– И я верю! Но только запомни, что для каждого меча всегда должны быть отменные ножны. Иначе ржой покроется то совершенное оружие, затупится затем и вовсе сломается. И не будет уже того булатного меча, что отсечёт головы всем своим врагам. Нет у меня, друг, пока таких ножен. Я знаю, как воевать и как готовить отменных воинов. Я могу стрелу посылать из своего степного лука на три сотни шагов и попасть в цель. Я готов выйти биться на мечах и саблях один против десятерых врагов. Но не могу я такое хозяйство вести, где требуется кропотливый ежедневный контроль и учёт за всем тем, что в поместье находится и делается. Как мне всем своим ратным делом заниматься, когда голова только о сортах пшеницы да парах онучей и рваных сапог болит?! Поставил я по хозяйству старшину сотни Лавра Буриславовича. Но ведь и он, какой бы там не был хваткий и умелый, а все же по сути, больше воин со всеми своими специфическими знаниями и умениями, ну никакой он не чистый хозяйственник, как положено на то управляющему.
– Трудно мне, Парфён, без надёжного помощника, – и замолчал, глядя в пол.
В избе надолго повисла пауза. Парфён сидел, задумавшись, тихонько вздыхая, и молчал смущённо.
– Дело-то какое ответственное, хозяин!
Сотник взглянул на него и усмехнулся:
– А то! Только настоящим, проникнутым пониманием важности такое по плечу! Справишься, Васильевич, будешь мне верным помощником?! Станешь лучшими ножнами для нашего будущего булатного меча, что мы с тобой здесь выкуем?! – и задорно глядя, подмигнул.
Парфён махнул рукой, рассмеялся искренне и от души, словно скидывая камень с души, вот так в первый раз за всё-то время, что был в усадьбе. И ответил с горящими глазами:
– А буду, хозяин! Я за тобой в огонь и в воду пойду, ты же мне жизнь спас от смерти лютой, покарав злодеев и дело за тобой, как я вижу, честное и светлое. В лепёшку расшибусь, а слажу лучшие ножны, что только есть во всём нашем мире!
– Вот и ладно, Васильевич, принимается! Но только с одним условием, негоже тебе меня хозяином звать, коли ты моим первым помощником будешь, и в своём лице всю важную тыловую, хозяйственную, то бишь службу представлять будешь. Зови ты меня Андреем Ивановичем, и только так! Очень тебя Христом Богом прошу. И в лепёшку расшибаться не спеши, ты мне целый и здоровый здесь нужен, чтобы энергией и задором бил через край, до каждой мелочи доходя. По рукам?!
И двое потрёпанных жизнью мужчин крепко их стиснули, заключив свой искренний, честный союз.
– С Лавром Буриславовичем мы уже переговорили, и он сам тебя посоветовал как грамотного и честного управляющего. Я полагаю, что общий язык и понимание вы с ним завсегда найдёте, так что ты седмицу пока с ним походи, приглядись ко всему, а там я уже тебя всем представлю как управляющего нашего поместья по хозяйству и моего заместителя по тылу.
– Может, какие-то вопросы у тебя есть, помощник, дела незавершенные в Новгороде или…кхм…извини, семейные вопросы?
Парфён опустил глаза и вздохнул:
– Да, есть у меня два дела, Андрей Иванович, что душу мне тяготят. Это предать земле, по-человечески, останки семьи и того торгового каравана, что под озером Ямным истерзаны были. Крест там поставить хочу, и помолиться за невинно убиенные души на их могиле. И второе дело меня тяготит, даже и не знаю, как сказать, но и держать его в себе не могу. Это долг мой купеческий рядный, под тот товар, что я вёз к сбыту на торг. Не могу я у тебя легко служить, Андрей Иванович, зная, что висит на мне незавершённое обязательство, ведь не вор я и никогда им быть не могу.
– Хм…однако, – промолвил Сотник, – То достойно с твоей стороны, Васильевич, что перетерпев зло такое ты в первую очередь о своём честном имени печёшься и не ссылаешься на страшную долю, что выпала тебе. Как велик твой долг перед заимодавцем, и кто он такой, мне поведай?
– Один из старшин купцов-суконщиков Жидислав, у которого три лавки свои на торгу в Великом Новгороде стоят.
Сотник нахмурился и пристально посмотрел на Парфёна:
– А по отчеству твой Жидислав не Супея ли сыном будет?
– Точно так, – ответил ему бывший купец, – Ты его знаешь, Иванович? Андрей нахмурился и откинулся назад, что-то обдумывая про себя.
– Нет, друг, лично я с ним не знаком. Но как видно, по всему, все же придётся. Есть у меня некоторые вопросы к этому купцу, пока что личного характера, может, со временем, и тебе я о них поведаю. Пока же не проси и, увидев, как кивнул согласно Парфён, продолжил. А, каков твой долг, и как вы срядились, подскажи.
