Точка замерзания крови

Даже если я не смогу добраться сегодня до ледовой базы и связаться по радио с дежурным КСС, мои ребята сделают все сами: закроют трассы, остановят подъемники, под вой протеста запрут и опечатают пункты выдачи лыж, и все обитатели Баксанского ущелья хлынут в бары и рестораны. Так было всегда: когда в горах лавиноопасная ситуация, прибыль питейных заведений возрастает в несколько раз. Может быть, потому меня любят все местные бармены?..

Задумавшись, я не сразу заметил, что из темноты выплывает встречный вагон. Значит, мои пассажиры причаливают к "Кругозору". Ярко-красный экипаж, раскачиваясь, вошел в проем между платформами. Я поставил рычаг в нейтральное положение и снова взялся за телефон. Безрезультатно!

Ладно! – успокоил я сам себя. Через торцевое окно они сами выберутся на платформу, и на станции найдут приют. Не дети! В конце-концов, там двое взрослых мужчин.

Необходимость выходить сейчас на мороз, под порывы ледяного ветра, отравляла сознание, но я не стал тянуть время, наступив на горло минутной слабости. Больше всего сейчас меня беспокоила судьба Мэд. Перед старым Гельмутом я отвечал за девушку головой. Даже если это сказано слишком громко, то гонораром – это уж точно.

Я уже готов был выйти из диспетчерской, как уловил едва различимый звук. Мне показалось, что в коридоре скрипнула дверь. Идиот! – мысленно выругался я, вытаскивая из-за пояса топор. Надо было проверить комнаты, прежде чем заходить в диспетчерскую.

Еще некоторое время я прислушивался к тишине, прижавшись ухом к щели, затем приоткрыл дверь, осмотрел пустой коридор и, держа топор на уровне груди, медленно пошел вперед. Со стороны я, должно быть, выглядел достаточно комично и напоминал Чингачгука, телодвижениями рассказывающего соплеменникам о своих подвигах. Если террористы все же спрятались в комнатах станции, то уже пора было готовиться достойно принять грудью порцию свинца. И все же у меня была слабая надежда, что на станции кроме меня и перепуганного до смерти техника нет никого.

Я дошел до середины коридора, остановился, затаил дыхание, превратившись в одно огромное ухо. Казалось, что стук моего сердца эхом отзывается в конце коридора. Прошла минута, другая… За моей спиной тихо скрипнула дверь и тотчас захлопнулась.

Круто повернулся на пластиковых каблуках, подскочил к двери, ткнул в щель лезвие топора, но дверь была не заперта, и я распахнул ее настежь. На какое-то мгновение я увидел два глаза с застывшем в них ужасом, а затем мне в лицо полетела подушка, и я неловко шлепнул ее топором.

– Между прочим, – заметил я, поднимая подушку с пола, – это имущество числится за управлением канатной дороги.

На кровати, забившись в угол и накрывшись одеялом, сидела Лариса.

– Это ты! – с облегчением прошептала она, вскочила и кинулась мне в объятия. – Наконец-то! Я уже схожу с ума!

– Все нормально, – ответил я, покрывая ее лицо поцелуями. – Все идет по плану. Ничего не бойся… Ты отлично сыграла свою роль!

– Да, да! – шептала она, ощупывая меня, словно хотела найти травмы. – И эти тоже… Нет, мы никогда не умрем с голода, нас всех возьмут в театр…

Она тихо смеялась, но смех был нервный. Я пошарил рукой по стене в поисках включателя.

– Не надо света! – взмолилась Лариса.

– Чего ты боишься? – задал я глупый вопрос. – Кто-нибудь еще, кроме нас, есть на станции?

– Не знаю… Наверное никого. А меня они оставили. Я подумала, что так даже будет лучше.

– А остальные? Немка и этот… очкарик?

– Они на кресельной канатке поехали выше.

Значит, террористы уже на ледовой базе, подумал я.

– Я могу отправить тебя вниз, на "Кругозор". Там безопаснее, – предложил я.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Я хочу быть ближе к тебе.

– Я сам не знаю, где буду завтра.

– Тогда я поднимусь на Приют. Там встретимся.

– На Приюте сейчас полно альпинистов. Боюсь, что они станут ухаживать за тобой.

Она снова принялась меня целовать и шепотом повторяла:

– Пусть ухаживают, какая все это чепуха! Главное, чтобы с тобой все было в порядке.

10

Если судить по взятому темпу, думал я, бандиты могли не остановиться и на ледовой базе. Неужели они погнали заложников еще выше? Обоих или все же оставили Мэд с дедом?

Я прошел по скрипучему снегу до фанерной постройки с кассовым окошком, перилами и дверью, ведущей на посадочную площадку к креслам. В стылом воздухе, как стая фантастических птиц, покачиваясь, поскрипывая, двигались одиночные кресла. Левая стая плыла в мою сторону, ныряла под козырек, лязгая металлом разворачивалась по вращающемуся валу и, снова выстраиваясь в цепочку, плавно летела над склоном вверх.

Я прошел на посадочную площадку, встал на рифленный металлический квадрат, слегка согнул ноги. Сзади подплыло кресло, мягко ткнуло под зад, и меня потащило вверх. Я сел удобнее, накинул страховочную цепочку. Через минут пять я спрыгнул на платформу, отпуская свою красную птицу в обратный путь, и стал подниматься по вырубленным в снегу ступеням на взлет. Если они ушли, то куда? – думал я, помогая себе топором, как айсбайлем. Ближайшее место, где можно переночевать – Приют Одиннадцати на высоте 4200. До него час ходу по тропе, пробитой альпинистами в глубоком снегу. Но тропу наверняка занесло снегом, заблудиться или угодить в трещину – проще простого. А впрочем, террористы – люди отчаянные, их риск окупается миллионом долларов, который им передала служба безопасности. Я остановился, успокаивая дыхание. К высоте трудно привыкнуть. Дышишь – и надышаться не можешь. Недостаток кислорода особенно ощущаешь при хорошей физической работе. Холодная металлическая стена кухни, к которой я прислонился лбом, остудила распалившееся чело. Я сорвал с крыши сосульку и с хрустом разгрыз ее. Сейчас, досчитаю до двадцати – и пойду, думал я.

