант на базе матрицы любого отобранного на роль базового донора носителя, может «поумнеть». И самостоятельно сделать определённые выводы. О своём статусе. И о методах тюремщиков. Как ему представляется, содержащих его на положении заключённого. И более того – подло эксплуатирующих его, заставляя каждые несколько дней рисковать жизнью, словно он – раб из древнеримского Колизея. Но согласитесь: ваш с доктором разговор буквально за несколько часов до этого вопиюще экстраординарного происшествия должен был заставить меня.

Хотя бы – насторожиться.

– М-м-м… Согласен. Да, доктор, такое совпадение не может не насторожить. – теперь Сэвидж и сам насторожился и расстроился. Вот уж совпаденьице так совпаденьице – ничего не скажешь: фатальное! И само-собой, они с Лессером – «заинтересованные лица».

А ну как майор считает, что они готовят бунт в Питомнике?!

– Нет, доктор, ни о чём подобном я не помышлял. – мысли его, майор, что ли, читает?! Или у него настолько расстроенное лицо?! – Я вовсе не считаю, что вы с доктором Лессером хотите сорвать работу Станции, предоставив определённые возможности и информацию, так сказать, любимцу-долгожителю, и подговорив его устроить небольшой бунт среди выведенных нашими лабораториями экспериментальных экземпляров. Но – согласитесь?! – такой вариант развития событий был бы для нас крайне… Нежелателен.

Мало того, что пострадали бы фактически невиновные бунтовщики, которых кто-то, скажем, инструктированный кем-то мутант-вожак, подстрекал бы и науськивал, так ещё и персоналу научных подразделений, если б повстанцы смогли туда прорваться, мог бы быть нанесён ущерб – если б мутантам кто-то сообщил, кто их создал такими. И по чьей милости они вынуждены защищать свою жизнь фактически безоружными.

– Да. Согласен. – хорошо, что намёки майора пока вот именно – намёки. Никогда Сэвидж не предполагал, что доктор Лессер мог бы «проинструктировать» «любимчика-ветерана». А уж сам – и подавно! А кроме того, Сэвидж отлично представлял, что их ждёт, случись и правда – бунт! Их подопечные наверняка не пылают особой любовью к своим мучителям и тюремщикам! – Страшно представить, что может произойти, если все наши… э-э… подопытные… э-э… взбунтуются. Но ведь Питомник надёжно охраняется?

– Да. Он охраняется, как вы и сами отметили, даже лучше, чем людские исправительные заведения. Однако я хотел поговорить с вами не об этом.

– А о чём же? – Сэвидж почувствовал, что лицо покраснело, и капли пота начинают выступать на лбу и шее – он уже предвидел ответ.

– Я пришёл посоветоваться. Не будет ли для вас с доктором Лессером большой потерей, если я сейчас этот уникальный, и столь, так сказать, набивший руку в битвах и победах, начавший мыслить, и торчащий теперь у нашего подразделения, словно – простите! – заноза в заднице, экземпляр, прикажу деактивировать?

– Хм-м… – доктор поймал себя на том, что рука невольно тянется к затылку – почесать, и прервал это движение, – Пожалуй, нет. Для той цели, что поставлена перед нами телекорпорацией, жизнь данного… э-э… экземпляра особого значения не имеет. Потому что будучи сейчас фактически самым матёрым и опытным бойцом в Питомнике, он принимает не те решения, что ведут вот именно – к зрелищности. Но – к рациональности.

Поэтому его бои и носят чисто функциональный характер. Он действует цинично, да. Расчетливо. И эффективно. А интересное шоу из таких, «осмысленных» и продуманных, схваток, сделать вряд ли удастся.

Поэтому, и, думаю, с этим согласится и уважаемый доктор Лессер, предпосылок и резонов для сохранения жизни данному экземпляру я не вижу.

– Именно это я и хотел от вас услышать, доктор. – майор поднялся. – Ну что ж. Желаю вам спокойно провести остаток ночи. И не смею больше обременять своим присутствием.

