Галя

Потом повествование переходило на театр Гоголя, где в те же годы первый Дима работал осветителем и устраивал настоящий праздничный стол для голодных артистов, раздобыв по счастливой случайности банку солёных огурцов и чёрного хлеба. Такие истории повергали меня в шок.

Истории же второго Димы были сюрреальны и походили скорее на сюжеты из фильмов Бунюэля. Однажды утром, спускаясь в фойе из номера вологодской гостиницы, где он остановился на время своей командировки, худенький Дмитрий ощутил на себе пристальные и восхищённые взгляды других постояльцев и гостиничного персонала. Более того, все они стали аплодировать ему и кричать «браво». Всё это так стушевало его, что он готов был повернуть обратно, чтобы запереться у себя в номере. Но он и так опаздывал на деловую встречу, поэтому набрался храбрости и пошёл к выходу. На полпути его остановил портье. Когда же тот торжественно вручил ему стопку бумажных банкнот, Диме совсем стало не по себе. Вернувшись после заключения сделки, он первым делом направился в гостиничный бар. Отвечая на вопрос, что произошло сегодня утром, бармен объяснил Дмитрию, что на самом деле всё произошло ещё вчера вечером. И он поведал историю, как уставшего Дмитрия, который был не в состоянии самостоятельно стоять на ногах, до номера несли под руки две девушки. Дмитрий же восторженным голосом кричал на весь отель «всех люблю» и разбрасывал всем вокруг бумажные деньги.

Слушая эти истории, мне становилось стыдно, что я, непонятно зачем, так далеко живу теперь.

Нотный киоск в консерватории оказался закрыт до окончания новогодних каникул, до конца моего отпуска, и, чтобы не возвращаться с пустыми руками, я скупил все кроме второго концерты Рахманинова у одного букиниста. Но и этого для тебя мне казалось мало. Что было бы ещё тебе подарить? Я гулял по заснеженной Москве, радовался настоящему морозу, всматривался в бесстрастные глаза икон в маленьких кособоких церквушках, разглядывал румяных девушек в настоящих шубах. Ты жила здесь. Как ты могла отсюда уехать? Как мог я отсюда уехать? Изгнание из сада? Из детского?

* * *

Я вернулся из Москвы в первых числах января. Тебя, я знал, ещё не было, и точная дата твоего возвращения была неизвестна. На следующий день после приезда я уже вышел на место новой работы и в стрессе зубрил новые для меня технологии. Работа и зубрёжка так поглотили меня, что в таком состоянии мне было стыдно думать о тебе – я не хотел, чтобы до тебя доносились те нудные, сухие волны теории, в которые я был теперь погружён с головой. До твоего приезда я смогу выплыть, освоиться и вернуть ту лёгкость, которой можно уже делиться. А пока, оказалось, даже хорошо, что тебя нет в городе.

В новом коллективе большую долю составляли женщины, и в лофте офиса часто стоял беззаботный девичий щебет. Была пара красивых лиц, и в меня вселилась уверенность, что именно с ними я и буду дружить впоследствии: когда ты осознаешь власть и силу собственной красоты, мне потребуется поддержка подруг и советчиц.

Работа впоследствии часто отвлекала меня от неудач в отношениях с тобой, и я ловил себя на мыслях, что в офисе ты меня почти совсем не тревожишь, что я легко и полностью отдаюсь любимым логическим задачам и проблемам, совещаниям и дискуссиям. Работа окрыляла, захватывала и давала силы и уверенность в себе, в своих способностях. Но как только я переступал порог фирмы наружу, мной всецело овладевали мысли о тебе. Уверенность улетучивалась уже на второй-третьей минуте, на пятой-шестой сотне метров и пропадала полностью возле храма. Чётко вырисовывались границы двух миров: один мир решительности, силы и признания с центром внимания на работе и второй мир с эпицентром-тобой. Он тоже был сильным, летящим и, конечно, более ярким чем первый. Только в твоём мире мне приходилось ежечасно что-то доказывать – что-то, на что в первом мире доказательств совсем не требовалось. Эти два мира соприкасались и даже проникались друг другом. И в храм я приходил то из одного, то из другого – то сильным, то неуверенным. И всё же мир, где центром всего постепенно и неизбежно становилась ты, был главным. Остальное необходимо было лишь для равновесия, для баланса: работа, дочь, приятели.

Ты спросишь, где же у меня Бог?

Я скажу, что к Нему можно испытывать разные чувства – и не больше ли радости Ему от потерянного и вновь найденного ягнёнка, чем от девяносто девяти послушных, предсказуемых овец. Где у меня Бог? Я звал Его с собой: «Пойдём со мной за грибами. Пойдём встречать Галю. Пойдём со мной разрисовывать ночью улицу». Я с каких-то пор стал обращаться к Нему как к попутчику, предлагая Богу смотреть на тебя моим глазами, дарить тебе ноты общими руками. Я звал Его в свидетели во всём, что касалось тебя. И конечно, боялся что-либо опошлить.

