Война и Мир – 1802

– Как на Индию? Да ведь она же на краю света?! – возопил граф, чьи познания в географии всегда приводили в ужас домашнего учителя-француза.

– Войска дойдут. Ну конечно, те что в пути не подохнут. Жара, пустыня, жрать нечего, разве что конское мясо, да какую-нибудь там саранчу, или кто там у них водится, – князь еще раз глубоко вздохнул и принялся рассматривать не очень большой, всего-то с голубиное яйцо, алмаз у себя на перстне.

– Да неужели же все так ужасно? Куда же смотрят царевы министры, генералы, что же молчите вы? Так же мы всю армию погубим, к чертовой матери! – не сдержался граф.

– У государя теперь другие советники. Меня он выслушает, но не более того. Ныне его любимчик – это… ну ты помнишь его имя.

– О нет, – заныл граф, как будто у него заболел зуб, – это невозможно! бог не может допустить такое!

– Ну как видишь – допускает. После заключения мира с французами император желает в союзе с пруссаками воевать с Австрией, а также в кумпании с датчанами и шведами пойти войной на Англию.

– Да чем же ему Англия-то так досадила? – удивился граф и даже подскочил на стуле.

– А Мальту англичане захватили еще в минувшем году… а государь, как тебе известно – глава Мальтийского ордена. Я собственно и сам вошел теперь в состав священного совета ордена, но полагаю что в своей любви к братьям государь жертвует слишком уж многим. Ну он и обиделся, взыграло сердце. Решил он наказать непослушных англичан! Право слово, лучше бы вместо этих злосчастных островов было море, столько нам от них неприятностей. Казачье Войско Донское уже послано дабы завоевать Бухару и Хиву, а скоро и на Индию двинемся, без припасов, без обозов, прямиком через Персию!

– А что же Наполеон? – удивился граф Михайло, глядя на Александра Борисовича с изумлением во взоре.

– Наполеон считает Павла Петровича «русским Гамлетом», государь же в свою очередь отправил ему письмо с наказом «дорожить дружбой». А английским судам в наши порты заходить отныне запрещено. Я оставлен вице-канцлером и разбираю уж заодно и иностранные дела, обращал внимание государя на опасность войны с императором Наполеоном, но он и слушать не хочет. Подай ему дескать войну с англичанами, и все тут! В общем, будь наготове – скоро большие дела.

* * *

В это же время Черный барон, ведя свою коварную игру и направо и налево, внушал англичанам что им следует напасть на Россию немедля, и в то же время говорил Павлу I что островитяне – его злейшие враги, и с них следует начать российские воинские баталии, и совместно с Наполеоном завоевать неприступные британские острова, а заодно уж покорить и индийские колонии. Что же касается самого Бонапарта, то его не стоит опасаться вовсе, и он конечно никогда не посмеет нарушить свои союзнические обязательства перед Россией и собственно императором Павлом, которого очень высоко ценит и лично.

– Но ведь, барон, говорят что вы тесно связаны с Англией, и должны блюсти островные интересы? – спрашивал Павел Петрович с подозрением.

– Да что там хорошего на этом Альбионе, ваше величество? Дома все коричневые, смог, туман, никакой экологии, одна ностальгия. Они только и мечтают чтоб Крым у нас оттяпать, я точно знаю! Надо их сейчас додавить, а там уж и с Бонапартом разберемся, если он начнет рыпаться! У нас ведь только два союзника-то, армия и флот, это ж исторически верно!

– Блестящая мысль, надо будет запомнить и рассказать сыновьям, если придется их увидеть, этих изменников. Ну что ж, Борис… эээ… Валерьянович? Да, придется воевать с англичанами. Мальту им я простить не могу.

* * *

На следующей же неделе все намеки и поползновения царедворцев у подножия трона были опрокинуты одним ужасным известием – курьер с передовых позиций русской армии, загнав трех лошадей, донес что армада англичан наступает с моря, что балтийские порты взяты с налета за несколько часов и разбомблены ядрами с британских кораблей, и что британский десант вот-вот высадится близ Санкт-Петербурга, а наша армия поставлена практически в безвыходное положение. Превратив британцев из союзника в злейшего врага, Российская империя моментально очутилась чуть ли не на краю гибели.

