Вибрирующая реальность. роман

– И что мы молчим, Арнольд Шварцвазян?

Арнольд вытер ладонью мокрое от слез лицо.

– Я не знаю что сказать.

Сержант, открутил колпачок с шариковой ручки, достал стержень и принялся ковырять им в ухе.

– Где и кем вы работаете?

– Учусь в аспирантуре. Я искусствовед – пробормотал Вазян в нос.

– Искусствовед – загоготал сержант – сделай мне минет.

Вазян молчал, слезы куда-то пропали сами собой, лишь соленые разводы от них слегка пощипывали раскрасневшиеся щеки. Арнольду был ненавистен этот кабинет, мерзкий сержант с бульдожьей рожей, и даже молодой вихрастый милиционер, который по большому счету ничего плохого Вазяну не сделал. И, напротив, тот пьяненький мужичонка, которому Вазян заехал в ухо вдруг предстал перед ним в ином свете. Арнольду стало жалко этого уставшего, раздавленного жизнью и вечными проблемами рабочего человека. «Ведь по большому счету он не виноват – думал Вазян – он выбрал себе профессию по душе и отдается ей без остатка, пашет, как папа Карло, а получает гроши. Что же ему человеку труда делать, куда податься, нужно кормить семью, поставить на ноги детей, да просто получать за свой труд, и жить не думая о том, откуда завтра брать деньги сыну на завтраки. Чтобы хоть раз в своей жизни он смог с семьей съездить в Турцию или Египет. Наболело у человека, вот он и высказал, а то, что я встретился на его пути, бывает. Прости меня мужик» – мысленно покаялся Вазян, смотря в пол.

Арнольд родился в обычном провинциальном городке. В его биографии не было чего-то необычного, все, как у большинства российских граждан, детсад, школа, отец алкоголик, мать на трех работах, друзья, первая сигарета в 13 лет, первая рюмка вина в 14, первый секс в 16. Отучившись 11 классов, Вазян решил поступать в институт, но провалился. И самое обидное в этом было то, что первые два устных экзамена он сдал на отлично. Непреодолимым барьером для него стало сочинение. Вазян, как и девяносто процентов абитуриентов, писал на свободную тему. Он марал бумагу размашисто, легко и вдохновенно, мысли, буквы, фразы вылетали из него, как патроны из автомата Калашникова. Когда его мама пришла в институт подавать апелляцию, преподаватель лишь развел руками и предоставил ей самой прочесть сочинение сына. На двадцать четвертой грамматической ошибке она сдалась.

– Извините – досадливо сказал экзаменатор – вашему сыну было достаточно написать на троечку, но, увы, этого не произошло. Мама Арнольда покачала головой, вздохнула и вышла из комнаты. Осенью Вазян устроился дворником. «Поколение дворников и сторожей» – напевал он, всякий раз махая метлой, утром и вечером. В свободное время читал книги, готовился к новому штурму непокоренной вершины. Но и на следующий год результат был тем же, хотя сочинение он написал на тройку, проходной балл был уже выше, чем в предыдущем году. Мама Вазяна, видя его склонности к гуманитарным наукам и тягу к всякого рода писанине, в это время он стал писать стихи и коротенькие рассказики, устроила его на работу корреспондентом, в небольшую сельскую газетенку. Большое село – районный центр, где располагалась редакция газеты, находилось километров в десяти от города и Вазяну приходилось каждый день ездить на автобусе туда и обратно. Это слегка утомляло будущего искусствоведа, несмотря на сложности, новая работа и сотрудники редакции ему пришлись по душе. Арнольду выдали фотоаппарат, с которым он шатался по селу, фотографируя то облезлых собак, то покосившиеся заборы, а то и просто лепешки, оставленные крупным рогатым скотом на дороге. Фотокорреспондента из него не получилось и ему, скрепя сердце, доверили написать небольшую заметку о вновь открывшемся кафе в здании кинотеатра. Вазян взял блокнот, ручку и отправился в кинотеатр. Приветливая хозяйка кафе, встретила его радушно, напоила чаем и весело, задорно и очень эмоционально осветила эту тему. Статейка получилась скорее рекламного характера, нежели зарисовки на тему общепита, однако, она привлекла внимание главного редактора. Он сухо похвалил молодого сотрудника и послал его на ферму, за репортажем о путях повышения молочной продукции и эффективности молочного скота. Вазян тяжко вздохнул и отправился на ферму. Дальнейшие его газетные опусы вращались вокруг сельскохозяйственной темы: удои, привес свиней на откорме (взрослых и молодняка), приплод КРС, расширение курятников до яйцефермы и производство яиц в промышленных масштабах, фермер на селе проблемы и решения. Проработав там до весны, летом Вазян вновь подал документы на поступление в институт. На этот раз это был факультет журналистики. Статьи про коров и сельские угодья, очерки о проблемах села, предоставленные им на творческий конкурс, были довольно низко оценены приемной комиссией. И, хотя все экзамены он сдал без троек, благодаря собственной матери, договорившейся с преподавателями, это не помогло, ему не хватило одного балла и все из-за коровок.

Несколько лет физического труда и душевного отчаяния, чуть не сделали из него алкоголика. Скучная, унылая жизнь провинциального городка все больше и больше тяготила молодого человека. Ему хотелось стать знаменитым, богатым, общаться с поэтами, писателями, музыкантами, художниками, вращаться в высших кругах элиты. Он запоем глотал книги, пил водку и плакал. От тоски и одиночества, за два дня перед своим очередным днем рождения Вазян вскрыл себе вены. Попытка суицида не удалась и Арнольд твердо решил изменить свою жизнь, перебравшись в Москву.

