Так и есть. Книга вторая

– И насколько он близок к прорыву сюда?

– Понимаешь ли…

– Стой, я все понял, – Теме становится дурно по мере того как вдруг калейдоскоп событий последних часов из залихватски-пестрого фейерверка вдруг обретает логику и все встает на свои места. Непривычно, нелогично, но до жути правильно, – Фырч пришел оттуда?

– Верно.

– И когда после его исчезновения вы обсуждали «сколько на этот раз», то целая минута пребывания этого типа здесь означала прогресс в работе Димана над проникновением к нам? Ведь сперва он мог прорываться сюда не больше, чем на десяток секунд?

– Да.

– Значит, Фырч – это и есть Диман?

– Нет, конечно.

– Почему «конечно»?

– Потому что работа идет постоянно. И комиссары засылаются к вам ежечасно, ежеминутно, ежесекундно. Диману не требуется любой ценой попасть сюда как можно скорее. Он никуда не торопится. Время в его мире по отношению к твоей реальности сверхпластично. Здесь могут пройти годы, столетия, а там – секунда, если угодно. Диману интересно лишь одно – в принципе найти возможность быть здесь, быть здесь постоянно, стать частью этого мира.

– Значит, комиссары – засланцы Димана? Негодяи, которые гоняются за такими как я, просветленными встречей с вами?

– Не-а, – Барт закидывает в рот неведомо откуда возникшую в его широкой крепкой ладони фисташку и с хрустом ломает зубами скорлупку, – некоторые и не знают, как сюда попали и зачем. Как самый первый и самый, к слову, феерично заброшенный к вам персонаж выдуманного мира игровой вселенной Quake. После были и другие. Их выдергивают из логической Вселенной к вам в реальный мир, потом мироздание само выталкивает их обратно. А Диман щупает ваш мир и атакует его границы. С каждым разом его посланцы удерживаются в этом мире чуть дольше. От десятисекундного визита первого персонажа, даже не понявшего, что происходит и просто успевшего тупо расстрелять две машины с бандитами, прежде чем вылететь обратно, до сегодняшнего Фырча. Виракоча, если быть уж совсем корректным.

– Засылаются негодяи?

– По-разному. Громила из «квейка» был заброшен сюда случайно и сам не знал что происходит. Его просто использовали как подопытного кролика. Потом настало время подготовленных диверсантов. И, как мы существуем в этом мире эмиссарами, так и тот мир теперь шлет сюда уже настроенных на результат ребят. В частности, Фырча, назвавшегося твоим комиссаром. Не просто так он про это упомянул, не просто так призывал тебя к себе, ведь ему уже известно, что только зацепись он за тебя – все пойдет не в пример проще.

– Какова вероятность, что Диман однажды зацепится так или иначе, и сможет переехать к нам насовсем?

– Стопроцентная. Если ты правильно понимаешь, что «однажды» для него – это миллиарды лет для вашего мира.

– И что будет тогда?

– Ты уже видел демонстрацию. Комиссар Фырч зафризил реальность.

– А почему вообще выдуманные персонажи могут творить такое в нашем пространстве?

– В этом вся и беда. Ты можешь влиять на их мир, как автор. Ты можешь создавать усилием воли новые миры. Менять их облик и законы. Ты можешь придумать что угодно – и, разумеется, это тотчас же воплотится в их Вселенной. А они и не заметят, как в очередной раз изменилось устройство их мироздания. Просто потому что они жители той Вселенной, и любая перемена в ней автоматически повлечет мгновенные перемены и в них. Их старое прошлое исчезнет, воспоминания вмиг сотрутся, уступив место новым. Записанным в полном соответствии с придуманными тобой дополнениями к ранее созданной модели какого-то вымышленного мира.

– Это я понимаю. Но почему эти выдуманные и полностью зависимые от нашей воли персонажи несут угрозу для нашей вселенной?

– Потому что, сумев освободиться от законов своего мироздания, они приходят сюда, оставаясь свободными и от вашего мира. Они могут делать здесь все, что хотят. Артем, они становятся сильнее самых могущественных ваших богов.