Огромное сосредоточение сил Британской империи и ее колониальных владений, которое случилось в 1802 году и было направлено противу империи Российской, двинулось через море и сушу на восток и уже летом перешло морские и сухопутные границы России. Началась война, то есть событие несомненно противное, причем сразу всем чувствам и мыслям человека разумного, при котором совершалось столько злодеяний, обманов и воровства, что и помыслить было страшно, но решительно никто не почитал это в то время за преступления.

Историки с наивной уверенностью говорят, что причиной этого необычайного события были ошибки дипломатов, глупость и самоуверенность Павла I-го, властолюбие и психическое заболевание короля Георга и алчность его адмиралов, но мы-то с вами знаем, что подлинной причиной этого вошедшего во все учебники явления был тот весьма опасный эксперимент, выбранный для устранения опального олигарха Залысовского, что организовали в начале XXI века спецслужбы.

Главнокомандующим русскими войсками был назначен генерал от инфантерии Михаил Кутузов, как военачальник лично знакомый Павлу и ценимый им, а кроме того кавалер ордена св. Иоанна Иерусалимского. Однако и ему, одному из немногих фаворитов Екатерины, сумевшему удержаться и в царствование Павла, нелегко было спасти положение. Император, удалившийся в Гатчину, непрерывно производил смотры и маневры, однако же для войны решительно ничего не было готово, хотя ее и все ожидали. Не было единства командования, никак не могли принять общий план действий, все хотели как лучше а получалось решительно как всегда.

* * *

– Да вы что – с ума посходили? – с ненавистью спрашивал Павел у военного министра графа Аракчеева на спешном вечернем докладе. – Вы рекомендуете мне как можно скорее оставить мою северную столицу? Как сие возможно?!

– Английская эскадра под начальством Нельсона и Паркера вот-вот войдет на петербургский рейд, мы долго не продержимся, ваше величество, – отвечал Аракчеев, одновременно преданно глядя на Павла, как старый солдат, повернувши к нему свою коротко-обстриженную голову с висячим красным носом.

– А что же адмирал Ушаков? Наши средиземноморские силы?

– К сожалению наша флотилия не смогла достойно поддержать действия антианглийской коалиции. Остатки разбитой эскадры Ушакова ушли в Севастополь, британский флот превосходит российский многократно.

– А где же наш союзник Бонапарт? Почему он не спешит к нам на помощь?

– Такого гения как Бонапарте теперь к нам не дозовешься. Как видно французы заключили перемирие с британской короной, и придется нам самим отдуваться… Война с такими хитрыми бестиями как англичане требует глубокомысленнейшего знания военной науки. А король Георг еще до осени обещает быть в обеих российских столицах, – отвечал ему Аракчеев.

Как ни презирал Павел людей стоящих ниже его, как ни привык не считаться с чужим мнением, если только оно не вполне совпадало с его собственным, но тут он как будто замер, очевидно подавленный этим известием.

– Я приеду в Москву для совещания с моим народом. Надо воодушевить народ для ведения народной войны. Полагаю что московское дворянство поддержит меня в этих начинаниях. Не можем же мы отступать до Сибири, в конце концов!

– Под вашим скипетром, государь – хоть до Индии! – ответствовал ему военный министр не колеблясь, однако такая преданность на этот раз не порадовала государя.

– Ну уж это я полагаю лишнее. Ну каковы эти бриты. Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле. Передайте Кутузову, чтоб не смел сдавать по крайней мере Москву… иначе где ж я буду царствовать!

Аракчеев, сказавши что исполнит все в точности и немедля направит главнокомандующему рескрипт, покинул кабинет, придерживая шпагу на ходу. После этого государь позвал к себе статс-даму Лесистратову и наказал ей немедля отъехать из пределов северной столицы для исполнения особого поручения – передать личное послание королю Георгу III. Лиза выслушала все необычайно внимательно, взяла письмо и вышла, сделав глубокий реверанс, попросив только государя не доверяться более советам барона фон Залысовского, которого почему-то решительно не могла переносить. С похожим обращением обратился к графу Михайле Г. и его покровитель вице-канцлер князь Куракин.

