В трубке высветилось «звонок завершён».
Мне не хотелось сразу же возвращаться домой. Я стоял возле подъезда, дыша свежим снежным воздухом, наслаждаясь окружающей меня красотой. Во мне уже зарождалось ощущение приближающегося счастья. Ещё не было полноты чувства, но меня определённо тянуло к Татьяне, я уже скучал о ней, не хватало её постоянного присутствия. Она необычна, совсем не такая, как все, одинока, как я, скромна, даже замкнута, хотя откровенна, немного наивна, в ней чувствовалась творческая и устремлённая к красоте душа.
Сделал несколько глубоких вдохов зимнего воздуха и вернулся в квартиру.
Родители сидели за убранным столом, где красовались лишь розы в вазе.
– Вы уже всё убрали? Молодцы!
– Напару всё скорее спорится, – ответила мама, сидя на диване рядом с обнимающим её Жилем.
– А я провожал Татьяну.
– Ты за нас извинился, что не попрощались. Мы даже не заметили её ухода.
– Она сама просила вас не беспокоить и ушла по-английски.
– Леон, ты можешь присесть ближе, чтобы поговорить с нами на одну серьёзную тему? – обратился ко мне отец.
– Конечно, – согласившись, я присел в кресло напротив.
– Мне сегодня звонили твои бабушки и дедушка из Марселя.
– Что-то случилось?
– Нет, слава Богу! Они очень просили, чтобы я привёз к ним Элен и тебя, чтобы познакомиться, пообщаться.
– Когда надо ехать?
– Визы мне для вас сделают за один день, и тут же можно вылетать.
– Значит, послезавтра?
– Да, Леон.
– Я немного не готов из-за отношений с Татьяной. Мне бы не хотелось с ней расставаться.
– А ты предложи ей съездить с нами.
– Не знаю, согласится ли, думаю, вряд ли. Сомневаюсь также, что у неё загранпаспорт есть вообще.
– Попробуй уговорить, мы можем не торопиться, подождём день-два.
– А давайте пригласим бабушку и дедушку к нам, – родилась у меня, возможно, детская идея.
– Заманчиво, конечно. Они в России не бывали, хотя всегда о том мечтали.
– Давайте попробуем. Попытка – не пытка.
– Понимаешь ли, в чём ещё дело? Ты единственный наследник нашей любви и нашего рода, и нам бы хотелось тебе показать всё то, чем будешь обладать.
– Сказано красиво! Никогда не слышал фразы «наследник любви». Это из французского?
– Нет, Леон, только что родилось на самом, что ни на есть, русском языке.
– То ни гроша, а тут сразу алтын. Мне как-то неудобно о наследстве даже думать-то.
– Но оно твоё по праву, и мы обязаны, чтобы ты всё знал.
– Куда торопиться-то?
– Я тебе всё расскажу, но сначала есть одна просьба, – Жиль заволновался.
– Слушаю внимательно.
– Я твой папа, поэтому прошу называть меня на ты и папой или, на худой конец, Жилем, – еле выговорил он с повлажневшими глазами и с дрожащим подбородком.
Настала пауза. Мне надо было его назвать папой. Почему это так сложно? Я должен был мечтать об этом!
– Ну, сынок! – попыталась поддержать меня мама.
– Хорошо, папа, давай на ты, – выдавил я из себя, как можно, отчётливо.
– Вот и прекрасно! – одобрила мама.
– Спасибо, сын, – поблагодарил отец.
– Что ты хотел рассказать? – напомнил я.
Снова возникла пауза. Жиль собирался с духом.
– Мне недолго осталось жить. Африка не прошла даром, я болен, – с трудом сказал он.
Мама успокаивала его, гладя рукой по плечу.
– Что-то серьёзное?
– Да, мне предстоит операция, исход которой врачи не могут гарантировать. Даже в случае успеха, продление срока жизни незначительное.
Мама положила голову ему на плечо, держась рукой в области собственного сердца.
– Тебе плохо? – спросил я её.
– Ничего, Леон, уже проходит.
– Может, корвалол принести?
– Извини, я его уже весь за сегодня выпила.