Африканский дневник

– «Вот – видите: вы – не жильцы»…

– «Для чего вам вода, рукомойник, белье на постель»…

– «Не нуждаемся в вас», – провожает глазами сердитая крылоголовая женщина.

Пляшем в качаемой лодке на сини залива; и там где-то грохнуло: с каменных фортов.

* * *

Стоит – пароход; из Германии, с грузом железа; потащится к Янг-Тсе-Киангу – через Суэц и Цейлон; капитан с бородой Черномора, блистающий золотом ясных нашивок на синем мундире, кричит на команду китайцев; вон тот голоногий китаец в соломенной шляпе, со свернутой черной косой, в темносинем, оливковым ликом лопочет у кучки канатов; слуга, вероятно, берлинец (по говору) – тащит в каюту:

– «Здесь можно и – жить, и – писать».

– «Вот и столик».

– «И полочка»…

Подали чай: комфортабельно! Вот молодой офицер, пробегая, бросает:

– «Mahlzeit».

Угощают вкуснейшим немецким печеньем.

* * *

Поплыли: немая стена в горностаевой пене прибоя, поднятая аспидным роем утесов, – отходит: на северо-запад; отчетливый верх – прокремнел; и – бледнел; каменистый рельеф улегчается вновь натяжением линий, чертимых из воздуха; скоро угасли зигзаги, последний неясный зигзаг исчезал.

И – как есть ничего.

    Брюссель 912 года

Arcadia

Четверо суток качались в волнах; за обедом, за завтраком – не было скуки; старик капитан, уроженец холмистого Штутгарта, – тридцать лет плавал; старик угощал нас печеньем, печеными яблоками и разговорами о чудовищных спрутах и змеях; мы были, как дома; взбирались на мостик; берлинец, морской офицер, баловал нас, давая роскошные книги с картинками; старший механик водил за собою в машины.

Команда китайцев, свернув свои косы, тянула сырые канаты; а нос поднимался медленно – кверху; и книзу опять опускался.

Вот – утро: бежим в офицерскую; ласковый немец слуга нас встречает:

– «Mahlzeit».

Расставляет перед нами горячий кофе, печенье и мясо; потом поднимаемся; под капитанскою вышкой, под тэнтом садимся в шезлонг; погружаемся – в плески…

* * *

Три дня мы плывем: ни клочечка земли; разыгралась поверхность, порой разверзаясь пучинами лабрадорного цвета; я думаю о сокрытой под нами таинственной жизни глубин – о чудовищных спрутах; они поднимаются редко к поверхности; у берегов Ньюфаундленда был найден один такой спрут, у которого туловище обнимало 5 футов, а каждая щупальца простиралась на шесть саженей, угрожая своей трехвершковой присоской; точно такое же чудовище найдено было у побережий Аляски, у острова Павла[64 - Индийский океан.]; у спрута – зеленый, светящийся глаз; пред собою увидеть его под водою – не очень приятно.

Я думал о рыбах глубин, разрываемых в воздухе, думал о странных созданиях, у которых два глаза сидят на длиннейших, вращаемых стержнях; я думал о рыбах, бросающих свет – перед собою; и я думал о прочих морских чудесах, обнаруженных экспедицией монакского князя.

* * *

Потом начинали бродить по «Arcadia» мы; на ларях отдыхала команда; вот куча ларей отделила корму; мы, вскарабкавшись, перебегаем по ящикам; и – попадаем совсем неожиданно на… скотный двор: в клетках хрюкают свиньи, кудахтает курица; тащится тихо ленивый баран на свободе; над свиньями высится кормовая, высокая палуба: там измеряют матросы глубины.

Вчера плыли мы посередине лазурного моря; и синие сини ходили вокруг в лабрадорных оттенках; сегодня же море жижеет; и плещутся мутные зелени в крепнущем жаре; склонилися к берегу Триполи; тут угрожают песчаные мели; и измеряют тут целыми днями морские глубины матросы.

Порою бросаем мы взор на приподнятый мостик; старик капитан ходит взад и вперед там; и мы поднимаемся смело по лесенке (он разрешил нам к нему подниматься); он тыкает пальцем в огромную карту:

– «Вот здесь мы».

– «Вот видите – Крит».