Осторожно заглянул за угол кухни. Хорошо утоптанная минувшим вечером снежная площадка между бочками, кухней и моим вагончиком сейчас была покрыта толстым слоем рыхлого снега. Несколько темных цепочек следов пересекали ее крест-накрест. В кухне было темно, в моем вагончике – тоже. В бочке Гельмута горел свет.

Я пригнулся и быстро пересек площадку, нырнув в плотную тень моего вагончика, прижимаясь к стене, обошел вокруг и замер у двери. Так и есть, замок сорван. Грубая работа, петля вырвала довольно крупную щепку. Приоткрыл дверь, скользнул в щель.

В полной темноте я мог только расквасить себе лицо, тыкаясь, как слепой котенок, в стены и шкафы. Пришлось рискнуть – на несколько секунд чиркнуть зажигалкой. Прикрывая пламя рукой, я быстро осмотрел свое жилище и был приятно удивлен: террористы, если и похозяйничали в моих аппартаментах, то сделали это интеллигентно. Во всяком случае, мебель стояла на своих местах, книги – на полках, кровать застелена, на столе – мой привычный бардак.

Я подсел к радиостанции и загасил огонь зажигалки. Провел рукой по крышке корпуса – наушников нет. Нашел их за тыльной стенкой. Я никогда туда их не клал, значит, станцией кто-то пользовался. Нащупал тумблер включения, щелкнул раз, второй – станция молчала. Проверил наощупь гнездо аккумуляторов. Так и есть! Ниша пуста, батареи унесли.

А чему я удивляюсь, думал я. Эти два бравых бойца – не пионеры из команды Тимура. Может быть, не достаточно обученные, не совсем опытные, но, тем не менее, до сих пор диктуют правила игры… Тьфу, я уже думаю словами Эда!

Нагнувшись, я выволок из-под кровати свой старый китайский пуховик, надел его взамен бушлата, отыскал запасную пару перчаток, отстегнул ботинки, опустив босые ноги на прохладный пол и сел на стул напротив маленького слепого окошка, полностью залепленного снегом.

Что дальше?

Привычная обстановка моей холостяцкой берлоги действовала успокаивающе. Еще некоторое время я сидел в полном оцепенении, чувствуя, как жизненная сила медленно возвращается в измученные ноги. Топор упирался рукояткой в ребра, я вытащил его из-за пояса и кинул на кровать. Кажется, в качестве оружия он мне не пригодится, надо будет утром вернуть его поварам, иначе плакали шашлычки! Да, мысленно согласился я с тем, во что очень хотел верить, все мы отделались легким испугом. На базе террористов нет. Даже самый неопытный, самый глупый бандит обязательно позаботился бы о личной безопасности и не допустил бы, чтобы на базу кто-либо вот так просто мог проникнуть. Скорее всего, они ограничились коротким отдыхом и пошли дальше. Вопрос в том, одни пошли или взяли с собой заложника?

С книжной полки, прибитой над столом, я снял толстую тетрадь, вырвал из него лист бумаги, зажег свечу и стал писать письмо своей тетке в Красный Рог. Собственно, это было не письмо, а короткая записка. В ней я просил подготовиться к встрече… Впрочем, об этом позже. Письмо я спрятал в конверт, написал подробный адрес и спрятал между страниц томика стихов Бернса.

Потом нехотя натянул на ноги альпинистские ботинки на высокой шнуровке и вышел из вагончика. Кажется, метель выдыхалась. Где-то над Эльбрусом, пока невидимым из-за тумана, пробивался неоновый свет полной луны. Ветер слабел, мороз усиливался.

По кругу, обойдя все бочки с тыла, я подошел к светящемуся окну. Бочка стояла на металлической опоре, и окно находилось гораздо выше моей головы. Пришлось карабкаться по ржавым, обледеневшим трубам, подтягиваться, хватаясь за монтажные скобы.

Окно было завешено шторкой, и я мог заглянуть только через узкую щель. Пластиковый откидывающийся стол, вроде тех, которые установлены в плацкартных вагонах, был заставлен консервными банками и кружками. На тарелках лежали кружочки колбасы, тонко порезанный хлеб, соленые огурцы и еще какая-то снедь. Рядом, на кроватях, сидели Гельмут, Мэд, а чуть дальше – на стуле – очкарик Глушков. Все молча жевали.

Я спрыгнул с карниза в снег. С души свалилась гора. С души свалился Эльбрус! Не таясь, пошел по пояс в снегу, разгребая его руками, как культиватор. На пороге отряхнулся, попрыгал и толкнул дверь "предбанника".

– Эй! – крикнул я, наощупь отыскивая ручку второй двери. – На ночь есть вредно! Ферштеен зи михь?

– Вредно! – подтвердил кто-то.

Дверь распахнулась, и мне в грудь уткнулся ствол автомата. Я, холодея, поднял глаза. Напротив меня, улыбаясь во всю ширину небритого лица, стоял Тенгиз.

11

Должно быть, своим видом я доставил ему удовольствие. Тенгиз качнул стволом, приглашая меня войти, и радостно протянул: