Средневолжские хроники

– Облом! – с досадой сказал Игорь, как только они вышли из комитета комсомола.

В коридоре их поджидали Римма и Ната – две девушки с курса, с которыми они были очень дружны. Их на курсе так и называли – «великолепная четвёрка». Римма, худенькая блондинка с короткой мальчишеской стрижкой, немного напоминала своим видом юркую мышку: остренький носик, подвижное лицо, порывистые движения. Весь её облик – отсутствие косметики, толстый свитер серого цвета, потёртые джинсы, кеды вместо туфель – был подчёркнуто незаметным, если бы не глаза: большие, распахнутые в мир, меняющие цвет в зависимости от освещения от бледно-серого до небесно-голубого. Глаза, казалось, жили сами по себе, а всё остальное – само по себе, но от глаз было просто невозможно оторваться.

– Ну, как дела с клубом? – с ходу спросила она расстроенных друзей.

– Пролетели, как фанерка над Парижем, – в своей обычной манере ответил Игорь.

– Жалко, – на Риммином лице появилась гримаска огорчения, – идея-то ведь хорошая!

– Рогов всего боится, – с едва сдерживаемой злостью вступил в разговор Павел, – и разрешения не даёт.

– А зачем нам обязательно разрешение? – спросила Римма, – разве мы не можем просто взять и собрать клуб?

– Где мы его соберём? У нас даже помещения нет! – тяжело вздохнул Павел.

– Если дело только в помещении – я могу помочь, – сказала вдруг Ната.

Все посмотрели на неё, как будто только что заметили.

Нату в их компании воспринимали не очень серьёзно, что было несколько странно, потому что, по сравнению с Риммой, она была девушкой яркой и выразительной. В отличие от подруги, Ната не любила брюк и носила подобранные со вкусом платья, юбки и жакеты, подчёркивающие её ладную фигуру. Волосы она не стригла, а чуть подрезала и завивала, и они падали тёмно-каштановой волной на плечи, обрамляя немного вытянутое лицо с высокими скулами и тонким носом. Светло-карие, немного зеленоватые глаза всегда смотрели приветливо-вопрошающе, как будто она чего-то от вас хотела и предоставляла вам право самим понять, чего именно.

Молчание длилось не больше минуты, но друзьям показалось, что мимо них пролетел не один тихий ангел, и не один милиционер родился на просторах их необъятной страны.

– А с этого места попрошу поподробнее, – прервал затянувшуюся паузу Игорь. – Тётя из Америки виллу в наследство оставила на Лазурном берегу?

– Почти, – засмеялась Ната, – только не тётя, а бабушка, не виллу, а квартиру, и не в наследство, а цветы поливать.

Оказалось, что бабушка Наты серьёзно заболела, и родители перевезли её к себе, чтобы она была под присмотром, а Нате вручили ключи и поручили ездить на квартиру к бабушке два раза в неделю поливать цветы.

Вся компания немедленно поехала осматривать так удачно подвернувшееся помещение.

Ехать было недалеко – четыре остановки на трамвае, при желании можно и пешком дойти.

Сталинский пятиэтажный дом абрикосового цвета стоял, повернувшись одной стороной к тихой улочке, по которой ходили трамваи, а другой – в уютный дворик, заросший сиренью и чубушником, заставленный покосившимися чуланчиками и металлическими гаражами.

Квартира поражала своими размерами: трёхметровые потолки с лепниной, большая прихожая с огромным шкафом, просторный зал с двумя широкими окнами, круглым столом в центре и пианино в углу. В одну сторону от прихожей располагались ванная комната с газовой колонкой и старинной чугунной ванной, неожиданно тесный туалет и длинная, похожая на кишку кухня. В противоположном направлении убегал узкий коридор – там были ещё какие-то комнаты, но туда Ната никого не повела, а друзья решили не наглеть. Люстры, обои, мебель – всё в квартире было добротно и качественно сделано в лучших традициях пятидесятых годов, когда, видимо, всё это покупалось и наклеивалось, но с тех пор всё успело устареть и обветшать – и квартира оставляла противоречивое впечатление былой роскоши и сегодняшнего запустения.

– И кто же у нас бабушка? – присвистнул от удивления Игорь.

– Скорее уж дедушка, – грустно ответила Ната, – он был генералом, героем Советского Союза, в его честь даже улицу назвали.

Друзья с восхищением смотрели на Нату, открывшуюся им вдруг с неожиданной стороны, а одновременно на большую комнату, на широкий стол, на зелёный абажур над ним. Картина напоминала им обстановку рабочих кружков начала двадцатого века – и так хотелось скорее провести заседание своего клуба!

Через неделю за этим столом собрались ребята и девчонки с их курса – всего человек десять. Ната заварила чай и поставила на стол вазочку с печеньем. Молодые люди были на редкость торжественны и серьёзны, как будто всеми овладело чувство причастности к чему-то великому, что совершается на их глазах и в чём им посчастливилось участвовать.

С основным докладом выступил Павел. Он горячо рассуждал о том, что понятие «общенародное государство» ненаучно и скрывает классовую сущность государственной машины. По факту же власть в стране захватила партийно-советская номенклатура, постепенно перерождающаяся в новую буржуазию.

– Советская номенклатура превратилась в новый правящий класс, – развивал основной тезис своего доклада Павел, – ни Маркс, ни Ленин не говорили ни о каком «общенародном государстве». Либо «диктатура буржуазии», либо «диктатура пролетариата» – третьего не дано. На мой взгляд, наше «общенародное государство» больше напоминает первое, чем второе.

