«На вокзале пусто. Дремлющий полицейский…»
На вокзале пусто. Дремлющий полицейский
выпускает пар – нежарко в безлюдном зале.
Отражение в мутном стекле семейства
напоминает о том, что не все сбежали
в тёплые страны. В билетной кассе
за отсутствием мест – только пыльный остров
из рекламных листовок. К бумажной массе
больше злобы и ненависти, чем вопросов.
Никуда не уехать. Остаётся торчать с семейством
в полутёмном зале, согревая своим дыханьем
колоннаду вокзала с дремлющим полицейским,
наслаждаясь ненужным уже расписаньем.
Октябрь 6 2012 г.
«…в пустом кафе за длинной стойкой бара…»
…в пустом кафе за длинной стойкой бара.
В такое время мало очевидцев
твоих страданий. Ночь не перестала
в залапанном окне ещё клубиться
и продолжается уже без фонарей,
но с редкими прохожими. Куда-то
спешат субботним утром тем быстрей,
чем выглядят смешней… и виновато.
И как-то боком в собственный подъезд,
где лампочка висит в колечках дыма,
где вещи собраны, как будто переезд
уже сегодня – странная картина
субботним утром… Ты в пустом кафе
глотаешь кофе с чёртиком в стакане.
Не то что пьян – немного под шафе.
С дрожащими от холода руками.
Октябрь 6 2012 г.
«Последний трамвайчик от пристани в 20.00…»
Последний трамвайчик от пристани в 20.00.
Потом или вплавь или крюк в 32 километра.
Или на берегу ночевать, как когда-то Ассоль
в ожидании алого паруса с новым рассветом.
Мы, наверно, успеем с тобой забежать на корму,
и последний трамвайчик доставит нас в город обратно,
а иначе, «сгорев от стыда», лучше я утону,
опустившись булыжником мокрым на дно, вероятно.
Октябрь 8 2012 г.
«Крашеной известью пеной переливается речка…»
Крашеной известью пеной переливается речка.
В октябре только яркие краски имеют смысл
на сером фоне. Где-то над лесом пасущаяся овечка
пробуждает к жизни забытые с возрастом мысли.
И в таком пейзаже думаешь, что недолго
уже мучить каблук, нащупывая дорогу
или что-то подобное. Липнет к спине футболка —
последнее солнце «греет» ещё понемногу,
отступая только перед лиловой тучей,
что, как толстая тётка перекрывает выход
на свежий воздух. И как бы на всякий случай
оставляешь мелочь на блюдце. Холодным дымом
тянет с участков, готовых к зиме как будто…
Воображенье рисует заснеженный дачный остров
средь голых полей. Новым октябрьским утром
просыпаешься дома, и не задаёшь вопросов,
ожидая рассвета… Можно, конечно, кофе,
если осталось, сварить на холодной кухне,
нарисовать на вспотевшем стекле незнакомый профиль,
от чего, по идее, должно становиться лучше…
Но в окно, сквозь профиль, опять заползает туча,
липнет к рукам, как брошенная жвачка
на скамейке в парке. Опять становится скучно
на белом свете… Такая вот незадача.
И овечка опять сбежала. Опять над лесом
ничего, что хоть как-то могло бы спасти картину
середины осени… Гербарий хрустит под прессом
мусоровоза, собой удобряя глину…
Октябрь 9 2012 г.
После получения почты…
Я сидел на стуле не в силах пошевелиться.
Почему-то казалось – земля из-под ног куда-то…
Потому-то, наверно, слеза не смогла скатиться
дальше складки у носа и замерла виновато.
Я смотрел на вещи, разложенные у двери —
это всё, что осталось: тетради, блокнот – на выбор,
да ещё карандаш в стакане – в конце недели
ты его позабыл, собираясь поспешно в Выборг.
Ты хотел уехать на время – забыть обиды…
Да, действительно, время лечит. Порой успешно…
Так, наверно, в салоне красотку обмажут глиной
и в конце сеанса она как бы вновь безгрешна.
Ты хотел на время, а выпала снова вечность.