Вибрирующая реальность. роман

– Я могу задать еще вопрос? – обрадовавшись, что угодил шефу, спросил Гриша.

– Сколько угодно.

– А почему они обратились именно к нам?

– Резонный вопрос. Видишь ли, Григорий, я думаю не только к нам, а в такие же шарашки, как и наша.

– А почему?

– А почему не в кремль ты хотел спросить? – съязвил шеф – во-первых, все должно быть строго конфиденциально, то есть секретно. Во-вторых. А, во-вторых, может и не быть. Если что-то пойдет не так, нашу фирму и ее сотрудников ликвидируют, для тупых объясню понятнее, пустят на колбасу.

– На какую колбасу? – недопонял Гриша.

– На ливерную, Гвоздев, на ливерную. Или же на шаурму, ел шаурму?

– Ел – утвердительно пробормотал Григорий.

– Вот – с видом знатока произнес шеф – это только идиоты думают, что там собачатина. Виски будешь?

Гриша кивнул головой. Шеф налил два стакана, взял один и сделал небольшой глоток.

– Мы еще можем отказаться. Но скажу тебе, друг ты мой сердечный, от таких предложений не отказываются.

Гриша залпом опустошил стакан, занюхал рукавом и выдохнул.

– Сильная собака, самогон напоминает, мать гнала. А за что же на колбасу-то?

– Ей-богу, Гриша, ты недоразвитый, а еще менеджер. Ни за что просто так. Вдруг ты чего-нибудь прессе ляпнешь. Слышал про охоту на людей?

– Нет, по видику, как-то очень дано смотрел фильм америкосовский.

– То-то и оно, что тут не фильм, в Подмосковных лесах, знать развлекается. Пускают двух, трех человек, а затем идут следом, травят собаками, из ружья стреляют, а потом ножом добивают, обычно голову отрезают. Затем фотосессия с фуршетом и все такое.

– А из этих, на которых они охотились, впрочем об этом я уже говорил.

Шеф задумался, прикусил, затем пожевал нижнюю губу и продолжил пугать Григория.

– По началу бомжей гоняли, на вокзале приглядят подходящий экземпляр, нальют ему водки, посадят в машину и загород, в лес. Только в бомжах интереса мало, они за жизнь не борются, насрать им на это, убьют и что с того, как овцы. Поэтому вариант с бомжами в скором времени потерял свою привлекательность. Стали брать обычных людей.

– Брать – удивился Гриша – где брать?

– Не тупи, где-где, в Караганде, на улице где же еще.

– Шеф, а ты не боишься, что нас могут после того, как все закончится, так же собаками затравить и на вертел.

Шеф налил еще виски.

– Я не исключаю подобную возможность.

Он выпил залпом и уселся в кресло.

– Что мы им можем предложить? – лоб шефа, словно земля в засуху, покрылся трещинами.

– Не знаю – развел руками Гриша.

– Ладно, время еще есть. Дальний путь начинается с первого шага. Найди двух хмырей и нужно будет составить контракт, но, так что бы он их ни отпугнул. На все про все у нас неделя.

– Метро «Алтуфьево», конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны – захрипел динамик.

Гриша открыл глаза, народ не спеша выходил из вагона. Гвоздев поднялся и присоединился к вялой, безликой массе, устало возвращающейся после трудового рабочего дня, домой. На улице было темно, горели фонари. Гриша закурил, и не дождавшись маршрутки, направился в сторону съемной квартиры. Бывшая хозяйка квартиры, ветхая старушонка лет семидесяти, души не чаяла в Григории. Она доживала свой век на другом конце города и по причине старости и постоянных болезней никогда не ездила в сдаваемую квартиру. Гриша сам приезжал к бабульке раз в неделю. Он приносил ей продукты, покупал хлеб, молоко, макароны, крупы, сосиски, в общем, все то, что заказывала старушка. Раз в месяц Гриша исправно платил за квартиру. Бабушка так полюбила Гвоздева, что частенько поговаривала о том, будто оставит ему в наследство ту жилплощадь, в которой он сейчас проживает. Гриша прекрасно понимал, что этого никогда не будет и не питал на сей счет никаких иллюзий. У бабушки было слишком много родственников. Двое сыновей, две дочери и у каждого, в свою очередь, имелись взрослые дети.

«Пока живу, – говорил себе Гриша – а там посмотрим».

Вскоре старушка умерла. Гвоздеву по телефону сообщила сей прискорбный факт внучка хозяйки, жившая последний год в квартире бабушки. Гриша видел эту молодую статную особу раза два и то со спины. Девушка всегда удалялась в свою комнату, как только менеджер переступал порог их квартиры.