Тема понимает. Видел своими глазами.

– Это вот то, что сделал этот Фырч? Погасил свет и парализовал посетителей?

– Он не гасил свет. И никого не парализовал. Неужели ты не понял? Он остановил время.

До Темы доходит теперь, почему картина мира в тот момент приобрела именно такой вид.

– А почему мрак наступил? И окно потом взорвалось от чего?

– Артем, я знаю, что ты гуманитарий, но постараюсь на пальцах. Что означает остановка времени? Или почти остановка?

– Ну как бы все застывает, да?

– Да. И не только окружающие люди и предметы. Застывает воздух, застывает свет и все такое. Ну или, если быть совсем точными в нашем случае – тысячекратно замедляется. Значит, если ты остался в другом потоке времени, твое восприятие этого мира меняется. Вместо шума голосов ты слышишь басовитое гудение – потому что звуковые волны для тебя теперь воспринимаются как более медленные, обладающие меньшей частотой, а значит – вместо короткого вскрика писклявого ребенка ты бы услышал долгий низкий протяжный бас. Световые волны так же воспринимаются как менее интенсивные, отчего освещение с твоей точки зрения тускнеет и меняет цвет.

– Не до конца, но понимаю.

– Хорошо. А стекло разбил я.

И тогда до Темы доходит окончательно.

Он вспоминает выкрик Барта «Да брось, теперь долго тихо будет», вспоминает, как на миг лицо Сат-Ока стало недовольным, как он повернулся спиной к стеклу и отошел от двери. Все логично же. Теперь он понимает.

С точки зрения замороженного снаружи времени, этот выкрик изнутри прозвучал очень быстро и очень тонким звуком. Буквально как удар из ультразвуковой пушки в стеклянную дверь. И когда время вернулось к нормальной скорости, крик достиг стекла и взорвал его. Потому что это был направленный короткий сверхвысокочастотный ультразвук. Все его энергия в мгновение ока ушла в стекло двери.

И оно, разумеется, лопнуло.

Глава I: Testing[2 - Этап проверки работоспособности нейронной сети, в течение которого на вход сети подаются данные, которые не были использованы в процессе обучения, но входные эталоны для которых известны, что позволяет оценить выходную погрешность обученной нейронной сети. В процессе тестирования весовые коэффициенты нейронной сети не изменяются.]

Самый страшный кошмар всегда сюрреалистичен.

Когда ты не помнишь, как попал в это место, что здесь делаешь, и почему весь абсурд происходящего тебя не удивляет.

Юнона идет по коридору.

В полумраке помещения сухо и прохладно. Тусклый свет возникает непонятно откуда, словно бы из самих стен – по крайней мере, никаких осветительных приборов, факелов или свечей она не замечает.

Юнона понимает, что это сон, видение, морок.

Иначе она уж точно бы не испытала такого ощущения абсурда.

Но здесь очень холодно, шаги отдаются гулким раскатистым эхом и ноги вполне себе так реально отбиваются о твердый каменный пол. Ощущения – реальнее некуда. Не проснуться и не вынырнуть.

Почему-то она знает, что ей надо идти вперед и даже мысли развернуться в голову не приходит.

Коридор плавно изгибается вправо, а потому она старается идти так, чтобы левая нога делала чуть более длинный шаг. Тогда не собьешься с хода и будешь описывать правильную дугу вдоль коридора, не приближаясь к стенам. К ним лучше не приближаться, Юнона почему-то знает и это.

Она идет по странному коридору, слыша только многократно усиленные непонятным физическим эффектом звуки своих шагов.

Пахнет чем-то едким и желтым. Будто бы химическое соединение, созданное для того, чтобы выжигать все мелкие формы жизни в подземных помещениях.

Глаза начинают слезиться, и потому она упускает момент, когда коридор вдруг заканчивается круглым ярко освещенным залом.

В центре зала стоит человек и ему плохо.