Мистическая Якутия. Рассказы и повести

– Я не убивал этого парня, – упёрся дедушка, – зачем мне это надо? А там, – кивнул головой в сторону листа бумаги, – твои нехорошие слова, ты мне сам с бумаги говорил, тойон.

Дознаватель убрал ногу со стула, посмотрел на висящий на стене большой портрет царя-императора, прохаживаясь по кабинету, начал рассуждать вслух:

– Будем называть вещи своими именами: полфунта золота, милейший, ты похитил из государевой казны. Ведь так?

– За камельком золото лежало…

– За каким камельком?

– За моим камельком, на зимнике который.

– Я так и зафиксировал твоё честное, достойное всяческой похвалы и одобрения, признание, что за твоим. Подчёркиваю – именно за твоим камельком. Но сути дела, любезнейший, это не меняет… Далее – окромя тебя и упокойного Трофима Зуева, на зимнике и в окрестностях никого не было, – дознаватель вновь встал перед стариком, – или ты станешь этот явный факт отрицать?

– Собака ещё была…

От резкого удара в лицо старик отлетел к стене, стул с шумом опрокинулся.

– Криванцов! – раздражённо крикнул дознаватель.

В дверях появился грузного телосложения пожилой урядник:

– Ийя!

– Подыми его, голубчик, – брезгливо вытирая руки белоснежным платком, дознаватель сел на своё место, посетовал: – Весь день впустую потрачен!

– Слушаюсь, Егор Матвеевич!

Урядник, придерживая шашку левой рукой, правой ухватился за ворот рубахи арестованного и рывком поставил невесомого старика на ноги. Дед кое-как удерживался на ногах, из разбитого носа обильно текла кровь, взгляд стал совершенно бессмысленным, казалось – душа вот-вот покинет его бренное тело.

– Попроси его по-хорошему, голубчик, протокол подписывать не желает. Вот ведь бесово отродье!..

– Слушаюсь, Егор Матвеевич! – старик отлетел к противоположной стене и, судя по всему, потерял сознание.

Самсонов недовольно поморщился:

– Я ж тебя по-человечьи попросил – «по-хорошему». Вот, заставь дурака Богу молиться…

– Дык ить… – урядник собрался было что-то сказать в своё оправдание, но в этот момент в дверь постучали, – эвона как!..

– Да, войдите! – дознаватель унял своё волнение, взял себя в руки. Выражение лица сменилось на совершено равнодушное.

Вошёл молодой щеголеватый сотрудник сыскной полиции, на шее у него болтался модный, в голубенький горошек, галстук:

– Разрешите доложить, Егор Матвеевич?

– Если подобное ещё раз повторится, Криванцов… Говори, Павлуша, что там у тебя?

Агент посмотрел на лежащее без движения тело старика, откашлялся:

– Кхм… Доставили мы Зуеву Екатерину, здесь она. И этих двоих нашли, сотоварищей Трофима покойного, тоже. В тюрьме ожидают-с…

– Ты, Павлуша, часом, не социалист? – Егор Матвеевич, кажется, пропустил важную оперативную информацию мимо ушей. Либо, как человек мудрый и дальновидный, – не подал виду: в случае чего галочку-то себе поставит!

– Боже упаси, Егор Матвеевич! С чего вы взяли такой абсурд?!

– У Залевского, ссыльного, такой галстук видел.

Молодой человек смутился:

– Купил я у него намедни: весьма, знаете ли, в деньгах он нуждался…

***

Назарка третью неделю промышлял в тайге соболя. В этом году Байанай[10 - Байанай – дух, хозяин тайги.] был явно благожелателен, удача сопутствовала старику: зверь сам лез в капкан и становился на мушку.

У быка[11 - Бык – символ зимы (як.).] совсем скоро уже обломится один рог, когда отпадёт второй, придёт весна, затем короткое жаркое лето. Осенью, по окончании сенокоса, нужно будет купить корову: зима выдалась трудная, кормилицу пришлось продать. Почти все деньги ушли на порох и свинец, старуха ругалась, а иначе никак – куда ж без пороха? Само собой – никуда, глупая баба, и то ей не так, и это… Если бы не старенькое ружьецо, только и остаётся, что помирать обоим. Да собственно и не жалко: старые уже, своё прожили, и детей не заимели. И даже поп из города не придёт отпевать, нечем заплатить.