Гриша надел черную рубашку и свой единственный темно-синий костюм в полоску, в котором он ходил на работу. В магазине купил бутылку водки и поехал в последний раз к старушке на квартиру. Дверь была открыта, Гриша вошел, тайком, чтобы никто не видел, неумело перекрестился и прошел в зал. Бабушка лежала в гробу, на голове ее была черная ленточка с какими-то буквами, в изголовье горели свечи, зеркало было занавешено тряпкой, шторы задернуты. В комнате было очень душно, стоял мерзкий, спертый запах. Гриша вытер рукой слезу и вышел в подъезд на площадку. Там тусовался народ, курил и очень эмоционально обсуждал наследство. Хотя Гриша никогда не видел этих людей, нетрудно было догадаться, что перед ним стояли родственники покойной. Он достал сигарету и закурил. Ему ни с кем не хотелось говорить, было противно даже стоять на одной площадке с этими людьми, еще не похоронившими тело, а уже принявшимися грызться между собой за лакомый кусочек бабушкиного наследства.

Гриша поднялся на пять ступенек повыше и присел на лесенку.

– А вы кто? – спросил его обрюзгший мужик с красными не здорово блестящими глазами.

– Квартиросъемщик – сухо произнес Гвоздев и выпустил облако табачного дыма.

Родственники вдруг сразу замолчали, а затем по одному зашли в квартиру. Быть может, им стало стыдно, что пять лет, этот, неведомый никому из них, менеджер ухаживал за их матерью, носил ей продукты, варил обеды, подолгу сидел, слушая истории из ее жизни, а они даже не удосужились познакомиться с ним.

Гриша достал бутылку, половину выпил из горлышка, оставшуюся водку тут же вылил на обшарпанный бетонный пол и поехал домой. Спустя неделю он узнал, что бабушка оставила завещание, увы, о Грише в нем не было ни строчки. Квартира по наследству перешла старшему сыну старушки. Мужик он оказался сговорчивый и покладистый. Гриша остался жить в той же квартире и цена за аренду осталась прежней, словно ничего и не изменилось. Однако иногда вечерами Гриша, смотря телевизор и, попивая пивко, вспоминал, как он ехал на край города, бегал по магазинам, а потом долго сидел у бабушки, слушая ее нескончаемые рассказы о житье-бытье.

Она поведала ему, как оставшись без отца и матери, подалась, совсем еще зеленой девчонкой, в Первопрестольную. Устроилась на комбинат ткачихой, жила в общежитии, где порой не было ни отопления, ни воды, а тараканов было так много что приходилось вытряхивать их из постели перед тем, как лечь спать. Крысы, словно домашние животные разгуливали, где вздумается. Рассказывала, как познакомилась с будущим мужем. Работал он водителем на легковом автомобиле, по тем временам большая редкость, возил какого-то начальника из кремля. Вспоминала, как первый раз ездила со своим Павликом, на его роскошной машине по ночной Москве, как вышла замуж, родила детей, всех поставила на ноги, дала образование. И еще многое, многое другое поведала старушка Грише о своей нелегкой жизни. Из этих рассказов Гриша, был заочно знаком практически со всеми родственниками бабульки. Он знал, что средняя дочь сделала аборт, по причине весьма обыденной – ее бросил молодой сержант, отказавшись жениться, и то, что младший сын пять раз лечился от алкоголизма, и о том, что внука посадили в тюрьму за распространение и употребление наркотиков и много иных семейных тайн.

Гриша пришел домой, включил телевизор, достал из холодильника бутылку пива и удобно устроился в кресле.

Зазвонил телефон, Гвоздев дернулся от неожиданности.

– Черт, забыл.

Звонок был от начальника.

– Ало, шеф. Да, вот только вышел – солгал менеджер – да, нашел. Не знаю. Скользкие они какие-то, не особо на бабло ведутся, хотя, я думаю поднажать и расколются. Да, да, договорились на завтра, в два в офисе. А что делать, им официоза нужно, их не устраивает в кафе. Ну да, договорились. Угу, угу, угу. Пока. Гриша нажал на кнопку телефона и положил трубку на журнальный столик, достал сигарету и закурил.

Глава 5

Вазян проснулся часов в десять утра, болела голова, и во рту было отвратительно сухо и кисло. Он пальцами потрогал покрытый корочкой язык. Поднялся и пошел на кухню. Жены уже не было, она ушла на работу, заперев дверь на ключ. Вазян достал из холодильника бутылку минеральной воды и стал жадно пить, прямо из горлышка. Затем достал из аптечки таблетку от головной боли, положил ее на язык и запил водой. На столе Вазян обнаружил записку.

«Арнольд, нам нужно серьезно поговорить. Надеюсь, вечером ты будешь дома.

Лена».

Больше всего в жизни Вазян не любил разговоров, которые происходят между мужем и женой. Это вечное выяснение отношений, кто прав, кто виноват. Он всем сердцем ненавидел все эти семейные склоки и дрязги, которые возникают, по его мнению, на пустом месте, из ничего. Не так сказал, не то сделал и после этого, как из искры пламя, вспыхивает такой скандал, после которого молчание и взаимные обиды, длятся неделю, а то и больше. Всякий раз, как только начинались подобные ссоры и склоки, Вазян готов был взорваться, как бомба, наговорить кучу гадостей, аргументами усиленными криком подавить врага. Он заводился с пол-оборота и ничего с собой поделать не мог. А уже после корил себя и терзал раскаяниями в своем горячечном поступке, по несколько раз прокручивая в голове сложившуюся ситуацию. Все это было последствием двух неудачных браков, психика Вазяна серьезно пострадала от них.