Космос Крым. Повести

Давно метелью замело,
Но где-то в мире есть тепло —
Там, где тебя не ждут.

Всё кончилось, – любовь, тоска, —
Но бьётся жилка у виска,
А цель, как прежде, далека.
В дому твоём темно.
Открой окно, вдохни простор, —
Ты с небом начинаешь спор,
А на столе, судьбе в укор,
Не хлеб и не вино.

Что было, то навек прошло.
Зло и добро, добро и зло
Влекут то в холод, то в тепло,
И вечна их печать.
И ветром ночи дышит грудь,
Но ты всё ждешь кого-нибудь,
Чтоб дверь пошире распахнуть
И вместе путь начать.

К себе ты строг. И вот – итог
Теперь ты одинок, как Бог.
Но всё ж ты смог из вечных строк
Создать звучащий храм.
Но вдруг волненье стиснет грудь:
Твоей души коснулся чуть
Тот, кто последний вечный путь
Указывает нам.

Даша быстро уснула. Мне же не спалось, и я – в одной лёгкой рубашке под дождем – пошел гулять по ночному городу.

Я иду по широкому проспекту. Веет легким ветром с Невы. Холодок чувствуется. Время от времени я повожу озябшими плечами. Ощущение холода только обостряет у меня чувство неподдельности происходящего… За ночь я прохожу полгорода, ни разу не заблудившись: я знал все петербургские маршруты ещё в Омске, по книгам, по фотографиям. Иногда от холода и волнения тело охватывает мелкая дрожь. Мне холодно, значит, я существую… Значит, это все – не мираж!

Утро встречаю у дома Пушкина на Мойке. Рядом с квартирой, где умер Пушкин, находится пивная «Пушка» и отель «Пушка-Инн». Снуют автомобили. Гуляют туристы. Звучит гортанная французская речь.

Я прохожу во внутренний двор дома на Мойке. Там ещё царит спокойствие и безмятежность северного утра. Из-под серых камней, по которым ходил Пушкин, пробивается зеленая травка. Двери музея закрыты. Посетителей ещё нет.

В утренней тишине я подхожу к памятнику Пушкину.

Преклоняю колени.

Молюсь на памятник:

Вот, стою перед тобой и молюсь:
Услышь меня, Солнце наше, слово русское.
Прости нам грехи наши,
ибо не ведаем мы, что творим.
Велики грехи наши,но не от злобы,
а по слепоте только совершены они.
Прости нам, Солнце, что не видим тебя.
Прости, как и мы прощаем должниками нашим.

Отвечает мне только тишина.

………………………………………………………………………………………………

Помолившись Пушкину, с чувством исполненного долга я иду в соседнее корейское кафе – «Шилла».

Хозяйка – кореянка, судя по всему, недавно поселившаяся в России – подходит ко мне, спрашивает:

– Визасранч? Ви засранч?

С трудом понимаю, что это в её устах означает: «Бизнес ланч?» По-видимому, «великий и могучий» не всегда соизволит сразу покоряться иностранцам…

Заказываю «визасранч». Спокойно ем. Вдруг раздается звонок из отеля:

– Это господин Тузиков?

– Да.

– Вы должны немедленно расплатиться за вашу жену, иначе с вас будет взыскан штраф.

О Господи!… Откуда у меня могла появиться жена?

Срочно хватаю на улице такси и мчусь в гостиницу. Там выясняется, что Дашенька в мое отсутствие проснулась, проголодалась и, представившись моей женой, позавтракала в ресторане «Пауланер» при отеле и прошла полный курс спа-процедур – за мой счет.

Я отдаю почти все полученные от нефтяного магната деньги сотруднице отеля, лепечущей: «Дарья Анатольевна, какой у вас муж заботливый, все для вас, ничего для себя!» Даша поддакивает: «Да, он у меня такой».

– Ну что, теперь твоя душенька довольна? – иронически спрашиваю я.

– Нет, лапочка, – серьезно отвечает Даша. – Я хочу ещё мяса Вагью отведать.

Оказывается, ей кто-то в гостинице рассказал, что неподалеку в фешенебельном ресторане готовят такое австралийское деликатесное блюдо. Я беспрекословно веду Дашу в ресторан, заказываю блюдо и выхожу – якобы к ближайшему орешнику… т.е. банкомату – за деньгами. Оказавшись на свободе, сажусь в первый попавшийся автобус и еду, куда глаза глядят. У меня в кармане – Дашин паспорт, деньги, билеты на самолет.

Ездил я по городу часа три, пока не стемнело. Вернувшись в ресторан, обнаружил Дашу неподвижно сидящей над тарелкой с драгоценным стейком. «Андрюша, я мясо сохранила для тебя», – пролепетала она, увидев меня.

Я спокойно расплатился с официантом, демонстративно выбросил деликатесный стейк в мусорное ведро и под ручку увел Дашу из ресторана к машине, готовой отвезти нас в аэропорт.

Всю дорогу домой никто из нас не сомкнул глаз и не сказал ни слова.

Зато у меня написались стихи – о возвращении домой, конечно.

* * *

Это время настанет, – настанет, поверь, —
Постучишься ты в дом, позабытый в скитаньях,
И откроют старинную грубую дверь
Руки матери, старые, в тёплом сиянье.