И только когда за всё так же спокойно и тихо вышедшим майором закрылась дверь, и замок снова щёлкнул, Сэвидж позволил себе снова опуститься на постель, и перевести дух.

Чувствовал он себя последней свиньёй – словно облёк на смерть не – вот именно! – подопытный образец, мутанта, псевдосущество! – а, а…

Настоящего человека!

Мартен знал, что так или иначе его финт с видеокамерой не останется безнаказанным. И что после такой демонстрации сообразительности и прямой агрессии в отношении «хозяев» он уж точно живым не останется.

А, собственно, какая разница?! Он не сомневался в том, что рано или поздно для него подберут такого врага, чтоб ему пришлось солоно – и он окажется побеждён, истечёт кровью, и получит увечья, вероятней всего, закончившиеся бы смертью. Так что лучше умереть, хотя бы пытаясь что-то сделать. А не отсиживаться и отлёживаться в камере, гоняя: тело по крохотному пространству пола, не занятого деревянным топчаном-лежаком, а в голове – туда-сюда одни и те же мысли, проклятья, и сожаления.

Мартен теперь не сомневался: он мутант. Монстр. Чудовище, появившееся благодаря чьим-то дьявольским расчётам с единственной целью – сражаться. Причём сражаться – зрелищно. Так, чтоб невидимым ему зрителям было интересно. Чтоб кровь хлестала из ран и лилась на Арену ручьями. Чтоб отрубленные или отрезанные конечности повисали на лоскутках кожи, а выпущенные кишки падали на песок…

Не сомневался он и в том, что за такие «шоу» его создатели и стражники наверняка получают неплохие деньги с этих самых, порочных и кровожадных, зрителей. И ещё проще было догадаться, что поскольку его постоянным соперником выступает вот именно – человек, только всё более здоровый, сильный, и отлично вооружённый, что именно этот самый человек рано или поздно и должен победить. Его.

И этого с нетерпением и злорадным предвкушением ждут и зрители – когда же произойдёт долгожданный реванш, и шустрая и коварная гнусная тварь, созданная, как он понимал теперь, на базе росомахи, окажется повержена!..

Поэтому Мартен подготовился.

И сейчас, услыхав, как у его двери остановились шлёпающие гусеницы, и прекратили разговор шёпотом чуть слышные голоса, сжался в комок, и замер.

Замок еле слышно щелкнул. Дверь открылась.

Мартен увидел – потому что звуков не было! – вспышки света за порогом его камеры. И понял, что уложенный им на лежак накрытый серым одеялом манекен из вынутой из матраца пенной набивки, вздрагивает: в него явно попадали какие-то несущие смерть предметы, убивающие дистанционно. Из неведомых глубин подсознания всплыло слово: пули!

Да, он теперь отлично понимал, что большинство понятий и слов, которыми он пользуется – не его! Они принадлежат тому человеку, память которого ему в голову вселили, впечатали искусственно. Потому что иначе пришлось бы, как это бывает с человеческими младенцами, долго и упорно обучать его. Всему на свете. И в первую очередь – речи. А уж потом – и приёмам борьбы. Разумеется, то, что он помнил про обучение из доставшегося ему человеческого разума, не особо располагало. К такому обучению.

И – тратить на это дело годы и даже десятилетия?!..

Нет, неизвестные твари-хозяева уж расстарались, чтоб сэкономить на его содержании в этот, самый непродуктивный, с их точки зрения, «период обучения»!

И вот он – готовый продукт. Гады всё сделали, чтоб он мог действовать – сразу.

Драться. Понимать слова людей-противников. Слушаться Стража-конвоира – даже без слов понимая, чего тот добивается, и куда его загоняет.

Хитро…опые твари всё сделали, чтоб сделать его не пушечным мясом, полуразумным идиотом, который станет вяло сопротивляться, не понимая даже, что его убивают, или трусом, не менее бессмысленно драпающим от человека, боясь вступить в бой, а вот именно – достойным. Бойцом.