Судьба попугая

Поднявшись после того, как тарелка стала совсем пустой, за исключением железных снарядных осколков, вытащенных из мяса, народный контролер пошел искать полковника Иващукина.

Вместе с сытостью пришло к Добрынину желание работать, и работать немедленно.

Иващукина нашел в его комнате-кабинете. Полковник сидел за столом, углубившись в книгу.

Добрынин кашлянул, привлекая внимание.

– А-а! – Иващукин поднял глаза на народного контролера. – Как самочувствие? Проспался?

– Да, в общем-то…

– А позавтракать?

– Спасибо, я уже… Я думаю, надо работать ехать…

– А куда теперь? – поинтересовался полковник.

Добрынин пожал плечами.

– Главное, чтобы было что проверять… может, завод какой или фабрика?

– Ну, этого тут поблизости нету… – Иващукин задумался на минутку, и вдруг его осенило: – Слушай, а давай заготовку пушнины проверишь?

– Давай! – согласился Добрынин.

– Отлично! – улыбнулся командир части. – Поедешь в Бокайгол, там и радиостанция есть, радист Петров сидит. Если что – можешь через него с нами связаться.

– А как я туда доеду?

– Ну, брат, что мы тебя не отвезем, что ли, – развел руками полковник. – А танк у нас для чего?

Добрынин окончательно успокоился.

– Давай я тебе на карте покажу! – сказал, поднимаясь из-за стола, Иващукин.

Карта висела на стене.

– Вот, смотри, здесь мы! – Иващукин ткнул толстым пальцем в красную точку, вокруг которой разливалось сплошное салатное пятно. – А вот тут Бокайгол!

Добрынин, следивший за пальцем полковника, удивился расстоянию, но промолчал.

– Ближе только Хулайба, но ты уже там был! – развел руками Иващукин.

Народный контролер кивнул.

Через полчаса заправленный под завязку танк стоял перед входом в домик-штаб. Рядом с боевой машиной переступал с ноги на ногу солдатик-танкист.

Урку-емец сердечно прощался с военными друзьями. Даже прапорщик, самый угрюмый и нелюдимый среди местных военных, и тот пришел обнять Дмитрия Ваплахова.

Добрынин зашел в комнату-казарму забрать свой вещмешок.

Вышел во двор. Глотнул морозного воздуха и потопал к танку, на ходу застегивая подаренный Иващукиным кожух.

Подошли туда и полковник с двумя солдатами, несшими ящик бутылок питьевого спирта.

– Че это? – спросил Добрынин.

– Это Дмитрия хозяйство! – ответил полковник. – Это он честно в карты выиграл! Пригодится в дороге!

Прощание было кратким.

Затащив ящик бутылок в танк, солдаты выбрались наружу, потом в люк спустился Ваплахов, Добрынин и солдаттанкист. Загудела тяжелая машина и поехала, оставив позади военный городок и его обитателей.

Первое время ехали молча. Урку-емец пребывал в грустном настроении – видимо, не хотелось ему покидать военный городок и новых друзей.

Добрынин думал о громадности Родины. О том, что сердце Родины Москва – намного теплее далекого Севера. Вскоре ему надоело молчать и, вытащив из вещмешка мандат на имя Ваплахова, он протянул документ Дмитрию.

Дмитрий, прочитав свой мандат, просиял.

– Я теперь тоже русским могу быть?!

– Почему? – Добрынин удивился.

– Ну раз я – помощник русского человека Добрынина, то я могу тоже русским быть?! – повторил свой невнятный полувопрос-полуутверждение урку-емец.

– Зачем тебе русским быть? Ты же урку-емец!

Слова народного контролера дошли до Дмитрия, и он задумался.

Танк ехал по давно прорубленной в тайге просеке-дороге, оставляя за собой на снегу две полосы гусеничных следов.

Добрынину захотелось пить – после вчерашнего застолья в горле была такая сушь, что предложи сейчас кто-нибудь народному контролеру литр компота – за раз выпил бы, одним глотком!

– Что-нибудь выпить есть тут? – наклонившись поближе к танкисту, спросил Добрынин.

– А-а? – переспросил солдат, не разобрав в гулком шуме едущего танка слова народного контролера.

– Пить! Пить! – повторил Добрынин и показал обернувшемуся танкисту свой открытый рот, добавив смысла жестом правой руки.

Танкист показал на ящик питьевого спирта.

– Нет! – крикнул Добрынин. – Другое! Вода есть?

Танкист отрицательно замотал головой.

Вздохнув тяжело, Добрынин вытащил из ящика одну бутылку. Открыл, приложился и тут же, после первого глотка, скривил лицо до неузнаваемости из-за отвратности вкуса этого напитка.

Танк вдруг остановился, и стало тихо.