* * *

– Ну вот и началось, голубчик, двунадесять языков на нас идут… и британцы, и индийцы, и бенгальцы, кого только нет! Говорят у них в войсках белого человека трудно отыскать, одни черномазые, ну разве что кроме офицеров. А ведь я предупреждал, чем кончится это заигрывание с Бонапарте да грызня с Британией, да кто ж меня слушал? Сначала по нам англичане пройдутся, а потом французы добавят, да впрочем и первых хватит.

– Неужели же все так ужасно?

– Посуди сам, сударь мой. Петербург оставляем, все бросаем, бежим впопыхах. Немного времени пройдет, и Москву сдадим. Народ уже бунтует. Из Северной Пальмиры все поразбежались. Народ перестает нас слушать, вчера мой камердинер отказался подавать мне на выбор двенадцатую табакерку, сказавши что хватит с меня и первых одиннадцати – можешь себе вообразить?

– Негодяи начали грубить, – догадливо сказал граф Г., – а разве вы не приказали его выпороть?

– Если так дела дальше пойдут, скоро нас самих пороть начнут. По улицам уже ходить нельзя без лакеев. Нет, вот что… ты ведь не токмо дворянин, но и офицер – езжай пожалуй что в действующую армию. Отвезешь письмо к генералу Кутузову, да и останешься при нем. Будешь там примечать, на ус все мотать, мне отписывать. Ну а уж если дойдет до того, что и Москву придется отдать…

– Что же тогда? – вопросил граф Г.

– Тогда… а вот что, тогда ты останешься там, прикинешься простым жителем, обывателем, а сам проберешься в неприятельский стан и убьешь ихнего командующего! А твой Морозявкин пущай всю Москву подпалит, вот что. Пускай уж не достается она никому!

– Ваше сиятельство, вы это всерьез? Да ведь меня за это расстреляют, а его вздернут в мгновение ока! Или наоборот, – граф Г. замер, очевидно вовсе не прельщаемый такой перспективой.

В ответ на это Александр Борисович помолчал несколько времени, а затем подошел к окну в кабинете, поглядев на серое с розовым закатное небо.

– Да ведь надобно иногда делать над собой такое усилие, чтобы думать о родине, а не токмо о себе, не просто ловить рубли, кресты и чины… Ладно, ступай. Письмо с подробными инструкциями тебе доставят после.

* * *

В это время Лиза Лесистратова, сопровождаемая небольшим конвоем из казаков и трубачом, скакала к британским аванпостам, располагавшимся столь близко от северной столицы, что ее казалось можно уже было взять за один переход британских войск. Она была остановлена англичанами-кавалеристами. Унтер-офицер армии Его величества, увидев ее выезд, проворчал какое-то ругательство и грубо прикрикнул на русскую статс-даму, приказывая ей немедля остановиться.

Для Лесистратовой, уже привыкшей что к ней обращаются не иначе как «ваше высокопревосходительство», после недавнего общения накоротке с самим государем, после близости с высшей властью, такое непочтительно отношение очевидно враждебных сил, да еще и на российской земле, было крайне оскорбительно. Правда в былую бытность свою на государевой службе она выполняла много деликатных поручений Тайной экспедиции и часто попадала в затруднительные ситуации, однако же это уже несколько забылось, уйдя в прошлое.

Сдержав гнев, Лесистратова назвала себя и сказала о своем деле. Навстречу ей из деревни приехал полковник и несколько солдат в красных однобортных мундирах, с белыми султанчиками на киверах и в белых походных штанах, которые должны были отвести ее к командующему британскими войсками генералу Веллингтону.

– Какая-то наглая русская шлюха, говорит что она статс-дама и посланница, – так отрекомендовал ее часовой полковнику. – Они разъезжают тут как по своей собственной территории, а иногда залезают и на наш прекрасный остров, от них столь же трудно избавиться как от блох на болонке.

– Но все равно следует отвести ее к Веллингтону, – промолвил полковник, – этого требует дисциплина.

Лиза полагала быть скоро представлена главнокомандующему, однако же вместо этого часовые задерживали ее у каждого селения. Наконец вызванный адъютант передового корпуса британской пехоты препроводил ее в деревню к адмиралу Горацио Нельсону, национальному герою Британии, командующему британской флотилией, игравшей важную роль в наступлении англичан на море.