Африканский дневник

«Да, да, да: вы и я – христиане; мы – братья; о, право же: далеко не все наши, арабы, погрязли в невежестве; мы насаждаем культуру, как можем… Увидите вот».

«Вы, конечно, заедете скоро ко мне: я у вас побываю, конечно, мы будем видаться».

Надеюсь, что – нет!

Измалия: станция; поезд остановил канал, пересекши пустынный рукав.

Всюду зелень стеблем и листом испышнилась под солнце из черной земли; это – действие ила разлива; какие-то красноногие ласточки с серой головкой – не наши!

Уже Загазиг: это – город (торговый); несемся средь лепки каких-то гноящихся грязью домишек, торчащих из сора и сена базаров, несемся среди закоулков, увешанных синим и черным тряпьем, среди которых толпа сине-черных феллахов ломает о поезд свои истеричные жесты; на корточках греются около хижин; то – комья просохшего ила; и хижины праздно глазеют на нас прозиявшими дырами маленьких окон; чернея хитонами, в черных вуалях, спадающих с носа на нижние части смеющихся лиц; как монашки, скромнеют в толпе феллахини: насмешливо бросила черные взоры одна округленным, безротым, но будто смеющимся личиком, полуоткрытым: двуглазка какая-то, – черная ласточка?

– «Многие феллахини уже пооткрыли лицо; независимее они, надо правду сказать, наших косных сириек».

– «Ах, Сирия, Сирия!»

* * *

Издали вновь показались пустейшие бельма пустыни грядою холмов моккатамских; на склоне холмов зачернели квадраты каирских домов.

«Пирамида», – сказал мне сириец; но – пыль проглотила ее.

«Пирамида».

«Где?»

«Там!»

В желтобуром от пыли пространстве чернели теперь треугольники.

– «Много их тут».

Треугольники спрятались; поезд понесся в протертых постройках, протертых песками, пылающих пеклом; и справа и слева торчали тончайшие палочки, палицы, пальца, дубины: тела минаретов.

– «Смотри», – усмехнулась Ася, – «какие пошли каланчи!»

Вот плеснули в окно балахонные волны феллахов; резнули несносные крики; непереносные запахи ели – нам ноздри; порхали халаты:

– «Каир!»

    Каир 911 года

«Хаха»

– «Хаха-хаха!»

– «А!»

«Хаха!» – кричало.

Могли бы пожить мы и в Бискре; могли бы увидеть Гафсу, Габес, Сфакс: нас тянуло в Египет.

И черная стая кидала меня в фаэтон; и размененный фунт испарялся (запрыгали быстро доллары в темных ладонях); носатый извозчик плаксиво визжал с высоты своих козел; сириец, забывший свой лоск, издавал как и все, что меня окружало, не гордые звуки:

– «А!»

– «Хаха», – указывая, куда следует нас отвезти.

– «Хаха, хаха!» – ответствовал извозчик; и – тыкался носом в сирийца и в нас; рассыпалося сено и сор; пред тюками на всех языках голосили:

– «See!»

– «Mare!»

– «Mer!»

– «Thalassa!»

Прыгнул обвязанный, кожаный, желтый сундук: саквояжи летели, как мячики; мячиком выкатил потный турист, заморгавший глазами навыкате: сыпалось сено и сор.

И рыдало «а-хаха» из ртов: и мы назвали «хахами» этих кричащих феллахов; и «хахи» в Каире гонялись за нами – носами и ртами: кричали:

– «Бакшиш!»

Все есть вымысел: «Хаха», которого с Асей придумали мы, воплотилась однажды для нас в настоящее имя; и наш проводник Ахмет-Хаха носил его; «Хаха» – феллашский «Иванов»; фамилия Хахи с тех пор – для меня нарицательна; все египтяне суть «хахи», или – вымыслы, призраки: так облеченное ныне в абассию ваше же тело – они; неуютно склониться над собственным… телом: и жуткостью дышит Египет: он – тело, которое сбросили, – труп; мы – над собственной тризной; отсюда – и муки, и казни; и – бегство; давно мы бежали отсюда; и – плен: полонил нас Каир!

* * *

Резнул «style oriental», или – подделка; культура Тунисии есть примитив; а культура Египта – барокко; меж тем Фатимиды создали Кахеру; сказалось губительно действие климата: испепелило культуру; такие фигуры, как строгий султан Нуреддин, или гуманный султан Саладин, – прошли сном.

* * *

Вот отель.

И какая-то хаха проводит в чулан: в нашу комнату; грязь – на постелях: пыль, пыль; сколько стоит? Цена этой комнаты – в перворазрядном отеле Палермо такая цена; вдвое менее стоил тунисский наш номер в отеле «Эймон»; проклинаем сирийца, сюда нас заславшего; грустно стоим над вещами; а хаха – уходит; зову.

– «Но послушайте: этими полотенцами утирались не менее десяти рослых парней!»

И хаха приносит… одно полотенце; уходит; зову:

«Но послушайте: это белье на постели; тут спали солдаты».

И хаха приносит – белье; и уходит: зову:

«В рукомойнике – слышите? – нету воды!»

Появилась вода.

«Нет, постойте: здесь негде присесть: оботрите».