– Да как обычно, Андрей Иванович, Жидислав ссудил мне 30 гривен под товар отличного качества сукна фламандских мастеров, что следовало отвезти для розничной торговли во Владимир и забрать там, на ту же сумму, шёлковых тканей. На обратном же пути я должен был присоединиться со своей семьёй к тому каравану, что шёл с восточными тканями из далёкого магометанского юга. Двадцатью гривнами в случае непредвиденных обстоятельств мой заём покрывался всем моим имуществом–лавочкой на новгородском торгу да усадебкой в Словенском конце Новгорода. Стало быть, десять гривен долга осталось за мной после того разбоя лютого, что погубил весь наш торговый караван со всеми его людьми.
– Скажи мне, друг, – продолжал беседу Сотник,– А был ли кто-нибудь с тобой от твоего купца-товарища в том самом несчастном походе?
– Да, конечно, Супеич со мной своего приказчика в помощь послал, Душана с его помощниками Забродом и Лудом.
-Так-так-так, – проговорил, задумавшись Сотник, – И вы всю дорогу вместе ехали он самого Великого Новгорода до Владимира и обратно? – и взглянул остро.
– Да нет, Иванович, не всю, прав ты. Сейчас вспоминаю, что после Яжелбиц, уже на обратном нашем пути, Душан мне сказал, что нужно ему со своими людьми срочно выехать верхом в Новгород по такому делу, которое не требует никаких отлагательств.
– И что, вот так резко взял ни с того, ни с сего и сказал? А с чего он вообще это взял-то?
– Так он сказал, что для него весточку его хозяин передал через хозяина постоялого двора Жмудина из этих самых Яжелбиц.
– Так-так-так, –опять проговорил сотник, –Становится всё интереснее и интереснее.
– Андрей Иванович! Ты никак подозреваешь, в чём нехорошем Жидислава? Так брось, не мог он ничего замыслить худого, пять лет мы с ним вместе дела делали, хоть бы на векшу меня обманул когда, да и хозяин дорожного подворья сам, как я помню, приказчику грамотку отдавал при мне же.
– Ладно, ладно Васильич, успокойся, я же просто с тобой беседую. Извини, что заставил вспомнить горькое. Давай-ка ты иди уже к старшине, а по поводу того долга в десять гривен, что были не покрыты твоим имуществом, не волнуйся.
– Я его на себя беру, и уже сам с Жидославом за тебя рассчитаюсь в скорости. А ты иди уже да скажи там бабанькам, пусть в избу заходят, а то у них там тесто вот-вот поди с опарницы убежит.
И когда тот вышел, сидел и долго думал под негромкий разговор хозяек на кухне да стук скалок, раскатывающих кругляши теста под будущий пирог с рыбой.
По всему выходило, что честного купца Парфёна подставил злодей купец Жидислав. Завладев его товаром на тридцать гривен, да ещё и захватив всё имущество, более чем на двадцать, и ещё долг оставил на заведомо умученном человеке в десять гривен. И ведь знал подлец, что с ним вся семья возвращаться будет, жена с тремя малыми детками. Это, каким же надо извергом то быть! Ведь всё спланировал отменно. И людей своих в торговый поход приставил, и с хозяином подворья Яжелбиц Жмудином да атаманом разбойников столковался. Одного только он предусмотреть не смог, что выживет тот добрый купец Парфён, всем своим смертям назло, а атаман Свиря Кривой уже перед тем, как уйти за кромку, напрудив под себя от страшных предчувствий, сам поведает Андрею и разведчику Варуну о всех своих связях с тем коварным купцом суконщиком.
Зло не должно оставаться ненаказанным, и со всем этим нужно было что-то делать. И прежде всего, стоило посоветоваться с Варуном.
Глава 5.Планы Сотника и Варуна.
Звон била известил всех находящихся в усадьбе, что подходит время обеда. Плотники и столяры откладывали в сторону свои топоры и рубанки, дружинные десятки убирали учебные мечи и копья в специальные стойки, а степное звено торопилось почистить и покормить своих лошадей. Следовало поскорее всё прибрать порядком, чтобы спокойно умыться и приступить к трапезе за большим общим столом. Накрывали его хозяйки большими холщовыми скатертями и заставляли снедью, что готовилась тут же, напротив, в общей штабной избе. Сегодня на обед в больших глиняных горшках была традиционная каша из дроблёной пшеницы, заправленная топлёным маслом, а также уха из свежее пойманной речной рыбы. Ну и каждому досталось по хорошему кусу варёного мяса от только недавно забитого бычка. Из овощей были только пареная репа да лук, так как сказывался уже весенний недостаток с продуктами. Подвоза-то уже не было, а то старое, что было взято с добычей в разбойных станах, уже подходило к концу, и нужно было ждать ещё пару, тройку седмиц до прибытия новых караванов по реке.