Собака, видно, учуяла добычу. След был свежий, пёс устремился по нему. «Давай, давай, Нохоо, работу знаешь, молодец», – подумал Назарка, уверенный в том, что пёс даже его мысли слышит. Сняв с морщинистых рук изрядно выли-нявшие заячьи рукавицы, дед вогнал в ствол завёрнутый в тряпицу камешек: свинец нужно экономить для более серьёзного зверя. Не спеша, по-стариковски, прошёл по собачьему следу, через минуту услышал звонкий лай собаки – это значит, зверёк далеко не ушёл и уже загнан на дерево.

Так оно и есть – соболь беспокойно вился вокруг ствола, потревоженные ветви стряхивали с себя снег. Нохоо же, напротив, увидев подошедшего хозяина, угомонился. Старик взял зверька на прицел, дождался, пока из-за ствола дерева появится только мордочка, с таким расчётом, чтобы ствол сосны, на случай промаха в глаз, полностью прикрывал зверька, и выстрелил. Пока ссыпал из рога пороховой заряд и забивал шомполом пыж, Нохоо уже положил к его ногам трофей, и, преданно заглядывая в лицо старика, сел перед ним.

– Молодец, Нохоо! Что бы я без тебя делал?! – старик, убедившись, что «пуля» прошла сквозь оба глаза, засмеялся, потрепал пса за загривок и повторил: – Молодец!.. Да не ты молодец, Нохоо, это я молодец: не старый ещё… Спасибо, тебе, Байанай!..

Присев на ствол поваленного дерева, Назарка быстрыми наработанными движениями с помощью остро заточенного ножа снял со зверька шкуру, тушку бросил другу:

– Держи, Нохоо, заработал… Эх, бердану бы мне!..

Его охотничье зимовьё представляло собой обыкновенный балаган, разве что маленький размером: четыре вкопанных столба, поверху – перекладины, на них вертикально опираются неотёсанные еловые жерди – это стены, крыша засыпана толстым слоем земли, пол тоже земляной, в крохотные оконные проёмы вставлены глыбы льда, снаружи щели плотно забиты снегом.

Старик развёл огонь, дождался, пока пламя не наберёт силу, и положил в очаг кусок лепешки, щедро намазанный запасённым ещё с осени топлёным гусиным жиром: «Кушай, кушай, дух-хозяин, не побрезгуй. Защити меня и не скрывай в себе злых духов, отврати это место от козней абаасы нижнего мира». Увидев, что огонь с весёлым потрескиванием принялся за предложенную пищу, удовлетворённо крякнул, и только после этого набрал в прокопчённый чайник снег и повесил его на перекладину в камельке.

Пока, сидя на ороне,[12 - Орон – лежанка.] строгал лучины для последующих розжигов, вскипел чайник, одновременно с этим в балагане стало тепло. Старик, сняв оленью доху, закинул в кипящую воду солидный кусок чая, отужинал холодным, отваренным ещё вчера мясом глухаря, лёг спать.

Среди ночи проснулся от скрипа снега под чьими-то шагами: в глухой тишине зимней тайги от любого шума про-снёшься. «Кто это по ночам здесь ходит? – подумал Назарка. – Заблудился кто? Удивительно». Верный пёс тоже учуял пришельца, насторожился, но вёл себя спокойно, – значит, опасности нет, это не зверь. Шаги приближались к обитой лосиной шкурой двери. «Однако, встретить надо человека», – покряхтев, старик встал, забросил в камелёк дров. Стало гораздо светлее. Дверь открылась, помещение тут же наполнилось морозными клубами. Вошёл мужчина:

– Кепсе![13 - Кепсе – рассказывай (як.).] – коротко приветствовал вошедший. Он был непривычно огромного роста для якута, как городской русский, но одет на якутский манер, весь в шкурах и на поясе якутский нож. Даже нижний конец ножен, на котором имелась петля, был привязан к бедру сыромятным ремешком, так делают в некоторых отдалённых северных племенах.

– Тох да суох,[14 - Тох да суох – ничего нету (як.).] – ответил Назарка на традиционное приветствие. Рассмотрел, так и есть – молодой бородатый русский мужчина, лет тридцати, глаза голубые как летнее небо, чуть ли не прозрачные, на руках почему-то никаких рукавиц, но руки, тем не менее, совершенно не замёрзшие, – ен кепсе[15 - Ен кепсе – ты рассказывай (як.).]…

Русский сел на скамейку у грубо отёсанного стола, снял с головы песцовую шапку.

«О, да ещё и рыжий!»

– Чай? – предложил старик, – кушать будешь?

– Нет, дедушка, спасибо, не буду ничего. Сейчас я уйду: времени у меня мало.

– Куда же ты ночью-то, оставайся, утром пойдёшь.