– «Мы его миновали уже».

– «И теперь поплывем параллельно Египту».

– «А что же рисование»?

Ася приходит с картоном; старик, расправляя седины, садится – позировать, Ася рисует его; между ними – нежнейшая дружба; старик все зовет нас с собой:

– «Ну чего вам в Египте: воспользуйтесь случаем, что мы плывем так далеко; я вас бы оставил охотно; вы нам не мешаете: наоборот, веселее плыть вместе; увидите Индию, Ян-Тсе-Кианг; а в Японии будем стоять мы два месяца; можете вы осмотреть всю страну.»

Нас прельщает далекое плаванье, – но… – мы без денег: в Каире ждут деньги, наверное; но ждать «Arcadia» нас не намерена: даже в Суэце она не останется, прямо пройдет через Красное море – до Индии:

– «Вот в Порт-Саиде всю ночь будут нас грузить углем; с рассветом пойдем мы Суэцким каналом; и после мы в море на 23 сутки».

Мне – грустно: мне хочется в Красное море; рукою подать. Недалеко Суэц; дальше – Рас-Магомет, оконечности каменистой Аравии: там возвышается в далях, над мысом – Синай; недалеко ведь Джедда; все Красное море длиною каких-нибудь две с половиной тысячи километров; мерещутся: Мекка, Медина и Мокка; мерещется мне Суаким, где заширится море, мерещутся красные краски его (от растения из «trichodesmies»); Баб-эль-Мандеб, или «ворота из слез» – вспоминаю: Аден, океан.

Нет, довольно мечтать.

– «Вот как выйдем мы в Красное Море, – охватит жара», – продолжает болтать капитан.

Разговор переходит на змеи:

– «Конечно, громадные змеи – не сказка: свидетели есть у меня; и – видавшие… Э, да не верьте ученым: ученые просто не видели их; меньше шансов увидеть им; мы моряки, эти шансы имеем; мы – видим; и вот, в этих водах они – тоже водятся»…

Мы – умолкаем, и я вспоминаю невольно: все ужасы моря; сказанья о страшных кальмарах встают: осьминог может в бездну, схватив своим клювом, увлечь за собою корабль; по преданию древности: есть осьминоги длиной с настоящую милю; мне вспомнился бой с осьминогом, описанный Виктором Гюго, и чудовищный бой, нарисованный Жюль-Верном.

* * *

Пучины, волнуясь, кипят; наклонившись за борт и держа рукой шляпу, вперяюсь глазами в водовороты кормы; здесь, в воде, укрывается жизнь: Средиземное море – обильно; под этой поверхностью ерзают быстро миноги (длиною до метра); во тьме серопепельный скат пронесся летучею мышью под нами белесым своим животом; здесь живут осетры в десять метров, питаясь мелкой рыбкой; акулы, не слишком большие[65 - В 12 фунтов.], оскалясь, проносятся вверх животом, догоняя летящий с поверхности наискось, вниз, в глубину треугольник тунцов[66 - Рыба с черно-синей спиной и серебристым животом.]; зеленеют, желтеют, лазурятся телом мурены; и барбумы, райские птицы морей, у поверхности – ярко огнятся; анчоусы, стаи коньков и других «pleuranectes» здесь водятся, – скаты; и даже: встречали в волнах Средиземного моря – больших кашалотов, которых тела – только пасти с желудками; средь зоофитов здесь водятся губки, бероэ, рои голутурий, ципиды, лучающие фосфорный блеск; и оранжевым кружевом галеолфа – цветет, освещаема, солнышком; раки, лангусты, морские ежи, эвриолы, атланты и цинтии, переплетаясь родами и видами – множатся в водах; и зреет на ракушке цвет перламутра; пучина ж – пустынно кипит.

* * *

Тусклый вечер; старик капитан распустил свою бороду в ветре; кроваво садится за морем круг солнца; он, вот – тусклый круг: желтокарие сумерки светятся: странные сумерки!

– «Солнце садится в пески», – говорит капитан, подойдя, – «то – оттенок пустыни; мы – близко от берега».

Все – изменилось: цвет неба, цвет моря, оттенки заката; стоит яркий жар; и – безветрие; ширится там, от египетской, близкой земли тускловатая мгла.