Сорок один мертвый

– Ох, беда какая! – Причитала подруга.

– А у Ленки все куры подохли, напасть какая-то. И у Севрены куры, и у Прокловой, у Свирюхиных,у Кровняков, у Алексея Михайловича лошадь сдохла, у Лопатина свиньи. Я тебе говорю, по всему селу так, страшно жить, каждое утро в страхе просыпаюсь, что у нас что-то случилось. И главное никто не знает что оно такое.

Саша вылез их постели и протер заспанные глаза. Тайком, чтобы мама не заметила, он оделся и вышел из дома, вскочил на велосипед и помчался к мосту, где в это время должны были играть дети. Дорога спускалась вниз и еще издали он рассмотрел несколько велосипедов, сваленных вместе. Подъехав к мосту, он на ходу спрыгнул со своего, тот врезался в кучу других и звякнув замер среди них. Саша со всех ног бросился под мост, по утоптанной тропинке, среди высоких лопухов. А там уже вовсю шел морской бой. Мальчишки делились на две команды по обе стороны реки и кидали камни к берегу так, чтобы брызги от них окатывали противника на другой стороне. Камни брались из самой реки, во время тридцатисекундного перемирия в начале игры, после этого их приходилось доставать из воды, рискуя, что возле тебя приземлится здоровенный валун и окатит тебя холодной водой с ног до головы.

– Саня за нас! – Закричали в одной команде при виде спешащего Саши. Тот подскочил к куче камней, спрятанных за колонной моста, схватил один побольше и быстро швырнул камень к другому берегу. Он поднял много брызг, но никого не зацепил, а Саша уже бежал за колонну, прячась от летящего в воду возле него камня. Крики и всплески продолжались до самого обеда и кончились когда гул копыт, стучащих сверху по асфальту, наполнил прохладное пространство под мостом. Стадо коров возвращалось с утреннего выпаса и мальчикам нужно было провожать его, чтобы отогнать свою корову домой. Довольные и промокшие до ниточки они поднимались из-под моста. Все почти ушли, когда один из мальчиков закричал, показывая на воду.

– Смотрите, рыба дохлая!

И в самом деле, откуда-то выше по течению плыла огромная вереница мертвой рыбы, в основном щук и вьюнов. Все плыли кверху животами, бесчисленное множество.

– Ничего себе! – Протянул кто-то из ребят.

Саша увидел среди мертвых рыб странного разноцветного вьюнка, размером с ладошку. Он был невероятно красивым и переливался всеми цветами радуги. Это было красиво и вместе с тем почему-то Саше стало не по себе. Вьюнок подплыл прямо к нему и руки сами потянулись к рыбке, как будто живя своей жизнью. Саша присел на колени у воды, прямо в жидкую грязь и потянулся руками к рыбке. Все в мире прекратило свое существование и не было больше ничего, кроме этой рыбки для Саши, он будто слышал зов, призывающий его поймать е?. А она подплыла прямо к нему, словно сама этого хотела. Радуга плясала на ее боках и Саша как в трансе тянулся к ней, и в нем боролись между собой восторг и ужас. Он не мог понять откуда у него эти чувства и не мог остановиться. Его руки почти коснулись воды и ему вдруг захотелось заорать от ужаса, жуткого страха, поднявшегося из самых кишок, ужасного черного кошмара, удушающего и застилающего глаза тьмой. Его разум заполонили картинки с истекающими кровью коровами и свиньями, раздираемыми на куски здоровенной булькающей и сочащейся желтой янтарной слизью с кривых зубов, насаженных в тупоносой акульей голове, только без глаз, с одним только раскрывающимся как у питона ртом, таким большим, что Саша мог бы влезть туда целиком.ОН СЛЫШАЛКАК ТЫСЯЧИ ЖИВОТНЫХ КРИЧАТ В АГОНИИ!

И вдруг мощная струя холодной воды окатила его с ног до головы. Большой камень приземлился в реку прямо возле Саши, обдав того фонтаном брызг.

– В десяточку! – Закричал один из ребят, что кинул камень, пока Саша зазевался. И зашелся смехом. – Как я его пацаны!

Саша отряхнул голову и посмотрел в реку, рыбки не было. Чувство ужаса пропало без следа, Саша уже не мог сказать, было ли оно на самом деле или он его придумал.

Когда он ехал домой, то непонятное чувство радости распирало его изнутри. Он катился позади стада и всё вокруг было таким ярким и красочным, как никогда в жизни. Рощи и луга дышали сочной зеленью, птицы наполняли воздух пением, всё было потрясающе!

Когда он открыл ворота, чтобы корова зашла во двор, из кухни выбежала мама в слезах и кинулась обнимать сына.