Пока что не голодали, ибо восполнить растрачиваемую тяжёлым трудом энергию, в усадьбе ещё было чем. Запив всё тёплым напитком из мёда, разведённого в кипячёной воде с пряными травами, все отправились на традиционный послеобеденный отдых. Русская сиеста не была такой долгой как во многих жарких странах, но час/полтора послеобеденного отдыха – это дело святое. Кто-то разошёлся по своим юртам, кто-то устроился на завалинке или на лавочках двора, подставляя лицо ласковому весеннему солнышку, а вот два известных «бокогрея» усадьбы дед Кузьма да Парфён всё норовили пристроиться к горячей печке избы. И даже грозная Фёкла давно уже смирилась с этой их вредной привычкой, и не ворчала как прежде.
– Как-никак начальство отдыхает!
Всё затихло в усадьбе, и даже непоседливые малыши, во главе с внуком Кузьмы Ваняткой, тихонько сидели у амбара и возились себе в насыпанном специально для них речном песочке.
– Варун, потолковать надо, – тихонько окликнул пристроившегося на скамье друга Сотник.
– Ну вот, никакого покоя мне нет! – традиционно начал ворчать себе под нос ветеран, тем не менее, скоро встав и следуя за командиром.
– Ладно, не бурчи, старый, успеешь ещё зимой в своей берлоге выспаться, – подначил Андрей командира разведчиков, и мужчины присели рядышком на дальней завалинке.
– У меня к тебе, собственно, два вопроса будет, Фотич, – начал беседу Сотник, – И первый вопрос, что мы будем делать с той информацией, то есть, вернее, с той вестью, что получили от бывшего старосты Чудина в наш крайний выход?
Варун поскрёб голову и, взглянув на Сотника, усмехнулся.
– Видать, не только у меня голова за это болит, а я уж думал, что отпустил ты ту весточку на ветер, Иваныч.
– Да нет, не отпустил как видишь, –задумался, вспоминая былое, Андрей.
Месяц назад, когда была уничтожена лютая ватага язычника Чудина, при допросе пленённого старосты, тот, чтобы только вымолить себе лёгкую смерть рассказал тогда очень и очень много интересного, умеющему спрашивать Варуну.
Первая важная информация касалась подельников атамана, свивших своё гнездо в самом Великом Новгороде. Были там связи с теми, кто с охотой сбывал награбленное злодеями добро и с теми, кто давал ватаге весточку о наиболее лакомых торговых караванах, что выходили в путь, и даже о тех, кто всему этому покровительствовал и покрывал всё это свыше. Ниточки тянулись очень далеко вверх, и оборвать их всех разом было пока делом немыслимым, а вот ударить по прямым организаторам и исполнителям было возможно. Но только для этого требовалась вся информация, чтобы подобраться как можно ближе и прихлопнуть одним махом всех пауков. Вот это и обсуждали в деталях Сотник и командир разведки/контрразведки в одном лице.
– Но это будет, скорее, вторым вопросом, Фотич, – продолжил Андрей,– Сам понимаешь, «абы как» туда в верх не подобраться и придётся, похоже, опять просить помощи у нашего друга Путяты. Вот ни за что я не поверю, чтобы у купца первой Новгородской гильдии не было бы своей агентуры среди тех, кто приглядывает за порядком на торгу, да и вообще в городе. Ну и знать он связке купцов Жидислава со Свирей и Остромира с Чудином что-нибудь, хотя бы виде тех же слухов должен. Как-никак купцы эти сильные, и влияние в своей среде имеют. И я не удивлюсь, мой друг, если они даже связаны меж собой как-нибудь в итоге окажутся, – продолжал развивать свою мысль Сотник, – Вот сам посмотри, один купец Жидислав занимается сукном да тканями, и разбойников Свири Кривого он наводил именно на такие караваны, что как раз такой товар и возили. А вот взять купца Остромира, что с Чудином Мечником был в сговоре, так вот тот всё больше по дорогому железу, булату и дамаску свой интерес имел. Ну и, соответственно, по тем изделиям, которые из этого самого железа и выходят, то есть по элитному оружию и броне, каким он же сам и торгует. А из всего этого я делаю вывод, что у них на лицо имеется какой-то сговор между собой. Один из них занимается сукном, тканями и всем тем, что с этим связано, и при этом не перебегает дорогу купцу «металлисту». А коли попадёт к ним какой-нибудь конкурентный товар в руки, так, похоже, они своему товарищу его и передают для дальнейшего сбыта с последующим расчётом. Как говорится, «бизнес и ничего, кроме бизнеса», – и, увидев удивлённые глаза Варуна, поправился, –Я говорю, торг и ничего, кроме торга, всё ради барыша, ради прибыли. А вот то, что при этом реки крови льются от этого самого организованного ими же злодейства, их, похоже, это совсем даже не смущает. «Людишек» то они как бы за мошек держат. Ну, прихлопнули их подельники десяток, другой! Подумаешь! Другие народятся, как вон те на соседнем болоте.
Варун сидел молча и смотрел с уважением на командира: