Созвездие любви

– Тогда всё.

Вечер удался. Все напарились, подружились. Французы впервые в жизни испытали русский веник. Когда в парилке они заглянули на термометр, долго охали. За банькой перегороженный выход на реку с прорубью. Пока не окунулись, им было непонятно, почему нет бассейна. Обтирались снегом даже женщины.

То Жиль, то мама были переводчиками. Дед Жак и бабушка Мари оказались, хотя и графы, совершенно незанудливыми, а очень общительными весёлыми людьми. Они про всё спрашивали, что им непонятно. Татьяна им рассказала о технике богородского творчества. Оказалось, что Мари увлекается в свободное время геометрической резьбой по дереву, и просила научить её делать объёмные поделки, в том числе, игрушки.

Оба деда не отказывали себе в горячительном. В итоге, нашли общий язык и, сидя в обнимку, пели. Сложно было, конечно, разобраться, о чём.

Бабушки нашли совместные садоводческие и цветоводческие темы. Жаловались на вредителей. Жилю было сложно перевести некоторые слова, например, «медведка», но это не мешало донести главный смысл диалога.

Я любовался Татьяной, она тоже смотрела на меня, мы улыбались друг другу, забывая обо всех окружающих. После бани её очарование только усилилось. Она сидела за столом напротив меня, распаренная, розовощёкая, притягательная, красивая. Я не мог не мечтать поскорее уединиться с ней.

В-общем, все пообщались, рассказали о себе, что хотели, как настоящие родственники. В результате, дед Виталий желал всем бон нуар, а дед Жак спокойной ночи, не забыв выпить несколько раз на посошок. Бабушка Мари записала кучу рецептов консервирования от бабушки Нины с помощью моей мамы. Мне с Татьяной отец рассказывал про африканский быт, про его непростую работу в прошлом, про нищету аборигенов, про нескончаемые революции и перевороты.

Наконец, все угомонились и начали расходиться по номерам.

Придя в номер, Татьяна села в кресло со словами:

– Интересные французы! Ведут себя попросту. Приятные люди. А йошкар-олинские – просто классные!

– Кстати, я наполовину француз.

– Что будем делать, Леон?

– В каком смысле? – переспросил я, приближаясь к ней.

– Как кровать будем делить?

Она была хороша. Домашняя, ненакрашенная после бани, Татьяна выглядела прекрасно, от неё веяло каким-то теплом и уютом. Так захотелось к ней под крылышко. Я подсел на подлокотник её кресла. От следующего моего движения она оказалась у меня в объятьях, сидя на моих коленях. Поцелуй был пылким и нескончаемым, который продолжился тут же в кровати. Я уже целовал её плечи и грудь, всё больше раскрывая банный халат на ней. Мною владела страсть и нежность. Чувствуя взаимность и некоторую дрожь в её теле, не мог остановить в себе желания, мной владела любовь к этому очаровательному созданию. Мы превратились в одно целое, когда нет чужой руки или ноги, всё было родным и желанным, одновременно бились сердца в общем дыхании на двоих. Лишь на секунду она вскрикнула, глянула мне в глаза с некоторым испугом, затем улыбнулась, расставшись с девственностью. Мы были на седьмом небе. Я был счастлив. Во мне жила любовь, неведомая до сих пор. Душу просто распирало в моей груди от счастья.

Утром все это заметили. Мы светились!

Папа сказал маме:

– Похоже, что Леон уговорил Татьяну поехать в Марсель.

– По-моему он её вообще уговорил.

Во время завтрака Таня сидела у меня на коленях, я кормил её с вилки, а она меня, мы чудили и хохотали неуёмно, не обращая внимания ни на кого. Нам не было стыдно. Нашим существованием правила любовь.

– Дело пахнет керосином, – заметил дед Виталий.

– Уи, лямур, – подтвердил дед Жак.

– Сэ трэ бьен! – одобрила бабушка Мари.

– Наконец-то! – обрадовалась бабушка Нина.

Одевшись потеплее, мы сбежали от них во двор развести огонь в мангале, чтобы жарить шашлык. Кто-то за ночь поставил ёлку посредине площадки. Как малые дети, мы резвились, бегая вокруг неё, бросая друг в друга снег, валяясь в сугробах, не заметив даже, что вся наша компания построилась на крыльце. Они наблюдали за нами некоторое время, а потом присоединились, устроив снежное побоище, хоровод, валяние в снегу. Дед Виталий в какой-то момент сбежал, вскоре вернувшись с бутылочкой водки и солёными огурцами на подносе. Первым делом он позвал деда Жака:

– Эй, корефан, ком муа!

– Уи, лё момен!

– Осейту, – набрался французского языка йошкар-олинец.

– Мерси, Виталий, – усевшись на ступеньку крыльца, поблагодарил Жак.

Выпили, запели «Эх, мороз-мороз, не морозь меня!» Как у них это получалось? Неизвестно.

Жиль совсем загонял маму. Та, вся в снегу, счастливая упала в сугроб, не желая подниматься. Папа попытался помочь ей встать, но она уронила его на себя. Теперь они валялись вместе, хохоча, как дети.

Бабушка Мари взяла под руку бабушку Нину, и они пошли прогуляться, активно разговаривая и жестикулируя. Какой язык они использовали для общения, было загадкой.

К моменту готовности шашлыка, аппетит у всех был отменным. Лучшие куски я отдавал Татьяне.

Смех, шутки, радость, счастье, снег, ёлка, парящее жареное мясо, свежий воздух, зимняя красота, любовь, идиллия…

Подошёл метрдотель.

– Добрый день, приятного аппетита! – обратился он к нам.

– Присоединяйтесь! – предложила мама.

– Спасибо большое, я по другому поводу. На лыжах хотите покататься, пока светло?

– С удовольствием! – отозвался Жиль.

– Тогда подходите к лыжному складу в главном корпусе.

– Спасибо, обязательно подойдём.

– А вечером каток откроется, вчера залили.

– Это замечательно! – восторгался Жиль.

Кажется, он совсем забыл о своей болезни. Слава Богу.

Никто не отказался от возможности покататься по лесу на лыжах.

– Дед, а ты куда? – заволновалась бабушка Нина.

– А ты что? Не пойдёшь?

– Куда там, сердце не выдержит!

– Да хрен с ним, с сердцем, лишь бы здоровье было!

– Конечно, где его взять-то?