Резня на Сухаревском рынке

– Да… конечно, – сказал Скопин.

– Вы можете спасти их, если выполните задание. Или убить, если не выполните. Ваш плен или смерть означают плен или смерть всех наших людей в городе. Вам понятно?

– Да, Фридрих Карлович.

– Никакого героизма. Никаких попыток отбиться вместе, если на вас нападут. Я посылаю моих лучших людей на смерть, только чтобы вы выжили и спасли остальных. Вам это тоже понятно?

– Понятно, господин майор.

– Идите.

Скопин вышел из зала под палящие лучи солнца и надел кепи. У ворот сидел на камне купец Косолапов.

– Закончили? – спросил он.

– Да.

– Что, уезжаете?

Скопин посмотрел на него молча и пошел в сторону навеса, под которым стояли казачьи лошади.

– Ну-с, – сказал доктор Зиновьев, – извлекаем.

Он аккуратно потянул вверх застывший воск и извлек неправильной формы длинный треугольник со множеством «веточек».

– Ну, это лишнее, – Зиновьев аккуратно обламывал восковые «веточки». – Это у нас сосудики, а вот форма… Что скажете?

Архипов подошел и посмотрел на слепок.

– Странно. Не видел никогда такого клинка. Вы можете зарисовать его в натуральную величину?

– Могу, – ответил доктор Зиновьев. – Но только художественной картины от меня не ждите. Просто положу на бумагу и обведу карандашом.

– Хоть так, – отозвался молодой пристав.

Скопин тоже наклонился над восковым слепком.

– Это не финка. По размерам скорее похож на кинжал, но только необычный. Слишком широкий. Может, азиатский? – спросил он доктора.

– Это вы спросите у специалиста, – сказал Павел Семенович. – А я тоже пока теряюсь в догадках.

– Необычное оружие, – задумчиво пробормотал Скопин. – Это нам повезло. Искать проще.

– И где же найти такого специалиста? – спросил Архипов. – Есть идеи?

Доктор задумался.

– Я отлучусь в кабинет, – наконец сказал он. – Был у меня случай… Подождите здесь.

Зиновьев вышел, оставив Архипова наедине со Скопиным. Захар молчал, стараясь не смотреть на Ивана Федоровича. Скопин первым нарушил эту затянувшуюся паузу.

– Вы что-то имеете против меня, Захар Борисович? Лучше вам сейчас объясниться.

– Зачем? – пожал плечами молодой пристав.

– Потому что мне неудобно. По своему статусу я имею право вами руководить. Будь вы простым туповатым служакой… Но вы, как и я, – армейский офицер. Вы, как и я, пришли на службу не просто так. Вы не рассказывали, но я чувствую. Вы неглупы, образованны в меру, в вас есть жизнь. Вы честны и, бьюсь об заклад, в жизни не брали ни одной взятки. Как и я. Поэтому я хочу от вас сотрудничества, а не простого подчинения.

Архипов зло посмотрел на своего визави.

– Я вполне понимаю, что такое субординация, милостивый государь. Если вы требуете от меня…

– Я от вас не требую! – перебил Захара Скопин. – Я вас прошу.

– Зачем? – повторил Архипов. – Зачем? Доктор говорит, что друзей у вас нет, а теперь вы ищете моей дружбы. С чего это вдруг?

Скопин грустно ухмыльнулся.

– Вы не понимаете. Речь идет вовсе не о дружбе. Я объяснюсь…

Но договорить ему не дал доктор Зиновьев, вошедший с тетрадью в руке.

– Вот, – сказал он. – Леонид Андреевич Сбежин. Доцент кафедры географии университета. Год назад я консультировался у него по поводу одного клинка, которым была убита торговка пирогами на Самотёке. Испанская наваха, представьте себе! Матрос привез из плавания. Торговка так себе – старая, толстая. А умерла, как Кармен! Живет Сбежин неподалеку, на Тихвинской, преподает не только в университете, есть у него часы и в Екатерининском училище. Прекрасные знания об экзотическом оружии, небольшая коллекция. Попробуйте съездить к нему. Рисунок я вам предоставлю через четверть часа.

– Принесите прямо ко мне, – быстро сказал Архипов.

Он вышел из морга и пошел в здание части. Разговор со Скопиным вызвал неприятное ощущение. Возможно, Иван Федорович догадывался, что его время уходит, и поэтому пытался подлизаться к более молодому и перспективному коллеге, надеясь в будущем получить пользу от таких отношений. Что он еще придумает? Позовет пить водку? Попытается рассказать историю своей жизни?

В конце концов, сам-то он не так уж и зависел от Скопина, который, хотя и имел право приказывать полиции, тем не менее проходил по судейскому департаменту, а не по Министерству внутренних дел. И, наверное, был какой-нибудь способ избегать его назойливости.

В тот момент Архипов почувствовал даже подобие легкой жалости к Ивану Федоровичу, той жалости, что смешана с брезгливостью, когда мы подаем молодому безногому нищему в старой студенческой фуражке.

Впрочем, и Скопин в этот момент досадовал на себя из-за того, что был превратно понят. Несмотря на явную антипатию Архипова, он чувствовал в нем человека таких же интересов, думающего, остроглазого и неравнодушного. Нечасто Ивану Федоровичу приходилось встречать в своей жизни подобных людей, оттого он сразу взял с Архиповым дружеский, как ему представлялось, тон, открыто рассказывая ход своих мыслей, чего обычно не делал. Но, увы, пристав был слишком еще молод и позволял страстям сбивать себя с толку. Скопин вздохнул.

– Вот так, – сказал он, обращаясь к мертвецу. – Такие дела, брат Нежданов.

Когда доктор закончил с рисунком, Иван Федорович взял у него плотный лист бумаги и сказал, что сам отвезет его к Архипову.

– Вызовите экипаж, господин пристав, – попросил Скопин, не отдавая рисунка. – Я поеду к господину Сбежину.

– Вы? – удивился Захар Борисович.

Скопин посмотрел на него ничего не выражающим взглядом:

– Вы тоже желаете?

– Да.

– Хорошо. Поедем вместе.