Не все соглашались с точкой зрения Павла, спор получился острым и горячим. Настоящий спор, а не те вымученные дискуссии, которые иногда возникали на семинарах под строгим присмотром преподавателей. Взгляды высказывались самые разные, предлагались разные, иногда просто фантастические пути решения проблем, но в одном были согласны все – с Советским Союзом что-то не так.

– А мы-то чем можем помочь в этой ситуации? – когда страсти начали уже зашкаливать, задала вопрос Ната. – Что изменится от того, что мы здесь поговорим?

– В мире ничего, но в наших головах многое, – ответил Павел, – чем яснее мы будем понимать, что происходит вокруг, тем скорее мы решим, что надо делать. Скоро мы закончим институт и будем работать в разных местах, в том числе в советских, партийных и комсомольских органах. Если мы сохраним связь друг с другом, мы сможем совместно находить решение практических вопросов. Будем меняться сами – постепенно изменится и страна.

Ната пожала плечами, как бы говоря: «Не убедил!». Павел сам чувствовал, что ответ звучит немного по-детски, но он и правда пока не знал, какая реальная польза может быть от их клуба.

Глава 2

Следующий день начинался, как обычно. Друзья по старой традиции встретились во дворе и вместе пошли в институт, по дороге обсуждая вчерашнее заседание. Они так увлеклись беседой, что даже не заметили, как добрались до института. Первая пара была лекция, но аудиторию ещё не открыли, поэтому в коридоре собралась достаточно большая толпа студентов. Друзья сразу заметили, что вчерашние участники клуба обмениваются впечатлениями с однокурсниками. Некоторые студенты с интересом слушали и задавали вопросы – вчерашняя встреча явно не прошла незамеченной.

Тем временем появилась лаборантка с ключом, двери лекционной аудитории распахнулись – и толпа студентов шумно ввалилась внутрь. Прозвенел звонок, вошёл преподаватель – и началась лекция.

Павел слушал лектора и даже делал пометки в толстой тетради с клеёнчатой обложкой, но мыслями он был далеко.

Его переполняла радость от вчерашнего успеха. Как здорово, что всё получилось! – думал он. На следующее заседание придёт ещё больше людей. Потом можно будет снова вернуться к разговору с Михаилом – может быть, нам всё-таки дадут аудиторию? Что там Михаил говорил об исключении из комсомола? Какая ерунда! Мы ведь не враги Советской власти, наоборот, мы хотим дать социализму новое дыхание.

Так думал Павел и уже представлял себя на месте преподавателя. Лекционная аудитория буквально забита студентами. Здесь не только их однокурсники, но и ребята с других курсов и даже с других факультетов. Все воодушевлены, глаза горят, идёт горячая полемика, а он – дирижёр этого оркестра. Он купается в лучах славы. Все в институте знают и уважают его. Девчонки перешёптываются, когда он идёт по коридору, и бросают в его сторону быстрые кокетливые взгляды. Преподаватели с уважением пожимают ему руку. Все парни хотят с ним дружить, даже старшекурсники.

Поймав себя на этих грёзах, Павел невольно устыдился. Конечно, я затеваю всё не для этого, – убеждал он себя. Но в глубине души понимал, что и для этого тоже. А, может быть, и только для этого.

На второй лекционный час преподаватель чуть-чуть задержался. Он вошёл в аудиторию с недовольной миной на лице, как будто был чем-то расстроен. Он рассеянно оглядел студентов своим близоруким взглядом и тихо спросил:

– Павел Семёнов сегодня присутствует?

– Я здесь, – отозвался Павел и встал с места.

– Вас срочно просят зайти в комитет комсомола.

Миша Рогов показался Павлу каким-то озабоченным и растерянным. Он был в плаще и шляпе и ждал Павла у дверей комитета.

– Что-то срочное? – поинтересовался Павел, пожав ему руку.

– Тебя приглашают в обком партии, – был ответ.

– Зачем?

– Понятия не имею! Пошли быстрее – опаздываем.

До обкома быстрым шагом было минут десять, не больше. Всю дорогу Павел напряжённо размышлял: для чего меня приглашают в обком? Может быть, до них дошли уже сведения о первом заседании клуба, и они заинтересовались этой идеей? А что – помощь обкома была бы очень кстати: нужно решить вопрос с помещением, с размножением материалов, было бы неплохо по итогам заседаний готовить бюллетень и распространять его в комсомольских организациях города. Может быть, благодаря поддержке обкома, клуб получит общегородской статус? Это было бы замечательно!

Одновременно, споря с этими благостными размышлениями, в его сознании звучал другой, скептический голос, он говорил: что за ерунда? Как в обкоме могли так быстро обо всём узнать? А даже если и узнали, им же нужно время, чтобы разобраться. Побывать на заседании. Подготовить решение. Нет, быстро такие дела не делаются!

Так ум Павла мучительно сражался сам с собой, а в глубине души теплилась надежда на чудо: а вдруг сейчас произойдёт что-то настолько значительное, что полностью изменит всю его жизнь?!

На проходной обкома рядом с милицейским постом их уже ждал мужчина лет пятидесяти в тёмном костюме и белоснежной рубашке, туго перехваченной под воротником чёрным галстуком. Мужчина был кряжист и лысоват, на его бледном круглом лице не отражалось никаких чувств, тусклые глаза бутылочного цвета смотрели на мир как-то почти по-рыбьи, спокойно и невозмутимо.

– Привет, Миша! – коротко бросил он, подавая руку Рогову.