В столицу он поехал под предлогом поступать в вуз. Мать всплакнула украдкой, но что уж тут поделаешь если сын все решил. Она хоть и не верила в успешный конец предприятия, втайне надеясь, что ее любимый Арно поживет месяц-другой в Москве и вернется в родные пенаты, благословила его и отправила с Богом поступать.

Всем на удивление и себе в том числе, Вазян поступил с первого раза. Хотя отделение было заочное, но это даже вышло на руку Арнольду, ведь в Москве нужно было где-то жить, что-то есть, а родственников поблизости не было. Вазян устроился на работу все тем же дворником, затем грузчиком, а после продавцом книг. Окончив вуз, Арнольд поступил в аспирантуру, где к этому времени и учился.

«Я люблю этот город – думал Вазян, сидя на жестком стуле и смотря в пол – он не всех принимает в свой лагерь. Многие приезжают покорять его, но бесследно канут в Лету, растворяясь в асфальтовом болоте этого города, иные едут, чтобы заработать много денег, они возвращаются домой с пустыми карманами, другие собираются учиться, у каждого своя цель.

Но как бы там ни было, далеко не все приезжающие остаются здесь жить. А я остался, я живу в этом городе, люблю этот город. Нет, ни за скверы, улицы и фонтаны, а за то чувство свободы, которого нет ни в одном провинциальном городишке. Я чувствую себя свободно, иду по улице курю сигарету и понимаю, что никому во всем этом огромном мире нет дела до меня, а мне до них, вечно снующих, бегущих, спешащих, кричащих, гудящих, деловых людей. Каждый живет, как умеет. Одно плохо, жить так, как хочется не получается. И, вообще, можно ли у нас в стране жить, как ты хочешь? Вот возьмут эти милиционеры и забьют насмерть своими дубинами и насрать им на то, что я хочу. Или завтра объявят очередной дефолт, кризис, перестройку и кому какое дело, чего хотят люди. Живите так, как можете, а не можете – то и не живите. Уж всяко лучше, чем так, как этот урод, всю жизнь ныть, пошел бы да повесился, все равно в Бога не верит».

– Ладно – рявкнул Сержант – откатай ему пальчики для картотеки и поступай как знаешь.

– А что с тем? – спросил Петя, кивнув головой на дверь.

– Того в клетку давай, завтра с утра разберемся. Чего у нас там по маньякам, проанализируй, потом доложишь.

Сержант поднял трубку телефона и набрал номер. Долго молчал, нервно ковыряя пальцем стол, затем дернулся, словно от разряда статического электричества и заговорил.

– Привет. Да. Да. Да. Все. Ну сказал же все. Да. Да. Скоро буду, купить чего? Хорошо. Да. Да. Хорошо. Хорошо куплю. Ладно. И это тоже куплю. Да. Не забуду. Все, все выезжаю – раздраженно крикнул он и со всей силы хлопнул трубкой о телефон.

– Так и хочется порой забрать ее в участок и так отхуярить, чтобы… Ладно, все, рули тут, до завтра.

Сержант ушел. Петя снял у Вазяна отпечатки пальцев и отпустил его. Домой Арнольд добрался уже поздно ночью, не раздеваясь, лег на диван, включил телевизор и тут же провалился в сон.

Глава 3

Самсон вернулся домой без приключений. По дороге в ларьке купил бутылку пива. Жена встретила его на пороге. Молча, взглянула на бутылку пива в руке Самсона и удалилась на кухню. Врач направился за ней. На кухонном столе его ожидал дымящийся борщ со сметаной, салат из помидоров и огурцов, заправленный майонезом и тонко порезанный хлеб. Штиц сел на свое привычное место, легким движением руки открыл бутылку и сделал глоток. Жена достала из кухонного шкафа пивную кружку и ничего не говоря, поставила ее на стол перед Самсоном. Он, словно не замечая ни жену, ни ее заботу, отхлебнул еще пару раз из бутылки.

– Говно какое, как они его пьют?

Штиц отодвинул бутылку и принялся есть суп.

– Ты влюбился, что ли? – сухо спросила жена.

– Очень вкусный суп – проигнорировал вопрос Самсон, разламывая кусок хлеба пополам – только соли маловато.

Вика подвинула ему солонку.

– Посоли.

Самсон оторвался от супа и посмотрел на свою жену.

– Нет, Викуся, не влюбился. Тут такое дело, предложили иностранцев развлекать.

– Это как?

Вика присела напротив мужа, оперлась щекой о руку и как-то недобро взглянула на него.

– Они хотят русской экзотики, я как врач должен смотреть, что бы они, неровен час, ни зажмурились, от передоза матрешками.

– Чего сделали?

– Не сдохли чтобы. В общем, долго объяснять, да и не поймешь ты все равно.

– Чего это вдруг? – обиделась Вика.

– А того, что я и сам толком ничего не понимаю.

– Это на постоянку или так халтурка? – заинтересованно спросила Вика.

Самсон пожал плечами.

– Не знаю, пока халтура, а там видно будет. Что-то типа испытательного срока – съязвил Самсон.

– И сколько обещают? – не унималась Вика.

– Чего сколько? – Самсон еще хлебнул пива.

– Денег сколько?

– Вот дерьмо.

Он встал и вылил содержимое бутылки в раковину, пустую тару кинул в мусорное ведро. Достал из шкафа рюмку, вынул из холодильника блестящую металлическую фляжку со спиртом, налил, выпил и закусил борщом.

– Очень много – пробубнил Штиц, жуя хлеб – очень много.

– Ну что, миллион баксов, что ли? Очень много – передразнила его Вика.

– Нет, конечно, не миллион, но сумма приличная, даже очень. Нужно контракт подписать.