– Родной мой, хороший. – Она покрывала поцелуями его лицо, капая на него слезами. Потом прижала к себе крепко-крепко. – Работала в саду, и тут сердце как обручом сдавило – с Сашкой что-то случилось! Я в дом, а тебя нет! Паразит!

Мама сдавила его в объятиях и беззвучно всхлипывала. Саша зарылся к ней в грудь и расплакался непонятными слезами облегчения.

Долгие недели он просыпался среди ночи на грани крика, рвущегося из его рта. Но сон, так напугавший его, таял как утренний туман и он не мог его вспомнить. Потом пришла осень со школой и тупоносая акулья голова с раззявленной пастью совсем прекратила будить его по ночам.

Пятый мертвый

Снег кружил в свете фонаря и опускался на карниз джазового бара. Внутри пела худощавая женщина, голосом, который никак нельзя было представить в таком хрупком теле. Труба и тромбон тихо играли, она покачивалась в такт музыке и прикрывала глаза. Людей в баре было мало и атмосфера была расслабленная. Голос певицы растекался в сигаретном дыме, обволакивая посетителей грустным облаком. Все в ней сочилось тоской, то как она пела, как прикасалась к микрофону и прикрывала глаза, грустные морщины в уголках глаз и губ. Грусть-грусть-грусть, только грусть была в ней. Простецкое бордовое платье обтягивало ее тощую фигуру. Когда кончилась песня, она поклонилась и под аплодисменты сошла к бару, где ей налили бокал и подожгли сигарету. Она пригубила вина и глубоко затянулась, держа сигарету в длинных тонких пальцах.

– Вы красиво поете.

Она обернулась. Рядом с ней сидел молодой юноша, лет двадцати.

– Спасибо, милый. Тебе понравилось?

– Очень. Можно вас угостить?

Певица засмеялась и потрясла рукой с бокалом.

– Здесь вся выпивка для меня бесплатна.

– О, и правда. – Покраснел юноша.

Женщина улыбнулась.

– Но можешь все равно угостить. – Струйка дыма затуманивала ее усталые глаза. – Старую кошку спирт не убьет.

– Вы вовсе не старая! – Выкрикнул юноша.

– Ты даже не представляешь, насколько я стара. Нет никого старее меня, к сожалению. – Певица горько улыбнулась и выпила.

– Что вы такое говорите?! – Юноша набрался мужества и выпалил. – Вы прекрасны!

– Спасибо, ты очень мил. – Певица погладила юношу по щеке. – Но я на самом деле стара как мир.

Не успел юноша открыть и рта, чтобы возразить, как рядом с певицей на стул рухнул какой-то тип и схватил ее за руку.

– Станцуем? Давай станцуем. – Лыбился он ей прямо в лицо. – Ну че ты?

– Отпустите мою руку. – Спокойно сказала певица.

– А что будет, если не отпущу? А? – Он хотел еще что-то сказать, но подскочивший бармен выдернул его из-за стойки и поволок к выходу.

Она размяла руку и допила вино.

– Одни уроды повсюду. – Сказал юноша провожая взглядом бармена.

– Ну хоть что-то интересное случилось в этой серой тоске. – Она вздохнула и затушила сигарету. – Пора мне.

– Тогда я вас провожу!

– Какой бойкий. Ну хорошо. Пока! – Помахала она рукой музыкантам.

Они шли молча по заснеженной улице. Он попробовал обнять ее за талию, но она убрала его руку и взяла его под локоток. Метель заметала улицы и в снегу оставались глубокие одинокие следы. У ее подъезда он попробовал поцеловать ее, но она отстранилась и только улыбнулась.

– Рано тебе еще до моего поцелуя. – Сказала она и провела рукой по его щеке. – Доброй ночи.

Он стоял и смотрел, как она уходит в дом, а потом разглядывал окна, стараясь угадать, где она живет. Он блуждал взглядом по дому и в одном из них вроде шевельнулась занавеска и вдруг мелькнуло что-то белое, как кость или череп, он не успел разобрать.

Юноша глуповато улыбаясь пошел дальше по улице, кутаясь в куртку, с глазами блестящими как первый снег.

А в это время в баре, потерянном в переулках, забулдыга, схвативший певицу за руку, вдруг вскочил и уставился на свою кисть.

– Холодно! – Он тряс рукой, растирал ее и кричал все громче. – Холодно!

На глазах всех очевидцев руку стала чернеть и обугливаться, как полено брошенное в огонь.

– Как холодно! – Прокричал мужчина и схватился за сердце. Его лицо исказила гримаса невыносимой муки и из уголков глаз выступили капельки крови. Колени подогнулись и безжизненное тело рухнуло на пол бара. Обугленная кисть подрагивала в луже разлитого бренди.

Ветер на улице завывал все сильнее, кружа снег в холодном танце.

Шестой мертвый