Советско-Вьетнамский роман

– Как пропала? У нас люди не пропадают!

– Исчезла. Я спрашивала отца, а он велел мне молчать и сказал, что она пропала.

Некоторое время они шли молча. Впереди показались Никитские ворота.

– Все. – Светлана остановилась. – Не провожайте меня дальше.

– Почему? Я вас обидел?

– Нет. Но только идите домой, к маме. Я на вас не обиделась, вы мне нравитесь, но дальше нельзя.

– А можно… – внутри у Васи все замерло, – можно нам еще раз встретиться?

– Вы же уезжаете.

– Я еще неделю здесь буду. И потом я буду вам писать. Можно?

– Нет! – вскрикнула Света и отшатнулась.

– Почему? А хотите, я вас сам найду? Вы уйдете, а я вас все равно найду?

– Не надо. Можете завтра меня после института встретить. У нас семинары в три часа закончатся. Ждите меня у памятника Ломоносову.

– Да, конечно, буду ждать! – Вася улыбался. Для того чтобы отбыть на место службы полностью счастливым, ему не хватало самой малости – девушки, которой он мог бы писать и фотографию которой мог поставить на тумбочку. В училище он так ни с кем и не познакомился по причине природной робости. Да и время в основном проходило в мужском коллективе, а увольнения и танцы в клубе были редки. В увольнениях же Кашечкин, что греха таить, не за девушками бегал, а в кино и за мороженым. А вот теперь девушка нашлась, да еще какая!

– Все. До свидания. – Светлана повернулась и пошла на Никитскую.

Кашечкин сделал было шаг ей вслед, но она обернулась и строго сказала:

– До завтра. Не смейте идти дальше.

И пошла, весело цокая каблучками по асфальту.

***

На следующий день, с самого утра, как только отчим и соседи ушли на работу, Кашечкин начал приготовления. Он выдвинул на середину кухни два стола – свой и дяди Сережи, поставил на газ большую кастрюлю с водой и начал стирку и глажку. Застелив оба стола байковым одеялом, он выудил из чемодана чистую, но немного помявшуюся белую парадную рубашку, сбрызнул ее водой и начал ловко охаживать утюгом. Мать, подперев щеку, сидела на крашеном табурете рядом и с нежностью смотрела на него.

– Большой ты у меня стал, ловкий! – Мать встала и потянулась к утюгу. – Дай лучше я поглажу.

– Что ты, мамочка, не надо! – Кашечкин нежно обнял ее за плечи, поцеловал и усадил обратно на табурет. – Я сам все сделаю.

– Вот бы отец порадовался, – голос матери дрогнул. – Давай я тебе хоть чайку сделаю!

– Мамочка, милая, не хлопочи. Я сам теперь за тобой ухаживать буду. Вот отглажу все и в магазин схожу, за продуктами.

Мать улыбнулась.

– Вижу я, в какой магазин собрался. На свидание небось идешь.

Кашечкин молча кивнул.

– Иди, иди, – ласково заговорила мать. – Главное, чтобы хорошая девушка была, а не вертихвостка какая!

– Она, мамочка, очень хорошая! Она мне писать будет.

– Правильно, пусть пишет. Знаешь что? – Мать перешла на заговорщицкий шепот, глаза ее стали хитрыми, и она поманила его к себе. Кашечкин отставил утюг и наклонился.

– Ты на ней женись! – шепнула мать.

– Что ты, мама! – Василий выпрямился. – Мы только день и знакомы.

– Если она москвичка, женись непременно. Соскучилась я по детишкам маленьким, соскучилась. А тут вы ребеночка родите, я его нянчить буду…

– Мама! – не выдержал Вася. – Я же уезжаю!

– Ну и что? Комнатка-то у нее в Москве есть?

– Она с отцом живет, на площади Восстания!

– О! Это в высотке? Значит, большая шишка ее отец, большая. Женись на ней, Васенька, непременно. Она с тобой поедет, я здесь ребеночка нянчить буду. Не век же тебе одному.

– Да. – Василий задумался. – Я бы с удовольствием на ней женился. Но знакомы мы еще мало.

– А ты иди, иди! – всполошилась мать. – Иди, не опаздывай. Девушки этого не любят! Поговори с ней, поцелуй. Сюда приведи, в гости, чтобы и я посмотреть на нее могла.

– Постараюсь привести, – Вася расплылся в улыбке. – Мы погуляем, а потом к тебе придем.

– Да, да, – кивала мать, – конечно! И цветочки ей купить не забудь.

***

Ровно в три часа Василий в обнимку с маленьким букетиком белых цветов важно дефилировал под липами вокруг памятника Ломоносову, вызывая косые насмешливые взгляды студентов и неподдельный интерес студенток, сидевших с книгами и конспектами в сквере. Их страшно интересовало, кого же встречает этот красивый молодой лейтенант. Но прошло десять минут, пятнадцать, полчаса, а лейтенант все так же ходил возле памятника, теребя букет в руках. Место и время встречи, по мнению студентов, были неудачными.

Внезапно к Кашечкину подошел высокий студент с небольшой аккуратной бородкой, сильно противоречившей институтской морали. Одет он был не вызывающе, но как-то так, что сразу выделялся среди других.

– Василий? – бородатый ткнул толстым пальцем Кашечкину в живот.

– Да. – Кашечкин отстранился.

– Ну тогда давай пять. – Бородатый протянул ему пухлую ладонь. – Паша.

– Василий Кашечкин. – Кашечкин пожал мягкие пальцы.

– Ждешь? – Паша попытался подцепить пальцем букет, но Кашечкин поспешно спрятал его за спину.

– Значит, ждешь. Светка просила передать, что задерживается.

– У нее семинары продлили?