Космос Крым. Повести

Счастье не вернется к нам,
Как бумеранг, бьющий по голове каждого,
Кто запускает его в пространство —
По-видимому, в отместку
За нарушение покоя. Счастье не возвращается,
Ибо оно недостаточно криво, чтобы летать
По кругу. Но и для смерти
Этот маленький космос слишком груб.
Соль не сходит с губ
Омываемого приливом берега. Ангел
Бродит босиком по пляжу,
Всматриваясь в даль. Ночь
Медленно перетекает с неба
В море.
6
Седина полыни
Серебрится около дома,
Где жил поэт. Тёмная волна
Памяти опьянена неизбывно
Горечью песка, песчинок человеческих,
Пересыпающихся на побережье
Жизни моей. На побережье,
На границе счастья
И пустыни человеческой,
Как и тысячелетия назад,
Возвышается ночь.
Ночь – собор всей твари,
Ночь – единение прошлого и настоящего,
Ночь воспоминаний,

Чаша,
До конца мною испитая.

М-да. Стихи, найденные в постели, как правило, интереснее найденных в архиве. Жалко только, что я их нашел, а не Яну. Что ж, такова сексуальная ориентация многих поэтов – любить стихи и спать с книжками. А я – ещё и библиотекарь. Что уж тут поделаешь…

День четвёртый. Страшный Суд

На следующий день с утра начался семинар авангардной поэзии. Жюри выглядело очень внушительно: седовласый Андрей Фрицман величественно возвышался на костылях в центре расколдобленного ремонтом волошинского дворика и озирал окрестности орлиным взором, поэтесса Лиля Хафизова – красивая, в длинной юбке с разрезом, в шляпке с вуалью – сидела на стуле, закинув ногу на ногу, и меланхолично помахивала в воздухе дымящейся длинной сигареткой в руке, облаченной в прозрачную перчатку по локоть, а рядом дремал знаменитый литературовед Павел Альтинский, пьяный вдрабодан. Жюри старалось не привлекать к нему внимания. Впрочем, этот человек оставаться в тени не мог.

Перед обсуждением текстов Альтинский глубокомысленно заявил, растягивая слова и болтая головой в воздухе: «Я счастлив… что вы… все… здесь. А меня… здесь… нет. Я… на небе. И с удвово..воль… ствие мотве-ве-чу на ваши во..вопросы. Ик!»

Тут он дернул рукой, закрыл глаза и заснул.

Фрицман прокомментировал: «Вы видите этого человека? Вообще-то это выдающийся критик. Он большой мыслитель. Вот он какой». Впрочем, это и так было понятно.

Атмосфера благоприятствовала поэзии. Оплевание… то есть – обсуждение стихов проходило быстро, профессионально. Мои стихи разобрали тогда, когда Альтинский окончательно утратил над собой контроль, – разобрали нервно и хорошо. Я даже прямо на обсуждении экспромты выдал:

Итоговый отчет Союза писателей мира за последние 500 лет

В чём главная беда
Современного писателя?
Он пишет так много,
Что ему катастрофически не хватает бумаги
И читателей

Талант и земельный вопрос

(крик души)

Добрые люди и писатели,
Объясните,
Зачем нам даются таланты,
Если их даже зарыть негде?

Поэт о себе

Я – человек чмокнутый:
Когда я родился,
Господь поцеловал меня в темечко,
Чтобы я стал поэтом,
И – сразу стукнул,
Чтобы я не гордился.

После обсуждения меня попросили оставить стихи для публикации. Я направился к Дому писателя с сотрудницей музея, которая должна была перебросить тексты с моей флешки на свою. Неожиданно вдалеке показалась зловещая темная шатающаяся фигура… Она удалялась куда-то в голубые дали за городом… Забыв обо всем, сотрудница Дома Поэта побежала за ней. При этом у музейщицы зазвонил телефон, и я услышал, как она кричит в трубку: «Лиля? А? У тебя в музее скандал? Там Альтинский пьяный? А у меня Махнов трезвый, это похуже! Он убредет, куда Макар телят не гонял, а мне потом отвечать!»

Оказывается, Махнов – глава прозаического жюри фестиваля – «главенствовал» на конкурсе под присмотром двух нянечек, которые следили, как бы он не оказался на улице один, ибо именитый писатель не умел ориентироваться в пространстве и мог заблудиться, оставшись без контроля. К сожалению, именно это и произошло. Знаменитый писатель сбежал от присмотра и убрел куда-то в горы. Его нашли через несколько часов, но в работе фестиваля он уже не мог принимать участие. Хорошо, что хоть документы все подписал…

Погода благоприятствовала поэзии. Шагая домой по узким улочкам, мимо увитых диким виноградом стен деревянных домишек, я складывал в уме первое с прибытия в Крым рифмованное стихотворение.

Разноцветна листва над аллеей,
Небосвод бесконечно высок,
Солнце в небе, как персик, алеет,
И течёт нежный солнечный сок.

Осень царствует в листьев расцветке,
По-осеннему плачут ручьи,
И державное яблоко с ветки
Упадает в ладони мои.

Скоро счастье, уставшее плакать,
Отразится, как в речке, в судьбе,
И мелькнет чьё-то белое платье
Меж теней на осенней тропе.

И, небес вековой собеседник,
Я забуду всё прежнее зло.
Я пойму: просто Август-наследник
Нам последнее дарит тепло.