Ты появилась на литургии двумя неделями позже.

17 января

Я всячески обходил тебя стороной и лишь издали вглядывался и знакомился с тобой заново. Пакет с московскими подарками пришлось попросить передать тебе с Наташей из иконной лавки. Когда-то эта маленькая женщина обласкала меня парой искренних, добрых слов и уже этим полностью завоевала моё доверие. Она радостно согласилась поучаствовать в таком деле, хоть и с благодушной улыбкой приговаривала: «Ох, не пара тебе Галя!». Было приятно наблюдать, как Наташа подошла к тебе сбоку, приложила губы к платку возле уха и передала свёрток. Ты, недолго думая, раскрыла пакет, заглянула в него и широко заулыбалась. Я довольный уехал домой. Вера в то, что в следующий раз ты уже сама подойдёшь ко мне хотя бы из вежливости, окрыляла – впереди целая неделя счастья… и оно уже через час постучалось в двери через сеть «дневники»:

– «Большое Вам спасибо за такие подарки! Отдельное спасибо за иконы, очень Вам благодарна! За варежки огромное спасибо. Классные. Сегодня не видела Вас в Храме. Как Ваши дела? Надеюсь, что всё в порядке.

P.S. Не забыли «Вечернее». Спасибо!»

Я долго не решался ответить, смакуя доставленную тебе радость. Потом всё же ответил, и переписка продлилась до самого вечера. Ты просила тебе не выкать, я рассказывал, как близко от дома и от церкви моя новая работа, и приглашал тебя на службу в деревянный храм. Несколько раз я попытался закончить беседу первым, чтобы показать свою мнимую независимость от тебя, а точнее, чтобы скрыть, насколько я беззащитен перед тобой.

На следующий день, вернувшись с работы, я опять обнаружил сообщение. В этот раз с просьбой набрать тебе маленькую бутылочку крещенской воды, потому что ты пишешь реферат и вместо праздничной литургии попадаешь на лекцию.

Я снова был на седьмом небе. Конечно, я наберу тебе воды в самую красивую бутылку. Конечно, Галина Сергеевна, дописывайте свой реферат «Влияние классической музыки на таяние льдов в арктических широтах». Впереди у нас светлое будущее.

– «А Вы будете в три часа ночи обливаться водой?» – спросила ты по-детски.

Теперь буду!

Мы распрощались около полуночи в Крещенский сочельник. А уже на следующий день договаривались встретиться на акафисте в среду, чтобы я отдал тебе воду. Ещё я просил совета, каким бы таким национальным блюдом можно угостить сотрудников фирмы на корпоративном завтраке. И ты оказалась в растерянности:

– «На завтрак… Обычно у нас едят каши, но они вряд ли поймут. Овсяная, манная, пшеничная и т. д. Правда, пока Вы принесёте, всё уже будет холодное. А… можно ещё сырники. Тоже национальное, кажется».

И приписала, что возьмёшь воду только при условии, если заплатишь мне за ноты. От оплаты нот я попытался увести разговор в сторону и поблагодарил за совет:

– «Остановлюсь на сырниках. С изюмом и сгущёнкой…»

Ты же заметила, что ноты старинные, дорогие. Предложила цену в двадцать алтын и добавила:

– «…Правильно, сырники будут в самый раз. Значит, Вы хороший повар, если умеете готовить сырнички».

Я отреагировал тем, что могу готовить и отменные супы, и стал сбивать цену:

– «Ноты не стоят двадцати алтын, не придумывай – за двадцать я их не продам – за один алтын только».

– «Хорошо, десять, уговорили».

– «Один».

– «Десять».

– «Галя, не торгуйся!»

– «Это Вы торгуетесь!»

– «И два билета на балет».

– «Зачем мне два?»

– «Ты неправильно торгуешься – нужно сбивать цену!»

– «Ок. Договорились. Отдаю завтра Вам десять алтын, а с билетами потом».

– «Зачем тебе ноты трёх совсем не тех концертов и рапсодии на тему Паганини за десять алтын??? Возьми так – я всё равно играть не буду».

– «Кто знает… всё бывает в жизни. Вдруг заиграете».

– «Я же не спекулянт. Эх, отдам ноты через Лию!»

– «!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»

– «Тем более там вода святая ещё будет – потом люди подумают, что я воду продал!»

– «Какие люди?»

– «Лия, например».

– «Да я же не буду демонстративно отдавать».

– «А как?»

– «Хорошая идея. Да, через Лию. Она потом будет о Вас такого же мнения, как и обо мне сейчас. Кстати, благодаря Вам».

– «Что я бедный студент? Да она так не думает о тебе, ей просто нравится участвовать в таких играх…»

– «Короче, не буду отвлекать Вас от работы, так как ещё потом буду виновата. Я же бедный студент и лентяй».

– «Да, я действительно работаю сейчас. Завтра поговорим. Ты не лентяй, у тебя просто ученики разбежались из-за неудобного расположения школы».