Резня на Сухаревском рынке

– Это самое интересное, – отозвался Иван Федорович.

– Подайте мне спиртовку, Захар Борисович, она вон там, на подоконнике, – попросил Зиновьев. – А еще рядом чашка с воском.

Архипов принес требуемое. Доктор поставил спиртовку на тумбочку около стола, зажег ее, а сверху установил железную чашку с застывшим воском. В полном молчании присутствующие смотрели, как воск начал потихоньку плавиться.

– Та-а-ак, – сказал, наконец, доктор, надел плотную рукавицу и, сняв со спиртовки чашку, аккуратно начал лить воск в рану. – Надеюсь, он не пробил легкое, иначе ничего не получится. Я, в принципе, зондировал рану и не нашел никакого отверстия во внутренние органы, но мог и не заметить.

Скопин докурил трубку и вышел на улицу, чтобы выбить ее.

– Вы давно знаете Ивана Федоровича? – спросил Архипов.

– Давно! – ответил Зиновьев. – С Туркестана.

– И какой он человек?

Доктор пожал плечами:

– Он сильно изменился в последние годы. Впрочем, с его службой-то… Почему вы спрашиваете?

– Так…

– Он надежный, – сказал доктор, оканчивая свою работу. – Очень надежный человек. Но у него нет друзей. Не то чтобы они были ему не нужны… Он сам не допускает к себе близко. Казалось бы, мы знакомы так давно, через столько в свое время прошли…

– Вы обо мне? – спросил Скопин, который вернулся незаметно и снова занял свое место у двери.

Архипов сконфузился.

– О вас, о вас, Иван Федорович, – ничуть не смутившись, ухмыльнулся доктор. – Но не в профессиональном плане. Вы же пока живы! Перемываем ваши косточки пока только в переносном смысле.

– Это вы разослали словесный портрет Маши, Захар Борисович? – спросил Скопин. – Мне дежурный сказал.

– Я, – с вызовом ответил Архипов. – Она могла бы опознать убитого. Вы против?

– Отчего же? – спокойно ответил Иван Федорович. – Умно. Мне это не пришло в голову.

Архипов внутренне сжался от ярости. Он был уверен, что Скопин его оскорбил, посчитав, что молодой пристав воспользовался служебным положением в личных целях.

– Мне все равно, что вы думаете, – сказал он.

– Подождем еще минут пять, – вмешался Зиновьев. – Воск еще не застыл, как я полагаю.

Архипов отошел к окну и стал смотреть на пруд, лишь бы стоять подальше от следователя. «Прогнать бы его, чтобы под ногами не путался, – думал он. – Сколько еще ждать, пока таких Скопиных не погонят поганой метлой со службы?»

Иван Федорович чувствовал раздражение молодого пристава, но не оно сейчас его заботило. Вид раны в груди мертвеца вызвал в нем воспоминания, которые время от времени всплывали в его ночных кошмарах.

В полутемной громаде Кок-Сарая, Тамерланова дворца, на помосте лежал знаменитый Кок-Таш – большой плоский камень серого цвета, на котором сотни лет назад восседал старый хромой черт, покоривший половину Азии. Майор Штемпель устроил свой штаб в большой нише, слева через единственное окно, занавешенное теперь большим ковром, сквозь щелку проникал солнечный свет. Снаружи было невыносимо жарко, а тут Скопин сразу замерз. Маленький морщинистый Штемпель сидел за столом, перед ним лежала карта Самарканда и еще какие-то бумаги. Рядом стоял купец Косолапов, не решившийся уехать из города ввиду большого скопления разбойничьих шаек в окрестных степях. Они тихо переговаривались – Иван не мог разобрать, о чем – слова сливались в гулком эхе. Наконец майор махнул рукой в сторону, отсылая купца. Тот прошел мимо Скопина, сердитый, нахмуренный.

– Поручик, – позвал Штемпель, – подойдите сюда.

Он также был недоволен. Но не разговором с купцом, а тем поручением, которое собирался дать Скопину.

– Я буду разговаривать без экивоков, – сказал майор, когда Иван подошел к столу. – Положение наше – не ах! «Халатники» стягиваются к городу. Местные, из тех, что поумнее, уже предупредили меня – зреет заговор. Кауфман с основными силами ушел, у нас народу с гулькин нос. Если «халатники» набросятся на нас скопом, придется драться прямо тут. Городские стены мы не удержим. Цитадель дворца… Здесь они нас не возьмут, конечно, но, если Кауфман застрянет около Каты-Кургана, нам придется совсем худо. Еды хватит, но у нас много раненых и больных. Выдержат ли они такую осаду?

Скопин слушал молча. Он и сам знал, как обстоят дела.

Штемпель ладонями потер лицо.

– Я послал уже пятнадцать человек к Кауфману. В основном – местных охотников. Ни один не вернулся. И это бы еще ничего – мало ли, кто-то решил остаться при отряде генерала. Но мне также донесли, что все мои посыльные были перехвачены. Все – до единого! Кауфман идет к Каты-Кургану и не знает, что у нас тут творится.

– Я поеду, Фридрих Карлович, – сказал Скопин.

Штемпель кивнул.

– Даю вам двух казаков. Люди опытные. Один вообще – из Иканской сотни. Горемыкин Мирон. С ним еще поедет Фрол Жалейко. Места они знают. Поедете ночью, как стемнеет.

– Я могу один. Так незаметнее, – предложил Скопин.

Штемпель посмотрел на него серым усталым взглядом.

– Если за вами погонятся, казаки отвлекут. Главное, чтобы вы добрались до Кауфмана.

– А если они погибнут?

Майор не ответил.

– Хорошо, – сказал Скопин. – Два так два. Я должен буду передать донесение?

– Нет, – ответил Штемпель. – Никакого пакета я вам не дам. Да он и не нужен. Расскажете все сами. Вы не туземец, вы русский, вам никаких опознавательных знаков не нужно. Да и генерал вас знает.

– Что мне сейчас делать?

– Идите к казакам, вызовите тех, про кого я сказал. Сообщите им и готовьтесь.

– Есть!

– Можете идти.

Скопин повернулся и пошел к выходу из зала.

– Иван Федорович! – вдруг окликнул его майор.

Скопин повернулся. Штепмель сидел, сгорбившись в луче света, лившегося из высокого окошка под потолком зала, похожий на обезьянку в мундире.

– Вас, может быть, тоже перехватят.

Скопин сглотнул. Он совершенно не думал о такой возможности.

– И убьют, – продолжил майор. – Я хочу, чтобы вы знали: люди, оставшиеся здесь, рискуют своими жизнями не меньше вашего. Я говорю не о себе. Обо всех.